Денис Коваленко - Татуированные макароны

1. деньги;

2. друзья, они же собутыльники, отца;

3. сын.

Для матери этого было вполне достаточно. За все 17 лет их совместной жизни у них в доме ни разу не собирались гости. Мать ходила к подругам в гости сама и одна, а знакомых отца она на дух не переносила — этих «слесаришек», как она их называла. К друзьям сына мать также относилась с подозрением, к тому же, куда их было приводить? Словом, проблему с гостями мать решила давно и бесповоротно. Хороший повод для нее появлялся, если отец возвращался домой под шофе. Поздний приход сына также давал повод; еще больший — если сын совсем не приходил ночевать. Но даже если и отец, и сын возвращались домой вовремя, и первый оказывался трезвый, то и здесь мать не сдавалась — денег ей уж не хватало обязательно! Словом, поводы для очередной ругани всегда были у нее под языком.

Но, что крайне удивляло Мусю, так то, что мать из дома, на его только памяти, уходила раз восемь, отец же ни разу. Последнее поражало Мусю, пожалуй, больше всего.

Раздевшись и включив лампу, Муся завел будильник и лег на кровать. За перегородкой, уже при включенном звуке телевизора, мать жестоко отчитывала отца; тот пока только огрызался.

Обняв котенка, Муся предупредил его:

— Можешь не волноваться, сейчас она доведет его до ручки, он треснет пару раз ей по лбу, она заревет, убежит в ванную, он за ней, там они, наверняка благополучно, под шум воды сольются в экстазе, и до утра все успокоится… Ну, и как мне тебя назвать?.. Знаешь, давай я назову тебя Мусей, и будешь ты моим вторым «я». В любом случае, Муся — имя универсальное, можно сказать, бесполое, так что, в обиде ты не останешься. — В ответ, прижавшись к нему, котенок лишь заурчал, подставив Мусе свой пушистый животик.

— Ну, и договорились. Тогда будем спать.

Выключив лампу, Муся нежно обнял котенка и, убаюканный его мирным урчанием, заснул.

В эту ночь ему приснилось много снов; странные, калейдоскопом они сменяли друг друга; каждый сон вроде бы и не имел ничего общего с предыдущим, но, не будь предыдущего сна, не случилось бы следующего. И, что любопытно, все сны, как один, были символичными и до нестерпимого цветными. Цвет иной раз достигал такой яркости и насыщенности, что просто резал глаза и заставлял проснуться. Каждый раз, просыпаясь, Муся щупал, здесь ли котенок, и, всякий раз, слыша его мирное урчание и ощущая теплую мягкую шерстку, гладил его, прижимая к лицу, терся своим носом о его пушистую спинку и, обняв котенка, умиротворенно засыпал.

За ночь поднялся он всего лишь один раз, ему снилось, что он пьет воду, но никак не может напиться; мучимый жаждой, он поднялся с кровати, ласково погладил спящего котенка, вышел на кухню и, напившись, вернулся в кровать; прижав к себе урчащего во сне котенка, теперь окончательно успокоившись, уснул.

Из глубины неторопливо и ненавязчиво снова стали выплывать различные образы, узнать их Муся, как ни старался, не мог, они мягко обволакивали его, словно подготавливая его к чему-то значительному, словно говоря ему: «Подожди; не торопись, сейчас все станет тебе ясно, ты только устройся поудобнее, и сеанс начнется. Ждут только тебя». Мягкое тепло нежно, точно ластящийся котенок, льнуло со всех сторон к Мусе, гладило ему лицо, руки и успокоительно урчало. Доверившись этому урчанию, Муся словно утонул в нем… Вдруг все исчезло; разлетелось миллионами шумных волнистых попугайчиков. Словно салют, вырвавшийся из глубины самого Муси, попугайчики цветными искрами разлетелись по залу, и в какой-то миг их стало так много, что ничего уже не видел перед собой Муся, только огромное живое месиво, всеми цветами мелькающее перед ним; попугайчики давили друг друга, били крыльями, царапали клювами, сменяясь многоцветными стекляшками калейдоскопа.

— А где котенок, где мой котенок? — в ужасе Муся стал разгребать эту разноцветную трясину; ужас дополнялся удивлением: руки не касались попугайчиков… да и не было их уже. Руки свободно проходили сквозь цветной туман бестельных желто-сине-зеленых играющих пятен.

— Где мой котенок?! — задыхаясь от тяжелого цветного воздуха, закричал Муся, но крик его растворялся в этом воздухе, смешивался с ним, отчего воздух становился тяжелее и удушливее… Вдруг все исчезло, точно вода, спущенная из бассейна, а в самом дальнем углу этого странного места, прижавшись к стене, мирно сидела женщина. Мусе очень захотелось разглядеть ее поближе, он всматривался, напрягал зрение, но никак не мог разглядеть ее лица.

— Я должен подойти и увидеть ее; она должна знать, где мой котенок. Иначе, зачем она здесь.

Сделав первый шаг, Муся замер. Новый страх охватил его; нога ступила на что-то хрустящее и, до странного, знакомое. Переборов страх, Муся сделал шаг, хруст повторился, боясь взглянуть вниз, Муся, хрустя каждым шагом, быстро зашагал к женщине; женщина, все так же прислонившись к стене, сидела без движения; но она была не мертва, Муся чувствовал это, и в тоже время она не замечала, что к ней кто-то подходит.

«Может, она спит?» — эта мысль успокоила Мусю; но, как он ни вглядывался, узнать женщину он не мог. Словно ее заволокло дымкой. И правда, он стал чувствовать, что цветной туман возвращается.

«Надо успеть дойти до нее, пока она опять не исчезла в тумане… Но что же это за хруст?» — пересилив себя, он взглянул под ноги.

«Это же высохшие цветы. Я иду по сухим умершим цветам», — только он осознал это, цветы взлетели искрами вверх и колючим шелестящим дождем осыпали Мусю, не давая дальше сделать ему ни единого шага.

«Я запутался… Где она? Где эта женщина?» Цветы все падали и падали, Муся только успевал уворачиваться от них, закрывая лицо от колких сухих листьев и стеблей.

— Отдайте мне моего котенка! — возопил он. — Отдайте мне его!!!

— А-ха-ха-ха! А-ха-ха!!! — дикий злой смех оглушил его; смех рвался отовсюду, словно сами цветы смеялись над ним, кололи, царапали ему лицо и смеялись, заставляя его беситься и чувствовать свою беспомощность.

— Отдайте мне его! — не в силах терпеть это, ревел Муся. — Я не хочу, что бы вы смеялись! Заткните свои пасти!!!

Смех тут же смолк. Белая пустота окружила Мусю. Не было пола, потолка, стены, не было ничего.

— Ага! Заткнулись! — злорадно воскликнул Муся. — Вы никто, ничто; я сильнее вас. Вы ничего не можете мне сделать! — От его крика пустота вновь пришла в движение. Уже беспрепятственно, легко отталкиваясь от цветного плывущего тумана, он двинулся с места. Нужно было найти женщину. Во что бы то ни стало. Только он подумал это, как женщина сама возникла перед ним.

— Я знала, что ты захочешь меня найти, — произнесла она детским, наивным голоском и нежно коснулась пальчиками его лица.

— Снежана?!

— Снегом стать, белым снегом стать, — продолжая трогать его лицо, ласково пропела она. — Тебе нужен твой котенок? Он в тебе. Его глазами ты смотришь на меня… Ты убил его.