Денис Коваленко - Татуированные макароны

Когда Муся подошел к салону, возле входа уже тусовались человек пятнадцать. Поздоровавшись с некоторыми, Муся и пришедшие с ним подростки примкнули к одной из компаний. Пьяный, уставший, Муся никак не поддерживал разговор, улыбался иногда, соглашался и только.

С разных сторон доносилось:

— Слышь, ты, Антон , ты че перебиваешь, когда старшие разговоры разговаривают? — говорил подросток лет пятнадцати своему двенадцатилетнему товарищу.

— Я не Антон, — огрызался тот, — сам ты антон.

— Ты кого это Антоном назвал? Сосок!

— Да, ладно, Андрюх, остынь, — осаживал его другой подросток и обращался к тому, которого сначала назвали «антоном» и после «соском»:

— Киля, сбегай за пивом.

— А какое брать?

— Нашего баклажку возьми.

Взяв деньги, Киля бежал к киоску.

— Я, короче, вчера такую телку снял, — слышалось от другой компании, — короче, грудь, фигурка, все дела.

— Да ладно, «все дела». Да какая баба с тобой пойдет?

— Да я в натуре говорю.

— В натуре, у лягушки зеленый, у зебры полосатый, а у крокодила зубастый, ха-ха…

За Мусиной спиной компания, судя по голосам, человека в три, разговаривала не так громко и весело, но разговор заинтересовал Мусю. Он обернулся.

Трое, по виду его ровесники, показались ему знакомыми, голос одного из говоривших Муся точно узнал; и тема показалась очень знакомой.

— По ходу, тех уродов мы замочили; я сегодня утром был там, мимо проходил; так там уже, короче, цветочки, все дела, — негромко говорил один из подростков. Голос его звучал хрипло, даже скрипуче, Муся аж поморщился от его голоса. — Ты, Васек, класс, пацаном держался, — продолжал хрипой подросток, — круто ты его, я даже заценил…

— Да ладно, — ответил подросток, которого назвали Васьком, — главное, чтобы не замели… слышь, пацаны, давай-ка отойдем подальше, а то вон тот гусек, по ходу, нас сечет.

Под «гуськом» имелся в виду Муся, он и вправду внаглую повернул к компании голову, и явно их подслушивал. Слишком откровенно Муся стоял вполоборота к этой троице.

Искоса оценив Мусю, подростки отошли к тополю, растущему в шагах десяти от салона, слышать теперь, о чем они могли говорить, Муся не мог, слишком большое было расстояние.

— Ты знаешь их? — спросил Муся у одного из подростков из своей компании.

— Кого? — не понял подросток.

— Вон тех, которые сейчас возле тополя стоят.

— Нет. А что?

— Да так… ничего, показалось.

«Наверняка, они, — еще раз взглянув в сторону подростков, подумал Муся. — Сдать их, что ли. Ну, и сдам, а дальше, что дальше, что изменится? Ничего», — заключил он и решил не влезать не в свое дело. «Пусть они все друг друга перемочат, одна мразь убивает другую. И так должно быть. И чем быстрее они друг друга передушат, тем лучше. В этой стране по-другому не бывает. В этой стране все должно быть только так».

— Чего задумался, Ромик? — хлопнул Мусю по плечу, стоявший рядом с ним подросток.

— Все нормально, — зевнул Муся.

— Ты с кем пил-то? — вновь спросил подросток.

— С Абрамчиком и с Максом, — как-то даже лениво ответил ему Муся.

— Ромик, — вдруг вспомнил другой подросток, — все-таки колись, что там у вас с Никанычем? Я чего-то там краем уха слышал, а толком так ничего и не понял.

— Завтра в школе все поймешь, — неопределенно ответил ему Муся и дал понять, что дальше на эту тему он говорить не желает.

— А слышали? — обратился подросток ко всей компании. — У Никаныча, вон у Ромикова классного, сегодня туфли сперли и записку подкинули.

— А чего за записка?

— По поводу его пидорства.

— Прикольно, пацаны.

— Так ему и надо.

— А кто спер-то, не в курсе? — спросил Муся.

— Я слышал, что это Чича прикололся на спор. Он с пацанами на литр пива поспорил, что какую-нибудь подлянку Никанычу сделает… Прикольно получилось. Мне, чисто, поступок Чичи понравился. Молодец пацан.

— Ром, ну все-таки, что за история? — не отступал подросток.

— Обычная история, — ответил Муся, — играли в карты, он проиграл, написал расписку, что в трехдневный срок долг вернет, завтра будет третий день. Вот и все.

— Чего, на самом деле это все? — разочарованно протянул подросток.

— Это все — ответил ему Муся.

— А я слышал. Там вообще такое раздули… А сумма-то большая?

— Какая разница, какая сумма, — почти с досадой ответил ему Муся. — Ладно, пацаны, пойду я спать. — И, попрощавшись, Муся пошел прочь от салона.

— Чего-то Муся темнит, — недоверчиво произнес подросток.

— Да этого Мусю вообще не разберешь, мутный он какой-то…

— Что верно, то верно… Ну что, играть пойдем?

— Пойдем.

И вся компания вошла в двери салона. Троица у тополя все это время косо посматривавшая на Мусю, как только он отошел от компании и в одиночестве направился во дворы, двинулась за ним, выдерживая расстояние шагов в десять.

Муся, словно тянул его кто-то, завернул не в сторону своего дома, а в сторону интерната. Когда он выходил из двора, его окликнули. Место было как раз самое подходящее: справа глухая стена дома без окон, слева несколько гаражей, и ни одного прохожего.

— Эй, пацан, тормози, — окликнул Мусю хрипой подросток.

— Ага, щас , — чуть слышно отчеканил Муся, даже и не подумав остановиться, только руку правую в карман засунул.

Уже с год как он взял себе в привычку таскать с собой небольшую отвертку. Зажав ее сейчас между указательным и средним пальцем и крепко уперев рукоять в ладонь (получилось что-то вроде железного «когтя»), он резко ускорил шаг. Ускорили шаг и идущие за ним подростки. И, как только он прошел гаражи, тут же метнулся за один из них и, вытащив правую руку, вооруженную «когтем», занес ее для удара. Казалось, вся злоба его, вся ненависть, скопившиеся за весь день, сконцентрировались теперь в этом «когте»-отвертке.

Только из-за гаража выскочил первый подросток, Муся зверем бросился на него, всадив с силой в его голову отвертку. Охнув, подросток упал на колени, руки его взметнулись вверх и крестом обхватили голову. Подросток, точно кающийся грешник, стоял на коленях, закрывая руками голову.

Ничего теперь не видел перед собой Муся, только эти скрещенные на голове руки; и как швейная машина строчит ткань, так и Муся орудовал своим «когтем», вспахивая, уже изодранные в лоскуты, рукава кожаной куртки ошалевшего от боли подростка. Сильным был только первый удар, следующие удары падали быстро, но все, что они могли — только драть куртку, и кожу рук.

— Вы что ж делаете? Люди! Убивают!! Милиция!!! — крик бабки, по большому счету, больше спас Мусю, нежели жертву.

В пьяном угаре, в охватившей его ненависти, Муся совсем не замечал, что и его тоже били. Муся не нанес еще и третий удар, как двое подростков подскочили к нему и, в свою очередь, дубасили его руками и ногами по спине и голове, но то ли удары были не такими ощутимыми, то ли спьяну он не чувствовал их, но со стороны все выглядело так, будто трое били одного. Крики старухи (казалось, что кричала не одна старуха, а целый хор старух) отрезвили всех: двое отскочили от Муси, Муся отскочил от первого подростка, тот, все еще прикрывая руками голову, нетвердо петляя, точно курица с отрубленной головой, метнулся, спотыкаясь, обратно во двор.