Денис Коваленко - Татуированные макароны

Не говоря ни слова, Макс вышел.

Понурая, уперевшись в кресло, продолжала стоять. Высокая проститутка, с волевым и красивым лицом, тихо посмеиваясь, нагло села в кресло, где недавно сидел Макс, и, закинув ногу на ногу, манерно достала из лежащей на столе пачки сигарету, негромко, но все так же весело сказала понурой:

— Тамара, ха-ха, да сядь ты, чего стоишь, как памятник.

Понурая послушно села.

Макс, даже не вспомнив, что в квартире остался еще и Муся, вышел вон, с силой захлопнув за собой дверь.

Время было около девяти вечера.

Буквально в одно время, как Макс, зло хлопнув дверью, вышел из квартиры Абрамчика, из спальни, которую занимал Муся, раздались сдавленный крик, шлепки ударов, и следом в коридор выскочила голая, перепуганная до смерти проституточка; вслед вылетела скомканная ее одежда.

— Ой, девочки, девочки, — схватив одежду, и бросившись к высокой, с волевым лицом, проститутке взорвалась рыданиями:

— Ма-а-рина-а уйдем отсюдова-а, Ма-а-рина-а…

— Юля, что случилось? — теперь Марина уже не веселилась. Испуганная, она утешала Юлю, зарывшуюся в ее тело и вздрагивавшую хрупкими плечиками. Показался Муся, в брюках и в расстегнутой навыпуск рубахе. Ласково улыбнувшись в сторону ошарашенных проституток, он спокойно и очень убедительно произнес:

— Девочки, одевайтесь быстро и уходите. Отработали вы полчаса вместо положенного часа; денег у вас достаточно…

— Ты чего с ней сделал, мразь?..

— А вот этого не надо, — сразу отрезал Муся и прибавил так сладко: — Проблемы вам нужны?

— Это у тебя будут проблемы…

— Может, бандюгам хочешь сообщить, или в милицию звонок сделать? Телефон рядышком… Или мне позвонить, как ты считаешь? У вас ровно две минуты на сборы.

Уверенный тон Муси, его спокойствие охладили пыл проституток.

— Одеваемся, девочки, — Марина, а следом за ней и Абрамчик вышли в комнату.

Все еще всхлипывая, Юля быстро оделась; оделась и понурая Тамара. Оделась она так же быстро, и, видно, она напугана была не меньше Юли. Полностью одетые, они уже выходили из злополучной квартиры.

— Вы нам еще попадетесь, мелюзга… — выругавшись от души, проститутки, торопясь, сбежали по лестнице.

Приведя себя в порядок, Муся сидел в кресле, курил. Рядом в кресле притулился перепуганный Абрамчик. Случившееся сильно на него подействовало: Макс, проститутки, Муся — все произошедшее чудилось ему пьяным бредом. Осторожно, как бы снова чего не вышло, он поинтересовался:

— Рома, что случилось?

— А где Макс? — вопросом ответил Муся.

— Макс? А Макс… Макс ушел. Ему домой надо было, вот он и ушел.

— Я тоже пойду, — затушив сигарету, Муся поднялся и вышел в коридор. Следом Абрамчик.

— Ром, а что случилось-то?

— А-а, — широко зевнул Муся, — ничего-о-о, — зевнул он еще шире. — Ладно, бывай, — пожав руку Абрамчику, Муся вышел на лестничную площадку.

Проводя его взглядом, Абрамчик долго еще стоял возле двери, только когда хлопнула подъездная дверь, он закрыл свою. Вечеринки не получилось, деньги ушли впустую (между прочим, он проверил доллары, лежавшие в шкафу, все было на месте)… с Мусей ерунда какая-то вышла, с Максом совсем караул. Абрамчик накатил себе виски по самый ободок стакана, поднес ко рту и, прекрасно понимая, что если он сейчас сделает хоть глоток, его стошнит, припал к стакану губами; подержав виски во рту, глотать его он не решился, и тоненькой струйкой виски вернулось в стакан. С дурными мыслями, и с еще более дурными предчувствиями дошел он до своей комнаты, включил негромко запись Михаила Круга и лег в кровать… Здесь его и стошнило.

Муся выходил из подъезда дома, где жил Абрамчик, в самом что ни на есть гадком настроении, и последним штрихом в создании этого настроения стала проституточка Юля.

Зайдя в спальню и очутившись с ней наедине, Муся чувствовал себя как нельзя лучше. Увидев ее трогательную, хрупкую фигурку, сразу же забыл обо всем. Раздевшись, он упал на кровать и с кошачьим наслаждением наблюдал, как проституточка снимает с себя белье, аккуратно вешает его на стул. Сделав все это, она в ожидании замерла в шаге от кровати. Может ли так быть, чтобы проститутка любила свою работу?.. Но так, как повела себя она… казалось, что она, действительно любит свою работу.

Ласки были недолгими, и то, что проституточка так быстро возбудилась и так ясно давала это понять, удивило Мусю. Она стонала, закатывала глазки, влажно крутила пухленькими губками… но вдруг что-то заставило Мусю остановиться. «Играет», — ясно почувствовал он. И, поймав эту мысль, никак не мог от нее отделаться. «Ведь играет, наверняка, играет… вот актриска…» — теперь Муся прислушивался к каждой ее интонации, чем дальше она стонала и закатывала глазки, тем больше Муся убеждался в своей догадке, и тем тяжелее наливались его глаза, и губы плотнее сжимались. Юля поняла это по-своему.

— Ты такой дикий, — прошептала она нежно, — такой сильный… Мне больно, — мне так больно, ты такой сильный, — ритмично, в такт, тихо стонала она, мутно вглядываясь в Мусю.

Муся остановился и прямо уставился ей в лицо.

— Ну что же ты… Мне так больно… Ты такой…

— А так? — зло выдохнул Муся.

— Да… так — крепко обняв Мусю, простонала она.

«Да почему ей больно… чего она несет», — Муся вздрогнул, на секунду, на маленькую долю секунды он увидел лицо Снежаны… «Ах, тебе больно — ну, смотри». Но как бы дальше Муся ни старался, проституточка шептала одно и тоже, крепко прижимая его к себе и сама всеми силами помогала ему, ускоряя и так уже озверевшего в своем темпе Мусю. Ни о каком наслаждении Муся теперь не думал, ему по-настоящему захотелось сделать ей больно, но чем дальше продолжалась эта гонка, тем четче он понимал, что вся ярость его уходит в пустоту. Так он ей больно не сделает. Видя это, понимая это, слыша это уже невыносимое для него «мне больно», Муся дошел до отупения. Вскочив, он с размаху влепил ей пощечину.

— Ты чего, больно же! — вскрикнула она в испуге.

Ощерившись, Муся влепил ей вторую пощечину и вцепился ей руками в горло.

— А так больно?! — шептал он ей в самое ухо. — Так , надеюсь, тебе больно?!

Видя, что проституточка уже задыхается, Муся убрал руки. Отдышавшись, проституточка завизжала так, как только может визжать досмерти перепуганная женщина, и выскочила из спальни. Вдогонку Муся успел ей влепить хлесткий пинок; тут же он схватил со стула ее белье и, размахнувшись, швырнул его вслед.

Оставаться в спальне смысла не было, одевшись наскоро, он вышел. Злоба еще держала его, но, собравшись, он придал своей улыбке сладкий изгиб и, глубоко выдохнув, настроил свой голос на уверенно спокойную волну…

Очутившись на улице, Муся, неровно ступая по ступеням, спустился во двор. Сев на лавочку, он закинул голову и уставился в густое, затянутое облаками небо. «Может быть, дождь будет…» — подумал он и сладко потянулся. Поднявшись и все так же пошатываясь, он направился в глубь дворов. Пьяное пошатывание развеселило его, ему это даже стало нравиться, слегка пританцовывая, он вышел на небольшую улочку и, не задумываясь о маршруте, пошел, куда кривая выведет. Он чувствовал, что по-настоящему пьян. Ему нравилось это чувство, подобное он испытывал впервые, до этого все ограничивалось одной-двумя бутылками пива и легкой эйфорией. А вот так, чтобы напиться… такое с Мусей случилось впервые. Мысли отказывались его слушаться, они прыгали, суетились, этим очень забавляя его.