Денис Коваленко - Татуированные макароны

В кабинет вошли Никаныч и Миша.

— Вот, Коля, — забывшись, что здесь ученики, пригласила Марина Ивановна; она до того была ошарашена Ваниной речью, что даже ни разу не перебила его, и при детях обратилась к учителям по имени, чего раньше себе никогда не позволяла. — …И ты, Миша… Оба послушайте, очень интересно он рассказывает. Продолжай, Ваня.

— А что продолжать! Нечего продолжать! Все — гамовер! — Ваню вдруг сильно и отчетливо затрясло.

— Ненавижу вас всех! — завопил он во всю глотку. — Ненавижу!!!

Слезы брызнули из его глаз. Ничего не видя, ничего не понимая, кинулся он к двери и, рванув ее, выскочил из кабинета.

— Господи! — Марина Ивановна схватилась за сердце. — Держите его, убьет же себя!

Миша первый выскочил за Ваней, за Мишей следом — Никаныч и Муся.

Очутившись в ожившем с переменой коридоре, Ваня тараном пробился сквозь снующих туда-сюда учеников и, растолкав зазевавшихся на лестничной площадке девчонок, стремительно помчался вверх по лестнице.

— Держите его! — кричал выскочивший из приемной Миша. — Пацаны, держите его!

После многие удивлялись, откуда в щупленьком Ване взялось столько силы. Его хватали, держали, даже били. Ваня сумел вырваться ото всех. Как лосось на нерест, рвался он упорно вверх по лестнице. Вбежав на последний, четвертый этаж, преследуемый криком и топотом несущихся за ним учеников и учителей, он, ко всеобщему шоку, схватил Бог весть откуда взявшийся в коридоре стул, одиноко стоявший возле окна, размахнулся, выбил им оконное стекло и влез на подоконник.

Его успели схватить за ногу, но, развернувшись, Ваня с размаху влепил свободной ногой в лицо схватившего его старшеклассника и спиной вывалился из окна. Непонятно было, прыгнул он сам, вывалился, не удержав равновесие, или же его столкнули. Когда он вскочил на подоконник, возле него оказалось человек пять старшеклассников, и после поговаривали, что, когда Ваня ударил одного, другие, в мстительном азарте, сами столкнули Ваню.

Как бы то ни было, коридор замер. Визги, крики, преследовавшие Ваню до самого падения, как только он исчез в окне, исчезли вместе с ним. В оцепенении все замерли, словно в игре «море волнуется раз», даже подросток, сваленный на пол ударом Ваниного ботинка, замер, только оторвав плечи и голову от пола. И так же, как и в игре, по команде, вновь визги и крики содрогнули коридор: теперь в десять раз сильнее и истошнее, взрывной волной разнесшиеся по школе (казалось, визжала вся школа — каждый класс, каждая парта), резонансом прыгая по стенкам и потолку, влетая в стекла и падая на пол, объединясь в один обезумевший от страха визг.

Через минуту все окна школы, выходившие во двор, сотнями испуганных и сгорающих от звериного любопытства глаз смотрели на ничком раскинувшего крестом руки лежащего на асфальте Ваню. Страха ли больше было в этих смотревших сквозь стекла окон глазах или любопытства?.. Скорее, любопытства. Да и визг был на самом деле не таким оглушающим, это так на первый взгляд показалось, что визжала вся школа, в действительности все было гораздо скромнее. Большинство так вообще поначалу ничего не поняли, а когда поняли, то и смысла визжать уже не было. Завизжала всего-то пара-тройка девчонок, да пара-тройка преподавательниц, оказавшихся кстати, вскрикнули и за сердце схватились, но тем, кто оказался рядом с этими парами-тройками, и не могло показаться иначе, как то, что визжали не эти пары, тройки, а вся школа.

Впрочем, если бы Ваня не вывалился из окна, многие бы, скорее всего, разочаровались, а некоторые даже обиделись. А как по-другому? Кто был для большинства этот Ваня Мамкин? Большинство вовсе не подозревало о его существовании, большинство даже не знало, что упал именно этот Ваня Мамкин…

…Через четверть часа с вахты, из директорской, из учительской звонили, вызывали «скорую», милицию… преподавательница истории позвонила своей племяннице, работавшей в «Новостях» местной телекомпании, чтобы, как говорится, «из первых рук»… Возле Вани постепенно образовалось прочное кольцо. Уже через несколько минут кольцо стало таким плотным и густым, что многие спустившиеся было поближе посмотреть труп, раздосадованные, бежали обратно в школу, чтобы из окна смотреть на все творившееся; многие из тех, кто побежал вниз, а потом обратно наверх, нашли свои места у окон занятыми, к окнам было не подступиться; все окна, смотревшие во двор (Ваня лежал во дворе школы), были отворены, и давившие друг друга ученики, некоторые, недовольно матерясь, напрягали зрение, только бы поподробнее разглядеть: до мозгов Ваня себе череп раскроил или нет?

— Мозги видишь? Нет? — спрашивали друг у друга ученики.

— Нет, кровища одна.

— А я, кажись, вижу мозги.

— Где?

— Глянь! По ходу, и ребра выскочили.

— Где?!

— А чего он прыгнул-то?

— А черт его знает… По ходу, не до мозгов черепушка раскололась…

— Подойти бы поближе…

— Да, поближе виднее было бы…

Как ни чесалось некоторым крикнуть тем, кто поближе: есть ли мозги или нету, об этом школьники спросить стеснялись. Двое азартных поспорили на 10 рублей: есть мозги или нет? Двое других, услышав это, тоже поспорили, но на «мозги» спорить уже было не интересно, они поспорили, кто вперед приедет, менты или «скорая». К внутренней радости и показушной досаде обоих первым приехало телевидение. Спорщики пожали друг другу руки и решили остаться «при своих».

Из потрепанных «Жигулей», остановившихся при въезде во двор школы, выскочила молоденькая, худенькая, но очень решительная девушка, следом за ней показался молодой парень, вид его был не таким решительным и устремленным. Неторопливо он достал с заднего сиденья видеокамеру, микрофон и, подгоняемый нетерпеливым взглядом своей коллеги, с камерой в одной руке и с микрофоном в другой, неторопливо направился к толпе. При виде журналистов подростки оживились.

Пробравшись сквозь толпу к телу, девушка даже не поморщилась, стойко она перенесла вид окровавленного, лежащего на асфальте подростка.

— Так, мальчики, расступитесь, пропустите, — отодвинула она нескольких подростков и впустила в круг оператора. — Снимай сначала крупный план, кровь, затем меня на фоне трупа, я скажу пару слов, задам вопросы — и затем в школу: учителя, директор, общие планы… Все, работаем.

Действовала она быстро и решительно. Казалось, она готова была сунуть микрофон самому трупу и услышать его мнение по поводу случившегося, его отношение к этому. Выхватывая из круга подростков, она задавала четкие и прямые вопросы: кто выбросился, почему выбросился, не считаете ли вы, что это убийство, и, если убийство, то, на ваш взгляд, могло ли оно быть заказным, и прочее, и прочее.