Игорь Савельев - Ложь Гамлета

— Это «Гамлет»? Это кто тебе заказал?

— Это вы тоже прекрасно знаете.

— Это кто…

Дальше сам Баргамянц зашелся в таком сочном кашле, что мог дать фору олеговой пневмонии, это во-первых, а прервал свой спектакль — во-вторых.

В том, что это спектакль, Олег убедился, когда Баргамянц начал настойчиво ему куда-то показывать, и Олег, наконец, разглядел выставленное на полку фото — судя по тому, что оно было даже без рамки, реквизит заготовили только что. Вот не лень медиамагнату ломать комедию перед никем?.. Олег тупо рассматривал фоточку, сделанную, как видно по ролл-апу, несколько лет назад. Фон густо забрендирован «Олимпийским театром», владелец «Файла» разодет, как попугай — в какой-то не по-сочински теплый, разве что не вязаный пиджак, с уклоном в желтый, из кармана торчат фиолетовые очки. С ним рядом Коноевский. Усталая улыбка. Усталая светская хроника. И что? Она должна убедить Олега в великой дружбе? Заставить трепетать — ах, на кого же я замахнулся, или испытывать приступы паранойи — а кто же и почему?.. Олег был слишком стар для всей этой фигни. Линия защиты бабла была понятна, и подыгрывать старому попугаю, доказывая что-то, не хотелось. «Но Сергей Спартакович…» — «А кто такой Сергей Спартакович?» — плавали, знаем.

Разговор не получился, так что надо было прощаться.

Однако Баргамянц только входил в роль и уже подводил Олега к другой полке, где так же, без рамки, еле держалась при глиняной трубке другая фотография — с эксцентричным владельцем мобильных сетей. Ныне жителем Лондона. Судя по внешности того же Баргамянца, эта фотография была сделана сильно раньше, лет десять назад. Оба ее персонажа были безоблачно-счастливы, проживая эпоху травоядных, и еще сытую — это в те годы Шнур хрипел со сцены про «нефтяные сливки». И обнимались на снимке куда душевнее, чем в ледниковый период — и растеряв остатки волос — с модным режиссером Коноевским.

Это было еще забавнее, куда поворачивал разговор — может, и к увольнению.

— Вы еще и про «Временно недоступен» хотите поговорить? — вежливо осведомился Олег.

Этот фильм он делал несколько лет назад: олигарх тогда уже поспешно продал сотовую компанию цепким ребятам, выходцам из спецслужб, и, кажется, успел уже свалить в Англию, но формально не навсегда. По крайней мере, уголовных дел еще не было, так что для части совсем уж наивных зрителей разоблачения «Файла» были новостью. Впрочем, тогда их опередил даже Первый канал. Тем фильмом Олег был абсолютно не доволен. Получилось блекло, вторично со всех сторон. Впрочем, какая разница. И тогда-то было. Тем более — теперь.

Баргамянц проклокотал что-то патетическое, смысл которого сводился к тому, что вот, «человек в итоге потерял родину».

— Тут вам немножко изменяет память, потому что тогда вы лично курировали проект, — напомнил Олег иронично, с открытой улыбкой. Во-первых, он взял себе за правило не бояться начальства ни при каких обстоятельствах. Тут в этом смысле как на зоне — как себя поставишь. Ну а во-вторых. Некоторое время он уже готовил себя к тому, чтобы расстаться с «Файлом». Тоже важный московский закон. Быть готовым сразу соскочить, не оглядываясь.

Баргамянц возмутился.

— Человека, который это сделал, я выгнал с позором!

— Мы по-прежнему про «Временно недоступен» говорим?.. Просто уточнить. Этот человек — я.

— Его звали Андрей Александров.

— Карен Акопович, я за вас беспокоюсь, честное слово. Это был мой псевдоним, и вы это тоже прекрасно знаете…

Так уж дерзить, возможно, и не стоило, но, с другой стороны, весь этот цирк с конями начал утомлять. Про любовь к стариковской придури на «Файле» все прекрасно знали, когда-то Карен даже довел до истерики одну пафосную редакторшу, чью-то дочку или любовницу, тем, что делал вид, что не узнает ее, ну, всё это — «кто вы, как вы сюда попали, надо еще разобраться, кто вы». Но Олег совершенно не был настроен, чтобы эти фокусы отрабатывали на нем, размазанном, сейчас и по такой ничтожной, в общем, для Баргамянца сумме.

— Я чувствую, что мне придется с вами попрощаться.

— До свидания, Карен Акопович.

Ну вот и этот момент.

Олег кивнул, развернулся и пошел уже было — быстрее, пока не прозвучало что-нибудь типа «В принципе!», — но тут уперся взглядом в еще одну полку, где стояла фотография, очевидно, не для него предназначенная, а вообще. В старой-старой алюминиевой рамке. Высветилось лицо, тем спасло, как было, кстати, и с Шараповым в известной сцене.

Фотография черно-белая, темная, неудачная, видно — увеличенная с любительской. По крайней мере, неудачно получился Высоцкий: черный свитер полностью был поглощен фоном, и выходила такая отдельная голова на бархате фокусника. Голова, к тому же, чуть смазанная, но и тут было видно, как плохо выглядит герой: эти мешки под глазами, взгляд в сторону, замученность. Тени других страждущих тела. Нестарый Баргамянц вышел, напротив, четко, и было видно, что это восторг. Явно импортные очки в тончайшей оправе. Олег вдруг подумал, что никогда не интересовался — а что вообще владелец «Файла» делал в молодости. Откуда взялся. На их головы. Был ли тележурналистом. Или, там, фарцовщиком.

Он только из-за этого замер перед снимком, думал, что на секунду, но тут заметил — даже не боковым зрением — что Баргамянц видит. Идет.

Дальше Олег уже толсто подыграл, ну, это дело техники.

— Это тоже войдет в фильм… Если Гостелерадиофонд разрешит, — обронил он будто даже ворчливо.

Баргамянц встал рядом.

— Что?

— А то кто снес бы ложное величье правителей невежество вельмож всеобщее притворство невозможность излить себя всеобщую любовь и призрачность заслуг в глазах ничтожеств — когда так просто сводит все концы удар кинжала! — подчеркнуто-стерто зачитал Олег, как бы и подражая интонации Высоцкого (они так долго колдовали с этим кусочком на монтаже), но сбиваясь, скорее, на дыхание рэп-батлов.

И замер, понемногу торжествуя: он чувствовал, что попал. Можно было бы развить мысль — что настоящее собеседование было здесь и сейчас, а не когда галстук, но… Для этого надо было относиться ко всему слишком серьезно. И к увольнению с «Файла», и к обещанию уволить, которые старик раздавал, вообще-то, пачками, как пинки зазевавшимся крепостным.

— Это был 1978 год, — сказал старик. — Я тогда прилетел в командировку.

Значит, не фарцовщик.

— Вы даже дату запомнили…

— Ты лучше спроси, как я достал билет на Таганку.

Но Олег не стал спрашивать, он уже боролся с улыбкой победителя.

— Я подумаю, — заключил Баргамянц, и сделал жест: вали.

Выпав на улицу, где снова начал накрапывать дождь, и в ближайшей луже плавал неон ближайшего барбершопа, Олег понял, что сегодня надо выпить. Деньги вернулись. Но это ладно. Сначала остановило, что сейчас не с кем, потом — антибиотики, вспомненные; Олег чуть не матюгнулся вслух, потому что меньше всего хотелось — хмуро ехать сейчас на свою заброшенную окраину, толкаться в набитом метро, там — лечь на тахту, как побитая собака, и принимать таблетки по часам.