Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7

В поселке только одна асфальтированная улица в центре с двух- и трехэтажными оштукатуренными домами, а дальше — сплошь деревянные домики с трехскатными крышами, слуховыми оконцами на чердаке и резными наличниками, все удобства во дворе, сколько воды принесешь в дом, столько и вынесешь, баня раз в неделю, и после дождя непролазная грязь. Кусты сирени под окнами в палисаднике и неизменные розовые ромашки, львиный зев и петунии — летом сносно, а зимой, долгой бесконечной зимой средней полосы России, тоскливо, холодно и голодно.

К счастью Надиному или несчастью, в их поселок приехал по делам командировочным один майор, холостой.

Его познакомили с Надей, она ему приглянулась. И хотя старше он был на целых пятнадцать лет, и не любила Надя его, но пошла под венец — окружающие хором твердили: нельзя отказываться от своего счастья. Никто не сомневался, что выйти замуж за такого человека — большая удача.

Началась Надина жизнь в военном городке, в доме с паровым отоплением и керосинкой на общей кухне. Когда родившийся через год, как положено, сын подрос, Надя находит работу в детском саду, завхозом, учится в техникуме и со временем поднимется до заведующей детским садом.

И потихоньку облик она приобретет типичный для работницы детского сада и жены майора: крашенная блондинка с высокой прической и ярко-красной помадой.

Муж пил, но в меру и благодаря своей мере по служебной лестнице поднимался. Вот они уже в Подмосковье, в коммуналке. Сын Николай после школы в военное училище пошел, после училища на подводной лодке плавал. И не на простой, на атомной. Двадцать лет Надиной жизни промелькнули, как один день…

На лодке Коля и схватил дозу. Заболел лучевой болезнью, и пошла его жизнь по госпиталям. Года два болел — и лучше ему стало. Но за два года мучений, мыслей о близкой смерти нервы его сдали, и начал он по второму кругу лечиться, уже в психушке. Коля то узнает Надю, радуется и говорит разумно, а то дрожит весь, глаза дикие, пугается, шарахается от матери, как от врага…

Надя говорит, смотрит в окно, там солнце выглянуло из-за туч, но она продолжает рассказывать, и лицо ее, как застывшая маска, на которой не отражается ни трагедия рассказанного, ни радость прояснившего дня — ничего не отражается. Слова буднично вытекают из нее, как будто против воли, на пол возле мусоропровода, усыпанный сигаретными окурками.

«Я еду обратно на метро — мне от Кащенко далеко ехать, — еду и плачу, слезами обливаюсь, и просвета в жизни не вижу. И так, день за днем, еще два года пролетело. Мужа я похоронила, он ведь войну прошел, сказались ранения…

А с передачками в больницу я все ездила и ездила — не выпускали его, Колю моего, никак не отпускали в обычную жизнь.

И вот как-то в метро, сквозь оконное стекло вижу, отчетливо вижу: на темной стенке туннеля, как живое, мелькает лицо сына, и он зовет меня, кричит громко, криком кричит «мама! мама!», но только мне слышно.

Я в тот день к нему не собиралась, но тут из вагона вышла, спотыкаясь, как в тумане, перешла на другую сторону платформы и в больницу поехала, хоть и понимала, что поздно уже, время не приемное, но не могла не поехать, хотела убедиться, что с ним все в порядке… Как я к нему поехала, он, хоть и мерещился мне, но уже не кричал. Ждал он меня, ждал. Но не дождался. Покончил с собой, удавился на полотенце.

Страхи его мучили, мания преследования, так врачи мне говорили, вот он до того устал от своих страхов, что в отчаянии и покончил с собой. Наверное, перед этим помощи просил у меня или прощения, я услышала, да ничего поделать не смогла, опоздала я.

Приехала домой, накинула веревку на люстру, сделала петлю, но повеситься не успела. Веревку слишком долго искала, никак найти не могла, это меня и спасло. Если бы сразу нашла, то тогда, соседи мои по коммуналке, Григорий и Лена, опоздали бы, не успели бы меня из петли вынуть.

Стою на табуретке с петлей на шее и думаю: сын, молодой, ушел из жизни, а я для чего жить буду? Незачем теперь. В этот момент Лена и вошла, узнать, как дела. У нас запросто было, без стука. Царапнешь дверь и все. Лена видит, я стою на стуле под люстрой, и спрашивает:

— Ты что, уборку делаешь?

И вдруг все поняла, кидается ко мне, обхватывает ноги и кричит, Гришу зовет. Сняли меня со стула, веревку унесли, спрятали.

Но я все равно не хотела жить. И еще раз меня из петли вытащили, а потом Гриша с Леной стали смену на работе так выбирать, чтобы я одна не оставалась. Год со мной так маялись, пока я не смирилась, что сыну — лежать на кладбище, а мне — жить.

Вику я потом родила, для себя.

Надя замолчала, и тишина возникла так же неожиданно, как и ее исповедь. Она вздохнула, открыла крышку мусоропровода и опрокинула туда ведро, которое держала в руках в течение всего разговора. Высыпала мусор так же обреченно, равнодушно, как только что рассказывала о себе. Повернулась и, даже не кивнув мне на прощание, семенящей озабоченной походкой спустилась вниз. Ушла Сыроежка, унесла свою белокурую крашеную перекисью голову в странный мир, в котором пребывала после всего пережитого. А я стояла в раздумьях о чужой жизни, уже много лет идущей бок о бок с моей, и потом, растерянная, поднялась к себе, недоумевая, почему Наде оказалось необходимым рассказать все это именно сейчас, именно мне?

Часы в прихожей сказали, что прошло всего 20 минут, как я вышла из квартиры…

Рецепт для похудения

Степа вырос, но плохо пишет сочинения, и отец заставляет его пересказывать вслух прочитанное.

Степа пересказывает сказку.

— В одной стране жила очень толстая женщина, — пауза. Думает, прибавляет от себя: — Это она в той стране считалась очень толстой, а у нас, в Америке, наверное, была бы нормальной.

И решила эта женщина похудеть. Пошла к врачу, он посмотрел на нее и говорит:

— Да вы через неделю умрете.

Она заплакала, вернулась домой и стала ждать смерти. Не ела ничего, а все переживала, что скоро умрет, и похудела.

Так врач помог ей похудеть.

Ну, это у них она похудела, — опять добавляет от себя Степа. — А у нас пришла бы домой, подумала: через неделю умирать — надо бы покушать напоследок.

И не только бы не похудела, а даже поправилась бы.

Жизнь на планете

Утро. В дальней электричке много народу: кто-то спит, кто-то смотрит в окно, читает или играет на «сотовом».

Открываются двери, входит молодой парень и начинает говорить зычным голосом:

— Предлагаю вашему вниманию документальные фильмы Би-Би-Си о жизни на нашей планете…

Он делает паузу, высоко поднимает плоские коробочки с дисками и продолжает:

— Красочные истории существования животных, подробности их борьбы за выживание, приспособляемость к окружающей среде…