Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7

Какие голоса родила наша жизнь! Не будем ходить далеко за рубеж, возьмем только свою родину и времена, которые еще на слуху.

Огромное число имен и талантов складывалось в мировую симфонию. Пели Лемешев, Обухова, Лисициан, Александрович, Соленкова, Вишневская… Каждый человек впитывал свое, ложащееся на его душу.

Назвать актеров невозможно. За каждым озвученным именем встают сотни других, этим предпочтением несправедливо обиженных. И все же: Качалов, Раневская, Мордвинов, Всеволод Аксенов, Яхонтов…

А вечно гонимая «легкая музыка» — Строк, Рознер, Юрьева, Утесов, Волшанинова, Зыкина, Шмыга, Высоцкий, Пугачева…

И самое главное — великие писатели, поэты, художники, музыканты, композиторы, которые дали слова, раскрасили мир, наполнили его звуками…

Все, все ушло. Законы вселенной неумолимы. Все предопределено, сроки назначены, свершения неизбежны. Может лишь в будущем кто-то научится воспроизводить нашу странную для них жизнь.

А пока потусторонние силы продолжали свою работу.

Наступила светлая ночь. Петербург стоял удивительно чистый, прямой, строгий и такой печально-прекрасный, что, окажись вдруг на улице старый ленинградец, — упал бы на колени, обливаясь слезами непонятного счастья от окружающей его торжественной гармонии.

Медленно поднималась вода или это город опускался. Стукнула вдруг сигнальная пушка, и тишина стала абсолютной.

Край солнца показался над водой, и первый луч ударил в золотой корабль адмиралтейства, вспыхнул сверкающими брызгами, и корабль впервые в жизни поплыл, рассыпая блестки по водной ряби.

А через какое-то уже несуществующее время Земля немного повернулась, и отдохнувшие полюсы растаяли и зашелестели зеленой листвой. А грязные материки покрылись снегом, как больничной простыней.

Мать-Земля залечивала раны.

А потом… Очень и очень — потом, где-то в чаще и недоступности появились какие-то существа. И стали к ним спускаться блестящие боги.

Вряд ли теперь опытные учителя надоумят своих воспитанников изобрести колесо; вообще гораздо полезней шевелить мозгами, а не рычагами Архимеда.

И вот что интересно, встав на ноги, новые существа не взяли в руки палку.

А еще кто-то говорит, что у них нет зубов.

Именно столько времени провел Федор Михайлович в Оптиной пустыни, знаменитой своими старцами. Непосредственным толчком к этой поездке стало трагическое событие — смерть любимого сына, трехлетнего Алеши. Жена писателя Анна Григорьевна в своих воспоминаниях рассказывает:

«16 мая 1878 года нашу семью поразило страшное несчастие: скончался наш младший сын Леша. Федор Михайлович был страшно поражен этой смертью. Он как-то особенно любил Лешу, почти болезненною любовью, точно предчувствуя, что его скоро лишится. Федора Михайловича особенно угнетало то, что ребенок погиб от эпилепсии, — болезни, от него унаследованной. Судя по виду, Федор Михайлович был спокоен и мужественно выносил разразившийся над нами удар судьбы, но я сильно опасалась, что это сдерживание своей глубокой горести фатально отразится на его и без того пошатнувшемся здоровье. Чтобы хоть несколько успокоить Федора Михайловича и отвлечь его от грустных дум, я упросила B.C. Соловьёва, посещавшего нас в эти дни нашей скорби, уговорить Федора Михайловича поехать с ним в Оптину пустынь, куда Соловьев собирался ехать этим летом. Посещение Оптиной пустыни было давнишнею мечтою Федора Михайловича, но так трудно было это осуществить. Владимир Сергеевич согласился мне помочь и стал уговаривать Федора Михайловича отправиться в Пустынь вместе. Я подкрепила своими просьбами, и тут же было решено, что Федор Михайлович в половине июня с B.C. Соловьевым съездят в Оптину пустынь».

Да, скорбь Достоевского была очень велика, и эта трагедия совпала с давно назревшей внутренней потребностью великого писателя найти ответы на многие свои духовные вопросы и религиозные переживания. Поэтому Федор Михайлович решился, наконец, совершить паломничество в Оптину пустынь. Это было время особого расцвета обители, связанного со старчеством иеросхимонаха Амвросия, самого знаменитого из всех оптинских старцев. Высокий ум, любвеобильное сердце, сострадательность и великий дар утешения в любой скорби привлекали к преподобному Амвросию людей из всех слоев общества, ищущих спасения души. Несомненно, Федор Михайлович искал встречи со старцем Амвросием, живым воплощением русской святости, носителем народной правды, не только ради утешения в постигшем горе, но и для разрешения многолетних духовных и творческих исканий.

Итак, Достоевский с Соловьевым выехали из Москвы 23 июня 1878 года. Подробное описание практической стороны этого путешествия содержится в письме самого Федора Михайловича, которое он отправил жене из Москвы сразу же по возвращении из Оптиной пустыни. Часть пути они проделали по железной дороге, а потом пересели в экипаж, который должен был их довезти до Козельска. Писатель сетовал, что дорога заняла почти на сутки больше времени, чем они планировали, из-за ошибки в расчете расстояния — на лошадях пришлось проехать не 30 километров, а 120. Ехали они «на долгих» — то есть на одной тройке с остановками на отдых и необходимость накормить лошадей. В монастырь путешественники прибыли в воскресенье 25 июня.

Волнение Достоевского объяснялось тем, что он опасался не попасть на престольный праздник Иоанно-Предтеченского скита, который совпадал с сороковым днем памяти сына Алеши. Для православных людей это очень важный день поминовения, когда родные усопшего считают своим христианским долгом посетить в этот день храм, заказать и отстоять панихиду по усопшему. Без сомненья, так и поступил Достоевский. Панихиду, видимо, отслужили в понедельник 26 июня, в праздник Тихвинской иконы Божией Матери, в Казанском храме монастыря, где обычно совершались все требы.

По христианской традиции в монастырях заказывают не только разовое поминовение, но также на год, или на несколько лет, или так называемое «вечное». Можно предположить, что так поступил и Федор Михайлович, и имя «усопшего младенца Алексия» долго возносилось в оптинских храмах.

В монастырской «Книге записей приезжающих посетителей» отмечено, что Достоевский пребывал в обители 25, 26, 27 июня, то есть три дня. Как же провел их писатель? О двух встречах со старцем и содержании бесед с ним Достоевский никогда и нигде не писал, но рассказывал об этом своей жене, так что все достоверные сведения дошли до нас в ее изложении. И конечно, отразились на духовном состоянии писателя и в его творчестве, о чем свидетельствует его великий роман «Братья Карамазовы».