Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Гога стал захаживать в «Клуб шести наций» довольно часто и всегда ставил только на цвет. Все шло согласно открытой им закономерности, и за два часа удавалось наиграть когда пять, а когда и десять долларов. Себе на личные расходы он оставлял очень немного, остальное откладывал, чтоб к моменту, когда закончатся отданные матери деньги, дома имелась какая-то сумма.

Но однажды произошел случай, который показал ему несостоятельность его системы. Выждав в очередной раз, чтобы три раза подряд вышел один цвет — это был черный, — Гога поставил на красный. Вышел черный. Нимало не смущаясь, Гога удвоил ставку. Вышел опять черный — пятый раз подряд! Преодолевая огромное искушение поставить на красное не четыре доллара, а значительно больше и тем сорвать хороший куш, Гога поставил все же столько, сколько предписывала система. И шестой раз вышел черный цвет. Только подумать, что было бы, если бы он поддался соблазну и отступил от собственного правила: не зарываться!

Гога заволновался. Да, конечно, с каждым выигрышем черного цвета неизмеримо возрастала вероятность того, что выйдет наконец красный, но ведь он проиграл уже семь долларов. И опять вышел черный. Гога похолодел: вот сейчас он купит фишек на 16 долларов и поставит их все и, если, не дай бог, и в восьмой раз выйдет черный цвет, то не останется больше денег, чтобы продолжать игру против черного цвета, ведь нужно будет ставить тридцать два доллара. А в кармане лишь какая-то мелочь. И, что самое обидное, в девятый-то раз черный цвет уж не выйдет, а денег нет, чтоб забрать тот проклятый доллар, из-за которого началась эта пытка.

Когда костяной шарик, запущенный опытной рукой крупье, начал замедлять свое движение, Гога не выдержал и закрыл глаза. Щелкнув последний раз, шарик перескочил через перегородку, разделявшую секторы. Раздался нестройный гул голосов. Гога открыл глаза: выпал «нуль»! Крупье спокойно сгребал фишки длинным инструментом, отдаленно напоминавшим мотыгу: все ставки биты.

Гога сидел бледный, ослабевший, бессмысленно глядя перед собой. Вот он — тот случай, о котором его предупреждали опытные игроки, в том числе старик Гурвич. Он с некоторых пор изменил хай-алаю и стал бывать здесь, объясняя при этом: «Тут я, может быть, и не найду доллара, так хоть поужинаю досыта! И на такси домой вернусь». Так вот Гурвич, опытным глазом быстро определив, по какой системе играет Гога, как-то сказал ему:

— А если на серию нарветесь? Знаете, какие бывают? В тридцать втором году в Макао четырнадцать раз подряд красный цвет вышел. Чтоб мне с этого места не сойти!

А кругом все шло своим чередом. Крупье, очистив стол, снова механическим голосом предлагал делать ставки. К Гоге наклонился какой-то невзрачный немолодой китаец и на довольно приличном английском языке заговорил вполголоса:

— Не прекращайте игры, сэр! Ставьте побольше. После «нуля» цвет обязательно меняется — это закон!

Оказывается, китаец следил за его игрой. Да, надо бы ставить, Гога и сам слышал про такой неписаный закон рулетки: после «нуля» цвет меняется, но что ставить? Своих у него больше не было, но во внутреннем кармане пиджака лежали деньги, выданные ему Верой Александровной для уплаты за квартиру, коммунальные услуги и расчета с бакалейщиком, у которого Горделовы брали товары в кредит. Надо ставить, иного выхода нет!

Стараясь, чтоб окружающие не заметили, как у него дрожат руки, Гога отстегнул пуговицу внутреннего кармана пиджака, вынул неприкосновенную сумму и, приобретя фишек на все шестьдесят пять долларов, поставил шестьдесят четыре на красный цвет и доллар (все равно все летит к черту!) на девятку, свою любимую цифру.

Опять неумолимый шарик, равнодушный к чужому горю и счастью, пошел по кругу, а потом, теряя силу движения, поскакал через низкие никелированные перегородки. Гога следил за ним и с удивлением обнаруживал, что страха не испытывает. Видимо, есть предел волнению, и когда запас его исчерпывается, оно больше себя не проявляет. Так уже с Гогой бывало: при большой, серьезной опасности он оставался спокоен. Волновался он больше по пустякам.

Шарик перескочил через последнюю перегородку, ткнулся о другую, но в нем уже не оставалось инерции движения, и он бессильно замер. Красный цвет выиграл! Гога закрыл глаза и вздохнул глубоко и медленно: все-таки он остался победителем! Не клуб, обирающий людей, а он. Крупье придвинул к нему сто восемь фишек. Гога начал складывать их стопками по десять. Сейчас он подойдет к кассе и обменяет все на деньги. Ни одной лишней минуты он не останется здесь. Он будет действовать по своему, а не по и х плану. Потом он пройдет в ресторан, закажет хороший ужин (обычно он гнушался пользоваться этой возможностью), поест за счет клуба, а потом поедет домой на оплаченном и м и такси: горе побежденным! Он чувствовал личную ненависть к безвестным владельцам клуба. Он словно говорил им: «Вы хотели у меня, безработного, отобрать последние деньги? Но я все-таки выиграл. Так оплачивайте все мои прихоти!»

Видимо, задумавшись, Гога сидел довольно долго, потому что из этого оцепенения его вывел вопросительный взгляд крупье. Гога сперва не понял, в чем дело, но ведущий игру, видя, что клиент не в себе (чего только не навидался этот человек за время своей работы!), спросил его учтиво, но и не без искусно скрываемой насмешки (так, во всяком случае, показалось Гоге):

— Девятка выиграла. Вы желаете повторить, сэр?

Бог ты мой! Оказывается, он выиграл еще тридцать пять долларов за один! Гога был так захвачен своей борьбой против черного цвета, что даже не заметил выигравшего номера.

Смысл слов крупье наконец дошел до него. Оставить все тридцать шесть долларов на «девятке»? Он что, меня за сумасшедшего принимает? И, приняв спокойно-высокомерный вид (это ему за насмешку!), Гога коротко приказал:

— Пододвиньте фишки ко мне!

Гога сгреб и этот выигрыш, подошел к кассе и получил наличные деньги. Он обернулся, ища глазами китайца, советовавшего продолжать ставить на красное. Это не заняло много времени, ибо тот стоял рядом и выжидательно смотрел в его сторону. Гога протянул ему пять долларов, и китаец, угодливо улыбаясь и кланяясь, принял дар, но не поблагодарил: в таких случаях благодарить у игроков не принято — удача изменит. Зато китаец подобострастно зашептал:

— Господин придет завтра? Я буду здесь. Я каждый вечер здесь. У меня есть система. Господин обязательно выиграет.

Внешний вид китайца, однако, отнюдь не свидетельствовал, что его система действует безотказно.

Плотно поужинав в ресторане клуба и даже выпив два брэнди, Гога вышел на улицу и вдохнул свежий ночной воздух. Свежим его, правда, можно было считать только с большой натяжкой, потому что пахнул он перегаром бензина: во двор клуба беспрерывно въезжали такси, из них выходили люди, жаждущие попытать счастья, другие, наоборот, садились в такси и уезжали, уже изведав превратности судьбы. Китайцы — народ, умеющий не выдавать внешне своих чувств, и по лицам выходивших нельзя было понять, выиграли они сегодня или проиграли.