Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Но чем бы ему лично это ни грозило, подумал Гога, если придется, он повторит, что лишь де Голля считает истинным патриотом Франции, человеком, достойным ее прошлого. Однако дело оказалось куда прозаичнее, мельче и — увы — чувствительнее для Гоги.

— Несчастье, происшедшее с Францией, поставило нашу фирму в крайне затруднительное положение, — начал Элар, то взглядывая на собеседника, то вновь опуская глаза. — Мы не знаем, сможем ли продолжать экспортировать наши традиционные товары в Европу. Кое-какие рынки мы уже потеряли, вам это известно. В связи с такой ситуацией мы оказались перед необходимостью резко сократить расходы нашего шанхайского отделения…

Гога все уже понял, но в первые мгновения ему стало жаль не себя, а Элара. Тот никогда не внушал ему особой симпатии, со всеми подчиненными, то есть со всеми вообще, кроме мсье Ледюка и, пожалуй, мадемуазель Савицки, держался холодно и строго, на официальной ноте, но сейчас — это было видно и по тому, как тяжело давались ему выговариваемые им слова, и по выражению его лица — Элару было не по себе. И Гога пришел ему на помощь.

— Я понимаю вас, мсье Элар. Трагедия Франции, поверьте, это и наша трагедия. — Гога не сумел бы точно объяснить, кого он имеет в виду под словом «наша», хотя говорил искренне.

Элар с облегчением, почти с благодарностью поднял на него свои светлые глаза из-под рыжеватых бровей.

— Я очень рад, что вы нас понимаете. Мы вынуждены значительно сократить штат наших сотрудников и вы… как один из новых… попадаете в их число.

«Что же будет с Женей? — было первое, что пронеслось в голове у Гоги. — Как я теперь дам ей деньги?» И только потом выплыла и, как густой туман, расползлась по всему сознанию, вытеснив все остальное, новая мысль: «Как же теперь жить? Как воспримет мама эту ужасную новость? Неужели придется опять ходить по конторам, встречать равнодушные, пренебрежительные взгляды и выслушивать холодные небрежные отказы?» Но, думая об этом, он все еще жалел Элара и бормотал довольно нелепо и бессвязно:

— Да, да, я вас понимаю…

— Мы вам выплатим пособие в размере трехмесячного оклада, — продолжал Элар уже явно с облегчением и оттого, что главное сказано, и от такой неожиданной реакции увольняемого. — Это поможет вам продержаться на первых порах. Ну и, конечно, вы получите рекомендательное письмо. Его подпишет сам мсье Ледюк.

Элар произнес последние слова таким значительным тоном, будто сообщал, что в дальнейшей судьбе Гоги примет участие президент республики.

Итак, через неделю Гога стал безработным. Кроме него из «Дюбуа и К°» уволили шесть китайцев, двух русских, одну машинистку-португалку и, что было уж совсем удивительно, однако и утешало немного, — одного, недавно принятого, молодого француза.

В последний день Гога демонстративно попрощался за руку сперва со всеми китайцами своего отдела и лишь потом подошел к Гийо. К его удивлению, этот последний был сама любезность. Он не только улыбнулся — впервые за все время знакомства, — но даже встал и протянул руку.

— Bonne chance, bonne chance, Gordéloff. Je suis sure que vous ne resterez pas sans travail long temps [113] — Желаю удачи, желаю удачи, Горделов. Я уверен, что вы недолго будете без работы (франц.) . , — глядя на Гогу с высоты своего огромного роста, более внятно, чем обычно, мычал Гийо. За все время общения он не сказал подряд столько слов, сколько произнес сейчас, и Гога с грустью подумал: неужели он не мог всегда быть таким? Но если бы Гога был опытнее и проницательнее, он понял бы, что Гийо, все время видевший в нем своего возможного преемника, приложил руку к тому, что Гога сейчас остался без работы.

Вера Александровна приняла известие довольно спокойно. Долгие годы замужества прожившая под опекой и покровительством мужа, а последние два года — сына, обыденную жизнь она знала плохо. Ей казалось само собой разумеющимся, что Гога, получивший высшее образование, непременно вскоре устроится не хуже, чем в первый раз, а то обстоятельство, что знания, полученные им в университете, неприменимы к местным условиям, Вере Александровне в голову не приходило. Но и она рассматривала пребывание в Китае как временное. Еще больше, чем Гога, она думала об СССР, о том, что путь их семьи лежит только на родину. Что это за работа у Дюбуа для такого молодого человека, как ее старший сын? У иностранцев он вечно останется на вторых ролях. Только на родине сумеют оценить его способности по достоинству. Там нужны образованные, знающие иностранные языки люди. Ее давняя мечта, восходившая еще к детским годам Гоги, о том, чтобы сын стал дипломатом, начинала обретать, мыслилось ей, более реальные очертания. Ведь Гога так хорошо разбирается в политике, прекрасно знает историю, умеет держаться в обществе, способен поставить себя на равную ногу с кем угодно. Это как раз все то, чем должен обладать, по мнению Веры Александровны, дипломат. Да, ему место только в СССР. Там сейчас все стабилизировалось, чистки кончились. Во всяком случае, о них даже в эмигрантских газетах писать перестали. Конечно, материально там нелегко. Что ж, будем жить, как все. Во всяком случае, люди не голодают, а то, что жизнь там улучшается, несомненно. Ростом завещал, это были его последние слова: «Возвращайся с детьми на родину. Там их место. А потом перевезешь мой прах в Грузию». Да и Владику тоже нужно туда. Здесь он совсем разболтался — учиться не хочет, работу ему, видите ли, нужно высокооплачиваемую, да и не ищет он ее, а только отговаривается, когда заходит речь. А что он умеет делать? Целыми днями болтаются где-то с Сико Илуридзе… А в СССР бездельничать не дадут: или учись, или работай. Там для молодых открыты все дороги, но и разгильдяйства не терпят.

На первых порах Гога оказался обладателем довольно крупной суммы. Вместе с выходным пособием и тем, что у него было отложено на машину, это составило больше двух тысяч.

Велика сила денег! Они дают ощущение собственной значительности, внушают уверенность и оптимизм. А у Гоги, мало искушенного в тяготах жизни, проявилась еще и беспечность, вообще ему несвойственная. Он решил пока не говорить Жене, что потерял место, деньги все же ей дать и тем предотвратить отъезд в Макао. Остальное он отдаст матери, чтоб протянуть месяца четыре или даже пять, а за это время что-нибудь да найдется же! Вовсе не обязательно стучаться в двери иностранных фирм. У него теперь немало знакомых среди коммерсантов — евреев, русских. Может быть, удастся устроиться к кому-нибудь из них.

Или попробовать заняться коммерцией самому? Не боги же горшки обжигают. Сейчас многие так живут — что-то покупают, что-то продают. Как-то изворачиваются. Вот Васо Церодзе, говорят, недавно немалые деньги заработал. Как это получается: не было ничего и вдруг алтын? Надо будет с ним посоветоваться.