Леван Хаиндрава - Очарованная даль

В воскресенье вечером, вернувшись от Журавлевых, с которыми провел праздничный день, Гога принял душ, надел свежую сорочку и свой лучший костюм шоколадного цвета, повязал новый галстук и зашел за Кокой, чтоб идти к Игнатьевым. Заодно он поздравил тетю Любу с праздником.

— Ох, какой франт, ну прямо денди лондонский! — ахнула Любовь Александровна и засуетилась, чтобы угостить племянника.

— Тетя Люба, я ничего не хочу, правда же, не хочу, — отнекивался Гога. — Я прямо от стола…

— Ну хоть кулича кусочек съешь и рюмочку наливки…

От кулича, придя с поздравлением, отказаться было неудобно. Он был покупной и, хотя брали его в хорошей русской кондитерской, с харбинским домашним сравниться не мог. Но Гога этого, конечно, вслух не высказал. Наоборот, ел и хвалил, делая приятное тетке.

Кока между тем в третий раз перевязывал перед зеркалом галстук. Он изобрел какой-то особый узел, дававший предписываемую последней модой выемку посередине, но сегодня, как назло, она у него не складывалась, и он был огорчен. Наконец с четвертой попытки Кока добился своего и, очень довольный, повернулся к Гоге:

— Видал? — он большим пальцем указал себе на шею. — В точности, как у Кларка Гэйбла в «Красной пыли».

Фильм «Красная пыль» Гога видел, но не помнил, чтобы там у Кларка Гэйбла галстук был повязан подобным образом, да и смотрел он тогда не столько на знаменитого кинокумира, сколько на ослепительную п л а т и н о в у ю блондинку Джин Харлоу. Сейчас он об этом пожалел, ибо сознавал, что у него самого галстук, даром что дорогой, завязан не лучшим образом. Но кузен его успокоил:

— Я тебя научу, как надо делать, — с этими словами он затянул Гоге потуже слишком широкий узел, — так только французы носят.

Гога молчал и мотал на ус. Он уже знал, что французский стиль для мужчин — не лучший. Элегантнее всех одеваются итальянцы, потом американцы, потом немцы и англичане. Так, во всяком случае, классифицировал Кока.

У Игнатьевых уже было немало народу. Старшая хозяйка — Дарья Степановна — уехала к приятельнице на Вэйсайд, восточный район города. Там она собиралась заночевать. В гостиной, большой пустоватой комнате, пол которой был застлан тянцзинским ковром, свет не был включен. Горели в двух канделябрах витые декоративные свечи, колеблющиеся огоньки которых моментами выхватывали из полутьмы разные углы комнаты, и тогда видно было, что на диванах, в мягких креслах, а то и просто на полу, благо ковер пушистый, сидят небольшими группами девушки и юноши. Тут же на подносах стоят их стаканы с напитками и тарелки с крохотными — на один укус — сандвичами. Посмотрев на это угощение, Гога пожалел, что не закусил у тети Любы. Ведь провести здесь предстоит несколько часов, и сколько же надо съесть таких сандвичей, чтоб удовлетворить аппетит, который Гога уже начинал ощущать.

Да, английское угощение! Зато уж на выпивку хозяева не поскупились: на столе в смежной комнате стояли бутылки и с виски, и с джином, и с брэнди, не говоря уже о батареях «кока-колы», лимонада и содовой. Тут же, на подносах, горами лежали сандвичи, за которыми сюда и ходили из столовой.

Новопришедших Клава представила по-английски, очень лаконично:

— Друзья Сергея — Конни и Джорджи.

При звуке превращения имени кузена Гога вопросительно посмотрел на Клаву, которую в этой компании звали Клоди, потом искоса бросил взгляд на Коку. Но тот ничем не проявил ни неудовольствия, ни удивления. Клава, представив друзей своей компании, сделала короткий жест в сторону столовой и произнесла традиционное:

— Help yourself! [29] — Угощайтесь! (англ.) — после чего, сочтя свой долг хозяйки выполненным, нырнула куда-то в полумрак.

Гога стоял у дверей, не зная, что делать, куда пристроиться, но никогда не теряющийся Кока сказал ему вполголоса:

— Нужно выпить для настроения!

С этими словами он уверенно направился к арке, за которой находилась хорошо освещенная столовая и там стол с угощением. Гога послушно последовал за ним, спрашивая себя, где же Сергей.

Он появился, едва друзья подошли к столу, из двери, ведущей на кухню. В руках у него была фаянсовая миска с кусочками льда и серебряными щипцами. Сергей сердечно приветствовал Коку и Гогу и, обратившись к темному провалу арки, громко возгласил:

— Эй, люди! Вот лед пришел. Кому надо — хватайте!

— That’s a good idea! [30] — Хорошая мысль! (англ.) — отозвался кто-то, и человека три подошли набрать льду в свои стаканы, не преминув долить их доверху кто джином, а кто виски.

Из гостиной доносились приглушенные звуки радио — оркестр Томми Дорси исполнял блюз, и одна пара, отогнув угол ковра, пошла танцевать. Ее примеру последовали еще две пары, ступая уже прямо по ковру. Впрочем скольжения по паркету им и не требовалось, поскольку танец был медленный, танцевали почти не сходя с места, тесно прижавшись друг к другу и лишь, ритмично покачиваясь, чуть переставляли ноги. Гога уже давно привык к такой манере танца и перестал ее считать нескромной: раз так танцуют все, значит, так и надо. Его тревожило другое: как ни вглядывался в полумрак комнаты, он не видел Зои, а ведь Клава говорила, что ее сестра будет.

Кока и Сергей о чем-то оживленно беседовали, время от времени добавляя себе в стаканы, и у Коки глаза уже начинали блестеть тем озорным блеском, который безошибочно указывал, что он на взводе. Сейчас он начнет танцевать. А танцевал Кока очень хорошо: легко, изящно, плавно, когда хотел — с замысловатыми па, когда хотел — просто и строго.

Наконец Сергей обратил внимание на Гогу и, поняв, что тот чувствует себя не в своей тарелке, толкнул его локтем в бок и сказал:

— А ты чего скучаешь? Давай выпьем! — С этими словами Сергей долил Гоге в его стакан и чокнулся с ним. Гога нехотя отпил несколько глотков. — Почему не танцуешь? Вон там у окна сидит, видишь? — Гога не видел, но на всякий случай согласно кивнул. — Дорис ее зовут. Пригласи, мировая девчонка. И кашу с ней сварить можно…

И Сергей заговорщицки подмигнул. Гога смутился и покраснел. Встречи с женщинами не были еще часты в его жизни и каждая приносила разочарование, вызывая недоуменный вопрос: как, только-то? И это все? Всякий раз, идя на вечеринку или в кабаре, он безмолвно спрашивал себя, не сулит ли судьба на этот раз такую встречу, которая откроет ему наконец тайну полноценного чувства любви во всей ее прелести, даст соприкоснуться с тем, о чем так много думалось и говорилось еще с гимназической поры, чем исподволь полны многие книги и уж вовсе откровенно кинофильмы. И даже эта музыка, которая слышится сейчас из полутемной гостиной, намекает на то же… И то, что Сергей о его предполагаемом общении с одной из присутствующих девушек говорил в столь недвусмысленной манере, тогда как Гога, идя сюда, думал… нет, словами не думал, не разрешал себе, но всем существом жаждал того же, но лишь в отношении Зои, заставляло его чувствовать себя нечистым и нечестным перед ее братом.