Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Он твердил и твердил эти строки про себя и однажды почувствовал их не просто как прекрасную поэзию, а как твердую руку, положенную ему на плечо и выводящую из того холодного тупика, в котором он очутился. И он понял, что кризис миновал, и что он выйдет из него не слабее, а сильнее, чем был доселе. Да, он вновь двинется своим путем. Ведь у него есть цель, есть идея, есть вождь, верным соратником которого он останется до победоносного завершения их борьбы. А личные чувства — только мешают. Настоящий мужчина должен уметь их превозмочь. И он отшвырнул прочь мысли о Жене.

Сергей с головой окунулся в политическую работу. Из него выработался хороший оратор, и его часто посылали по городам и крупным железнодорожным поселкам, где жили русские. Он выступал там с докладами, проводил диспуты и, если набиралось достаточное количество сторонников, открывал отделения своей организации, которая теперь стала называться Всероссийской фашистской партией. Изменено было название по инициативе Маклаевского для того, чтобы привлечь в ряды организации не только русских, но и представителей других народов, входивших в состав бывшей Российской империи. Но ожидаемых результатов достичь не удалось. Ни один грузин, ни один татарин или осетин не вступили в фашистскую партию, и лишь единственный армянин, да и то такой, который никогда не жил на Кавказе, стал носить значок с двуглавым орлом и свастикой. Впрочем Маклаевского это не смутило, и на одном из митингов в Русском клубе, полностью перешедшем теперь под контроль фашистов, выступила никому не известная женщина с грузинской фамилией, выразившая от имени н а р о д о в К а в к а з а поддержку фашистскому движению.

— Папа, кто эта Маргания, — спросил Гога отца. Митинг, на котором выступала женщина, как раз совпал с его пребыванием в Харбине.

Отец досадливо поморщился и сделал пренебрежительный жест:

— Вдова одного грузина. Он до войны умер. Утонул в Сунгари. Она с тех пор еще два раза замужем была.

— А в Грузинском обществе она состоит?

— Да нет, какое там! Другие мужья ее были не грузины, и сама она не грузинка.

— Так что же она от нашего имени выступает?

— Э, что ты, фашистов не знаешь?

Как показывает опыт истории, самое опасное в международной политике — это осознание агрессором своей безнаказанности.

Прочно закрепившись в Маньчжурии и мимоходом прихватив еще одну обширную провинцию — Жэ-Хэ (Внутренняя Монголия), Япония в 1937 году посчитала, что наступило время перейти к решительным действиям в Китае. Момент в самом деле был выбран удачный.

СССР, вынужденный за бесценок продать Китайскую Восточную железную дорогу, был занят внутренними делами.

В Европе восходила звезда Гитлера. Уже была ремилитаризована Рейнская область, воссоединен Саар. Наступил час Австрии. Канцлер Дольфус, мужественно противившийся попыткам и слева и справа ликвидировать демократию в его стране, был убит. Приближался черед Чехословакии.

Франция и Великобритания, оказавшиеся перед лицом растущей мощи тоталитарных режимов — итальянского фашизма и германского нацизма, — растерялись. Вдвоем против Германии они и прежде ничего поделать не могли. На Россию, которая, словно сухая губка, впитывала и поглощала во время первой мировой войны добрую половину германской мощи, теперь рассчитывать не приходилось. Новая Россия в дальней перспективе была для них не менее, если не более опасна, чем Германия Гитлера. Не было с ними и Соединенных Штатов, которые только-только оправлялись от жестокого кризиса, потрясшего до основания их экономическую систему. В США были традиционно сильны изоляционистские настроения, еще усиливавшиеся оттого, что ни одно из европейских государств, за исключением Финляндии, не рассчиталось с ними в срок по долгам, сделанным во время первой мировой войны. Американцам нужен был шок, чтобы выйти из состояния пассивности, беспечности и благодушия.

Учитывая все эти обстоятельства, правители Японии приступили к осуществлению своих замыслов. Для начала применили испытанный способ: 7 июля 1937 года недалеко от Пекина, в местечке Лу-Кяо-Чао, у моста Марко Поло «кто-то» (сами же японцы) обстрелял японский патруль. Это дало повод японским подразделениям напасть на китайскую воинскую часть, расквартированную в данной местности.

Хотя центральное китайское правительство в Нанкине, как всегда неготовое и как всегда склонное идти на компромисс, предлагало уладить конфликт путем переговоров, японцы выставили такие условия, что их не мог принять даже Чан Кайши, явно больше опасавшийся собственных коммунистов, чем японцев. Его немедленно смело бы всеобщее возмущение.

Этого только и надо было японцам. В ряде стратегических пунктов китайского побережья они высадили крупные десанты и начали открытое вторжение. Но полагая, что все обойдется так же легко и просто, как с захватом Маньчжурии, японцы просчитались. Даже не получая ясных указаний из Нанкина, китайские командующие на местах, за малыми исключениями, оказывали сопротивление агрессии.

Упорные бои развернулись в провинции Хэбэй, в Шаньдуне и наконец в Цзянсу, где японцы попытались, как и в 1932 году, внезапным ударом овладеть Шанхаем. Не вышло тогда, не вышло и на этот раз.

Китайские войска были плохо вооружены, еще хуже обучены и организованы, не имели единого командования, и тем не менее на сей раз японцам пришлось преодолевать серьезное сопротивление.

На севере части генерала Тан Энпо с винтовками и пулеметами старых образцов больше месяца удерживали Нанькоуский перевал. На стыке провинций Шаньдун и Цзянсу молодой генерал Ли Цзунжен, не традиционный милитарист-феодал, а патриотически настроенный выходец из интеллигентной семьи, даже одержал над японцами победу местного значения под Тайерчуаном, где ему удалось окружить и уничтожить одну за другой две далеко продвинувшиеся японские дивизии.

В Шанхае, как и за пять лет до того, разгорелись яростные бои.

Когда речь идет о военных действиях в Шанхае, следует помнить, что этот гигантский город не представлял собой единого целого в административном отношении. Вытянутый с запада на восток на много километров, он был продольно разделен на четыре части. Две внутренние полосы — Международный сеттльмент и французская концессия — оставались нейтральными зонами, и японцы, которым было бы совсем некстати сейчас вступить в конфликт и с западными державами, строго соблюдали неприкосновенность этих районов. Южная, китайская часть города — Нантао и менее густо населенные западные предместья большого интереса в военном отношении не представляли, и все усилия японцев сосредоточились на захвате северных и восточных районов — Чапея и Янцепу, где пролегали важнейшие коммуникации, находились военные аэродромы, арсенал и военно-морская база Вузунг. Тут-то и шли кровопролитные бои в течение многих недель. На стороне китайцев была численность, на стороне японцев — техника, выучка, организация, опыт командиров. Эти факторы не могли не сказаться.