Леван Хаиндрава - Очарованная даль

— Выпьем!

Жаклин понравилась такая непринужденность гостя, хотя она и удивилась немного. «Вот что значит аристократ! — подумала она. — Как естественно, как просто держится!» Гриньон — любитель шуток и мистификаций, успел-таки шепнуть ей, что у них сегодня в гостях будет le prince Géorgien [71] Грузинский князь (франц.) . .

А Гога не знал, чему приписать столь любезное внимание дочери хозяина. «Может быть, так и надо, так у них принято, — думал он. — Французы — галантная нация. Что ж, тем лучше».

Вошедший из зала Гийо, увидев Гогу беседующим с дочерью хозяина, очень любезно с ним поздоровался, и такая метаморфоза с вечно мрачным и недружелюбным начальником окончательно настроила Гогу на благодушный лад.

«Видимо, такова у них подлинная форма отношений, а там, на службе, все условное и не настоящее», — думал Гога.

Но, хотя считать так было приятно, сомнение все же перевешивало. Что-то всё слишком уж легко и хорошо складывается.

Жаклин, чокнувшись с Гогой еще раз и выпив одним махом свой второй бокал, поставила его на стол и, обратившись к Гоге, проговорила:

— Ну, я побежала. Надо помочь моим старикам. А вы help yourself! — указала она на стол с яствами и напитками и с улыбкой добавила: — Потом туда идите. Там не так скучно… Есть хорошенькие девушки! Потанцуйте!

И, уже отойдя, обернулась и с обворожительной улыбкой добавила:

— Я вас еще найду!

Из внутренней анфилады комнат доносились негромкие звуки блюза.

В полутьме комнаты, размеров которой Гога с первого взгляда определить не сумел, раздавался сладенький тенорок Руди Вале, исполнявшего «I never had a chance» [72] «Мне всегда не везло» (англ.) . , душещипательная мелодия которой не оставляла равнодушной ни одну Public school girl. А, судя по начальному впечатлению, они-то и были подругами Жаклин. Несколько пар, тесно прильнув друг к другу, танцевали.

Глаза Гоги начинали привыкать, и он переводил взгляд с одной группы гостей на другую в поисках знакомых. Тщетная надежда! Откуда у него могли взяться знакомые в этом кругу? Хоть бы Гриньона увидеть, а то и подойти не к кому. Не стоять же так одному все время. Гога чувствовал себя волком в овечьей шкуре, вернее овцой в волчьей. Впрочем, зачем утрировать? И он — не овца, и эти молодые люди и девушки — не волки. Просто они — сами по себе, он — сам по себе. Есть среди них и симпатичные. Вот, например, этот толстячок, кажется, уже порядком наклюкавшийся. Он, видимо, все никак не может найти себе ни собеседника среди мужчин, ни партнерши, чтоб потанцевать, потому что переходит от группы к группе и нигде не бросит якорь. Но у него, по крайней мере, здесь все знакомые: то его кто-то треплет по плечу, то сам он кого-то тискает.

«Сколько же можно так стоять?» — спрашивал себя Гога. Хорошо еще, что никто на него не обращает внимания. Ему казалось, что это длится добрых полчаса, но Руди Вале как раз допел свою жалобную песенку — прошло, значит, минуты три-четыре, не больше.

Агрегат с автоматической сменой пластинок щелкнул, и теперь из него донесся мягкий, грудной звук тромбонов. «Томми Дорси», — определил Гога и тотчас узнал мелодию: «South of the border» [73] «К югу от границы» (англ.) . . Эту вещь Гога очень любил и никогда не упускал возможности потанцевать под нее. Он еще раз оглядел комнату и направился в противоположный конец. Там сидели, курили и болтали две молодые особы. На расстоянии обе выглядели привлекательными, и Гога пригласил ту, что сидела ближе, — худощавую, коротко остриженную шатенку. Девушка мило улыбнулась, отложила длинный мундштук с сигаретой в медную пепельницу и встала.

«Эх, свалял дурака!» — пронеслось у Гоги, потому что сейчас он определил, что та, которая осталась сидеть, была гораздо лучше. Танцуя, Гога лихорадочно перебирал все возможные темы для беседы и счастливо вспомнил иронический совет Коли Джавахадзе: «Если не о чем говорить с дамой, заговорите о последнем кинофильме. Всегда встретите отклик!»

Разговор завязался, хотя и не слишком оживленный. Но Гога и не ждал большего. Партнерша его была француженка и, судя по случайным репликам, близкая подруга Жаклин.

— Вы не желаете чего-нибудь выпить? — благодаря за танец и подводя девушку к ее месту на диване, осведомился Гога.

— Спасибо. Я, пожалуй бы, выпила оранжаду, — ответила она.

— Только и всего? — улыбнулся Гога. — А если чего-нибудь покрепче?

— Нет, я уже выпила два сухих мартини. Больше пить не буду.

— Тогда я покину вас на минуту…

— Хорошо. Да, и вот еще… Простите, я не знаю, как вас зовут…

— Меня зовут Гога.

— Какое странное имя. Первый раз слышу такое…

В ее произношении, с ударением на последнем слоге, имя действительно звучало странно, даже для самого Гоги. Ему это не понравилось, и он ответил напрямик:

— Если мое имя перевести на французский, то будет George, но, откровенно говоря, в таком варианте оно мне не нравится.

— А вы разве не француз?

— Нет. Я — грузин.

— Грузин? Как интересно! Я никогда не встречала ни одного грузина. Грузия это на Кавказе, не правда ли?

— Да, — ответил Гога.

— А почему вы улыбаетесь? — спросила девушка.

— У вас блестящие знания в географии!

Она восприняла эти слова всерьез и подтвердила:

— Да, я очень люблю путешествовать.

— И много стран вы объездили?

— Ну, пока еще не так много. Но непременно повидаю многие страны. Кстати, вы так и не поинтересовались, как меня зовут.

— Моя вина, — с комической миной развел руки Гога. — Как же?

— А вот и не скажу! Сперва принесите оранжаду. Да и для моей подруги тоже принесите.

— И вам оранжаду?

— Нет, мне чего-нибудь более существенного, — улыбнулась вторая девушка, очень хорошенькая блондинка американского типа, но для американки слишком хорошо говорившая по-французски. — Пожалуй, виски с содовой будет лучше всего.

«Нет, все же американка, — решил Гога. — Кто же еще может пить это пойло?»

Гога направился в соседнюю комнату. Там в глубоком кресле, нелюдимый и мрачный, как всегда, сидел и курил Гийо. Он и здесь, где у него было все же немало знакомых, умудрился оставаться в одиночестве.

Свободных слуг не было, и Гога, поставив на поднос бутылку оранжаду, небольшое ведерко с кусочками льда и все прочее, осторожно понес в полутемную комнату. В проеме двери он лицом к лицу столкнулся с Жаклин и посторонился, чтоб пропустить.

— А вы не хотите воспользоваться своим правом? — лукаво улыбаясь и показывая наверх, спросила она.

Гога посмотрел, куда она указывала, и увидел ветку омелы, укрепленную на косяке двери. По французскому обычаю, молодой человек, заставший девушку под этим рождественским символом, имел право поцеловать ее.