Александр Дюдин - Сестры

В субботу, меняя белье на кровати Сергея, она нашла томик стихов Есенина под матрасом, с закладками, с подчеркнутыми строчками. Почерком сына были сделаны пометки, лежала записочка: «Изучил досконально, возвращаю на место». Она взяла книгу и, когда пришел отец, отдала ему: «Если ты не хочешь, чтоб дети читали ту или иную книгу, не приноси домой, держи в кабинете. Вот ты спрятал от сына, а он показал тебе, что не тайно прочитал ее, а изучил!» Отец открывал страницы в местах закладок, смотрел на подчеркнутые строчки: «Зацелую допьяна, изомну как цвет, хмельному от радости, пересуду нет!» Сергей хохотал. «Вот паршивец! Умный парень! Догадался, почему я спрятал, думал, рано ему еще такие стихи читать!»

– Он совсем взрослый, наш сын, восьмой класс кончает, а ты всё его ребенком считаешь, – улыбалась грустно Валя. Может быть, пожалела, что сын взрослеет, а она стареет. «Тридцать шесть лет! Четвертый десяток идет к концу, а всего их отпущено человеку шесть-семь!» Ужаснулась – какая коротенькая жизнь, и какая прекрасная!» Вспомнилось стихотворение, которое ей написала Мария в день рождения:

«Не грусти вечерком, не давай, Чтобы сердце молчало. Тридцать шесть не последний рубеж. Тридцать шесть – это только начало!»

И снова зазвучало: «Не сможешь никак, ты меня никогда, никогда, никогда разлюбить». «Не хочу думать о нем, не хочу! Не надо!»

Перед первым мая, вечером Сергей, держа над головой синие картонные пропуска, спрашивал:

– Кто пойдет завтра на трибуну смотреть демонстрацию?

– Я, я! – запрыгала Катя.

Подошел Миша, взял пропуск. Валя забрала у него из рук синюю карточку и отдала Сергею.

– Никто не пойдет!

– Почему? – удивился Сергей.

– Дети пойдут со школой, я пойду со своим коллективом, – Сергей всё еще вопросительно смотрел на нее. – Да, да! Только так. Нечего им воображать перед своими ребятами на трибуне. Пойдут как все. Я вообще давала бы пропуска на трибуну не семьям начальников, они их ничем не заслужили, а лучшим рабочим, победителям соцсоревнования, колхозникам, как поощрение. Для них это было бы наградой, вызывало чувство гордости: его приглашают на трибуну в праздник, вся семья гордилась бы этим.

– У тебя всегда особое мнение! – недовольно бросил Сергей.

– А что, я не права? – скосила глаза Валя. Муж пожал плечом.

Сергей лег в кровать, перед сном хотел почитать «Технологию нефти» Гуревича, но не мог сосредоточиться, не понимал смысла прочитанного. Грызла другая забота: «Что же делать? Шесть тысяч больного скота в области надо забивать немедленно. Корма нет. Выгонять на пастбища не могут, чтоб не заразить других. Больной туберкулезом скот могут забивать только люди, болеющие или переболевшие туберкулезом. Бруцеллезную скотину – только люди, болеющие бруцеллезом. Где взять столько болеющих людей, чтоб забивать скотину? Не сто, не двести голов, а шесть тысяч! Решено раз и навсегда покончить с болезнями. Когда-то пожалели тысячу, теперь приходится забивать шесть! Мясо больных коров надо отправлять на консервные заводы. Оттуда телеграфировали, что принять не могут – перегружены. Если забивать в склады, то рядом нельзя будет хранить здоровое мясо. Дезинфекции эти заболевания поддаются плохо. Чтоб забить шесть тысяч при имеющихся мощностях, понадобится месяц, не меньше, значит, возникает перебой со здоровым мясом, которое они должны отгрузить шахтерам Кузбасса».

Сергей встал, закурил. Сидел на кровати в одних трусах и майке, опираясь локтями на колени. «Дотянули, черти, до последнего дня! Хотя понять их можно: выполняли план по молоку (на больную корову тоже был план). Завтра по этому поводу совещание в Обкоме. Собирают всех председателей колхозов, директоров совхозов. Раньше у них в районах были свои бойни. Теперь забивать в районах запрещает санэпидстанция, возражает и ветеринарная служба. Может быть, на этих бойнях есть переболевшие рабочие? Голова кругом. После забоя надо делать дезинфекцию на мясокомбинате, особой обработке подвергнуть сточные воды.

«Нельзя в реку сбрасывать после обычной обработки». Сергей представил, как орет голодный больной скот. Встал, походил по комнате. «Каждый день дорог, начинается падеж! Подсудное дело! Тяжела ты, шапка Мономаха!» Недавно он прочитал книгу Кочетова «Секретарь обкома». Там у первого секретаря и работы-то всего: открыл музей в колхозе, да на моторке прокатился. «А ты попробуй вот эту задачу реши с семью неизвестными. А у секретаря Обкома посложнее: вырасти урожай, когда то засуха, то наводнение! Когда в Сибири 95 дней без мороза, всю осень идут дожди, а после них сразу снег ложится. Это бесконечная трепка нервов, работа на износ, тут не один седой волос появится. Не знают писатели ни нашей жизни, ни нашей работы, ни наших забот, а берутся писать. Вот и создается у людей впечатление: живут господа-начальники в свое удовольствие, едят бутерброды с икрой. А я ее еще в глаза не видел, да и не нужна она мне. С детства к картошке привык. А, черт, не о том думаю. Как же быть с забоем скота? Что придумать? Может быть, половину помещений мясокомбината поставить на забой больного, а половину здорового? Всё строго разделить? Это всё оборудование надо переделывать, тоже время займет. Надо оставить до утра. Что народ подскажет на совещании. Такие дельные мысли другой раз говорят, диву даешься, как сам не додумался. Надо спать, уже третий час ночи. А завтра обязательно решить этот вопрос, чтоб не позже чем через два-три дня начать забой. Всего два-три дня!»

В шесть часов утра его разбудил звонок телефона.

– Я разбудил тебя, Сергей Федорович? Извини. Быков говорит. Детали в гальванической ванне, отключили воду, если через пять минут не дадут, сам знаешь, десятки тысяч убытка, помоги, будь другом!

– Хорошо, если не будет воды через пару минут, позвонишь мне. – Сергей накрутил номер телефона.

– Диспетчер водоканала? Секретарь Горкома говорит, Воробьев. Срочно подключите завод Белова! – выслушал то, что говорили на другом конце провода. – Хорошо, отключите Центральный район. – Открыл кран – воды не было.

Только Сергей намылил лицо и шею, умываясь (жена стояла и поливала на руки и шею из ковшика), как опять раздался звонок. Валя подошла, взяла трубку.

– Говорит диспетчер пожарной охраны, срочно секретаря Горкома!

– Сережа, тебя!

– Слушаю, – ответил Сергей.

– Горит обувная фабрика, пожарная команда приехала, а воды нет! – кричал мужской голос так, что слышала Валя. Сергей смахнул мыло полотенцем, крутил вертушку телефона.

– Водоканал? Водоканал! Пожар на обувной фабрике в Центральном районе, откройте заслонку Центрального района! А я почем знаю, кого отключить? Думайте сами! – бросил трубку, выбежал на улицу. Валя стояла у окна. Сергей поднял руку, остановил грузовик на дороге, что-то сказал, сел и уехал.