Александр Дюдин - Сестры

Валя бежала через сквер к площади и думала: «А вдруг он не придет? Нет! Пусть придет! Господи, пусть придет, и всё решится!»

Валя пришла рано. Темнело. Вдали через площадь цветной пестрой лентой двигался, спешил куда-то народ. В аллеях тихо. Задумались, опустив большие темные головы деревья, дремали стоя. На светлое еще небо, подвязав щеку, выкатилась луна. Высоко били струи фонтана, ласково воркуя. Она прошла по пустым аллеям один, второй раз, стало совсем темно и страшно. Посмотрела около фонтана на часы: без пяти минут десять. «Еще пять минут!» Подождала и хотела уже уходить, как увидела его. Антон торопливо шел навстречу. У Вали пересохло во рту, кровь отлила от сердца, руки, ноги похолодели от волнения.

– Я пришел вовремя? – спросил Антон Федорович, остановившись перед ней. – Здравствуйте.

– Здравствуйте, – машинально повторила она. – Я просила вас о встрече, потому что нет больше моих сил! Мысли о вас преследуют меня днем и ночью, никуда не могу от них скрыться, никак не могу от них избавиться, ни о чем больше не могу думать. Это какое-то наваждение. Стихия! Болезнь! Хуже: болезнь можно лечить, а тут не знаю, что делать?! Не хочу о вас думать, не хочу! Но это происходит вопреки моему желанию. Я, видно, нехорошая женщина, если вам, женатому человеку, назначила свидание. Вы, конечно, презираете меня. Я сама себя ненавижу! Но я измучилась, я ничего не могу с собой поделать! Ведь я, чего греха таить, прибежала сюда, наверное, со скрытой надеждой на ваше расположение. Лишите меня этой надежды, навсегда, бесповоротно! Может быть, это отрезвит меня. Мне стыдно перед вами. Стыдно. Но всё равно, будьте беспощадны, не жалейте, казните меня без скидок, возмутитесь, отругайте! Только лишите меня всякой надежды, всякой! Я буду благодарна вам. Может быть, пойму тогда, что всё безнадежно глупо, и это излечит меня со временем. Помогите мне избавиться от этого наваждения!

Антон привлек ее за плечи к себе и поцеловал холодные губы. Почувствовал, как она ослабла в его руках.

– Боже! Что я делаю? Зачем? – тихо простонала Валя и, измученная, заплакала.

– Я тоже не безразличен к вам, – хмурил брови Антон. – Нашла помощника! – Он взял ее голову ладонями и целовал соленые от слез губы, мокрые, в колючих ресницах глаза.

На другой день Валя шла с работы. Нет, не шла, а парила в воздухе, едва касаясь каблучками асфальта. Мыслями она еще была во вчерашней встрече. Какое блаженство, какой отдых душе после всех мук, ощущать его руки на своих плечах, быть так близко к нему, чувствовать его теплое дыхание и биение его сердца. «Боже, Боже, что я делаю!» И тут же. «Ах, как хорошо! Какое наслаждение любить и быть любимой!» Ей сейчас захотелось услышать голос Антона, убедиться, что всё это не сон. Она зашла в будочку автомата, опустила две копейки, набрала номер.

– Это я, Валя.

– Подождите минутку, – трубка застукала. «Вероятно, положил на стол». Она слышала голоса, но слов не различала. «До свидания, товарищи», – услышала она отчетливо. – Это я не вам, – сказал Антон в трубку. – Минутку, ну вот теперь я могу разговаривать.

– Скажи мне что-нибудь ласковое, – попросила Валя. Антон замешкался.

– Гм. Валюха.

– Еще.

– Любимая моя.

– Еще.

Антон смущенно покашлял.

– Здравствуйте, проходите, садитесь. – Валя услышала второй мужской голос.

– Спасибо, мне лучше, – сказала она и повесила трубку.

И снова полетела, как во сне, счастливо улыбаясь. Всё внутри нее пело и дрожало от восторга. «Меня любят! И меня любят! Любимая моя, лю-би-мая!» – звучало как музыка. Ей хотелось обнять спешащих озабоченных людей и громко кричать во весь голос, на всю улицу: «Смотрите, какая я счастливая! Впервые в жизни такая счастливая!»

Вошла в квартиру и сразу спустилась на землю. Полная мойка грязной посуды. Все обедали, все торопились. Надо мыть. Надо готовить ужин. Сергей был дома, разговаривал по телефону.

– Вот, она только что вошла, – сказал он кому-то. – Сейчас согласую, – прикрыл трубку рукой. – Звонит Антон Федорович, у него есть бутылочка коньяку и лимон к тому же. Предлагает организовать совместный ужин!

Валя радостно вспыхнула: «Хорошо, только я быстренько пожарю картошки ребятам. Скажи, через часок подойдем».

– Он звонит с работы, говорит, что сам раньше не будет дома.

Дверь открыл Антон, и ласковые глаза остановились на Вале. Вкусно пахло жареным мясом. Из кухни выглянула разрумянившаяся у плиты Софья Марковна, радушно пригласила: «Проходите, я заканчиваю». Валя почувствовала себя неловко перед ней, виноватой. Всё в ее жизни до сих пор было чисто и ясно. Ей никогда не приходилось краснеть за свои поступки, прятать глаза от людей. Она жила по простым и справедливым законам общества: не укради, не обмани, не нанеси вреда другому. И вот сейчас что-то нарушилось в раз и навсегда сложившихся нормах ее поведения. Выпало какое-то крупное и важное звено. Валя была в смятении, в растерянности, чувствовала себя преступницей. Первый раз в жизни виноватой перед Софьей Марковной, перед мужем. И, казалось, никогда не будет ее поступку прощения. «Но я люблю!» – кричало, словно оправдывалось, здоровое начало ее натуры. А сложившиеся традиции, устои корили: «А имеешь ли ты право любить, если это принесет горе другим? Сможешь ли ты при этих условиях быть счастливой?»

Антон смотрел на Валю. Мысли, словно тени, скользили по ее лицу, и оно всё время преображалось, то светлело, будто солнце освещало его, то мрачнело, прикрытое тучей, и горькие складки углублялись у рта. То дрогнут губы в улыбке, то сомкнутся темные шнурочки бровей. «Вот Софья Марковна рада приходу друзей, добрых людей, – продолжала думать Валя, – и не подозревает, что один из них внесет в ее дом беду. Украдет мужа. Не десять, не сто рублей, а друга под старость лет».

Настроение испортилось. Она откинулась на стуле. Видела сбоку у Антона морщинки около глаз, на щеке, около ушей, на шее (он был старше ее на десять лет), и до чего же они были милы ей, его морщинки. Она снова хмурилась, молчала. Антон с тревогой посматривал на нее. Сергей рассказывал:

– Я видел, хитрый парень, но подумал, может быть, это предубеждение во мне говорит. Может быть, человек и правда «завязал», захотел жить по-человечески. Решил ему помочь, а он, подлец, подвел меня: машину мяса перебросил через забор и был задержан. Вот так нам дорого порой обходится доверие!

– И все-таки доверять надо, – возразил Антон Федорович. – Нельзя жить, не доверяя людям, лучше ошибиться.

– Но, я тебе скажу, чувствуешь себя препаршиво, когда тебя обманут. Этаким простачком-дурачком выглядишь, которого провести – раз плюнуть!

– Тут приходится поступиться своими чувствами. А если б он действительно захотел стать человеком? А никто не верит? Представляешь его трагедию?!