Александр Дюдин - Сестры

– В какой-то мере сам виноват, что вышел из доверия.

– Он отбыл за это наказание. Остаток жизни имеет право прожить как человек! На одном случае построить недоверие ко всем людям, сам понимаешь, неправильно!

– Разве я говорю о недоверии ко всем людям? Речь идет об этом конкретном случае.

– Значит, я тебя не так понял. А тут, считаю, ты поступил правильно: дал шанс встать на ноги. Но он не воспользовался такой возможностью – для него же хуже.

– Хорошо, их поймали, а если бы нет? Я тоже нес бы ответственность за кражу. Конечно, не перед законом, но перед собственной совестью!

– Машину мяса, это не иголку в кармане унести. И ту обнаружить можно. Мясокомбинат работает круглосуточно, кругом народ, кто-нибудь да увидит. Как хитро ни обдумывай, всё равно трудно не влипнуть.

– И всё же было очень неприятно, когда директор позвонил и этак ехидненько говорит: «А ваш протеже не оправдал доверия, поймали на крупной краже!»

– А ты хочешь на такой работе одни только радости получать? Думаю, ты уже убедился, что больше шишек, чем пышек! – смеялся Антон Федорович. Вале казалось, что вопрос о доверии Сергей завел специально для нее. Она посмотрела на Софью Марковну, та слушала, задумчиво улыбаясь.

– Хочу пить, – нервно встала Валя.

– Пойдемте, я вас напою, – поднялась Софья Марковна. – Вы сырую воду пьете?

– Холодную и только сырую, – ответила Валя. Софья Марковна открыла кран, налила стакан и подала Вале.

– Оставьте мне, я тоже хочу пить, – сказал появившийся на кухне Антон. Взял из рук Вали стакан, повернул его и коснулся губами того края, где только что были ее губы, остановив на ней долгий и теплый взгляд. Валя тревожно подняла глаза на Софью Марковну, та смотрела мимо них, и выражение ее лица было не то презрительным, не то сожалеющим. «Она всё видит, всё понимает, женщины чуткие в таких вопросах!» – думала Валя, возвращаясь в комнату. Сергей курил.

– Куда вы все убежали? Я хотел идти разыскивать!

– Пока не закончим дела, ради которого собрались, – смеясь, говорил Антон, взяв бутылку с коньяком, – бежать не собираюсь. Давайте сначала допьем! – разлил остатки по рюмкам.

– Выпьем за счастье! – поднял он тост. – Каждый человек имеет право на него. Жизнь такая короткая и одна!

«А если оно принесет горе другому, это всё равно счастье? У другого тоже короткая жизнь, и тоже одна. Нет! Не хочу!» – даже трудно стало дышать.

– Что-то душно стало, надо идти домой! – сказала она.

Антон встал, открыл балкон: «На улице благодать, пойдемте к реке?!»

– С удовольствием, – поддержал Сергей.

Софья Марковна и Сергей перешагнули порог. Антон задержал Валю за локоть и сказал вполголоса:

– Ты ни в чем и ни перед кем не виновата. Перестань себя терзать. Успокойся! – Она благодарно оглянулась на него. Стало легче.

Мужчины шли впереди, Валя с Софьей Марковной позади. «Он для меня сказал этот тост, – думала Софья Марковна об Антоне. – Ты не могла дать мне счастья, оно пришло ко мне сейчас, так не мешай, хотел сказать. Можешь быть спокоен, не помешаю!» – гордо подняла голову.

– Я никогда не любила Антона, – неожиданно для Вали начала Софья Марковна. – Ехала к Антону на пароходе, и мне было легче броситься в воду, чем плыть к нему. Все-таки плыла, – недоумевая, пожала плечом.

– Какая же необходимость была? – изумилась Валя.

– Больше не за кого было идти. А подружки каждый день мне твердили: «Выходи замуж, тебе скоро двадцать пять лет, останешься старой девой. Антон хороший человек и любит тебя». Мы с ним давно знакомы, с детства. Вместе в школе учились, потом поступили в педагогический техникум. Я любила его товарища, поповича, сына попа, – пояснила она. – Знаете, как было тогда? Вызвали меня на комитет комсомола: «Почему дружишь с классово чуждым элементом? Или он, или комсомольский билет!» Конечно, выбрала комсомол. Попович вскоре уехал, и я потеряла его след. Окончили техникум. Антон поступил в политехнический институт, его оставили в городе, а меня направили учительствовать в село. Это правда: Антон любил меня. За двадцать пять километров приходил каждую субботу на свидание. Действительно человек хороший. Вот вышла. Думала, на свете нет человека лучше поповича, а встретила лучше, когда у нас было четверо детей! Оба тяжело пережили это время и я, и Антон. В общем, как хочется жить, так нельзя, а как можно – не хочется, – заключила она с грустью. Шли молча какое-то время. – Антон всегда был мне хорошим другом и мужем. Я окончила институт, – продолжала Софья, – когда дети маленькие были. Днем работала, вечером училась. Приду, а он всех ребят перекупает, бельишко им перестирает, утром, чуть свет, встанет, перегладит. Гонит детей, как цыплят впереди себя, кого в детский сад, кого в ясли: они погодки. Меня берег. Так как-то дети и остались на нем. Заболеют – он тащит их в больницу, бежит в аптеку, лечит. Ночью, в одном белье, толчется около их кроватей. Во всем остальном тоже помогал мне. Иначе мне бы не закончить институт. Вот дети с малых лет и привязаны больше к нему, чем ко мне. Может быть, потому, что парни, хотя Оля тоже к нему ближе. Сейчас все взрослые, а только придет отец с работы, собираются около него. У каждого есть к нему разговор.

Подошли к реке. Вода казалась густой, как масло, черная с зелеными бликами, струясь, зловеще сверкала. От нее тянуло прохладой, тем неповторимым запахом реки. На той стороне, в кромешной тьме, мигали, переливались мелкие огоньки Куломзино. Пыхтел, шлепая колесами по воде, буксирный пароходик. Светили на мачте зеленый, красный и белый огоньки. Рядом по воде разноцветной радугой бежало их размазанное отражение. Пароходик тянул толстую неповоротливую черную баржу.

Где-то в темноте игриво засмеялся девичий голос. «Странно, почему она вот так, вдруг, разоткровенничалась со мной, – думала Валя о Софье Марковне. «Я не люблю Антона», – вроде, бери, не стесняйся. – Только детям дорог он, словно предупреждала она». Вале понравилась ее откровенность и в то же время была непонятна, настораживала. Вообще Софья импонировала Вале. В ней угадывалась сильная, умная, необычная женщина.

Валя озябла, обхватила плечи руками. Антон оглянулся, заметил это и осторожно накинул на нее свой пиджак. Вернулся к Сергею. Впереди белела его рубашка на широкой спине. И опять Вале было хорошо и тепло. Вспомнила: еще в студенческие годы они бежали с Сергеем через двор, из общежития в клуб. Зима. Дул холодный жесткий ветер. Сергей одет в свитер и шерстяной костюм, а она в легком, безрукавном платье. Рядом парни снимали свои пиджаки, набрасывали их на плечи подруг. «Наверное, не догадывается Сережа», – подумала она и сказала вслух:

– Ох, как холодно, замерзла!

– Я тоже замерз, – ответил он, скользя по снегу.