Александр Дюдин - Сестры

– Или я, или Ксения Павловна, – закричал он еще в дверях. – С ней работать не буду! Больше не могу ее терпеть! Мое решение окончательное!

– У меня нет оснований увольнять Ксению Павловну, – холодно возразила главный врач.

– Тогда моя кафедра уйдет из вашей больницы!

– Ваше право, – сухо ответила та.

На другой день ни один работник кафедры, во главе с шефом, в больницу не пришел. Не было и студентов. Отделение непривычно опустело и притихло. Никто из врачей не сожалел. Еремеев не пользовался авторитетом из-за своего равнодушия к больным, и в данном случае он был не прав. С рождения в каждом человеке живет стремление к справедливости. Все с особенным уважением говорили о главном враче:

«Молодец, не дала в обиду своего работника!» Но все-таки была и тревога: здесь, в клинике, работала наука. Не захудает ли больница с уходом кафедры? Событие это взволновало всех. Операционный день начался с опозданием, поздно закончился. У Вали много было работы в этот день. Возвращалась она, когда город закутало темнотой вечернего покрывала.

«Конечно, больной мог умереть от кровотечения, – думала она дорогой, – но сам факт поспешной, неоправданной операции, когда еще не ясен диагноз, возмутителен!» Она повернула за угол. Как всегда ярко горели окна квартиры Антона Федоровича. Как он там? Сердце защемило от жалости к нему. Валя разговаривала по телефону с Мариной, и она сказала: «У Антона рак легких запущен, метастазы в печени. Помочь ему невозможно. Поздно. Он обречен». «Ах, Антон, Антон! Как мало мы еще об этом знаем! Не разобрались вовремя, а человек заплатит жизнью! Как мы еще бессильны! Все ученые мира бьются над проблемой рака и никак не могут разгадать ее. И сами гибнут от него».

Ребята были дома. Валя сразу пошла на кухню, занялась ужином.

Только на третий день вырвалась пораньше и забежала к Антону. Он показался ей усталым и раздражительным.

– Ты гулял сегодня? После дождя так свежо, так красиво на улице, пойдем? – он нехотя согласился.

– Смотри, сосенки стоят, как хрустальные! Нанизали капельки дождя на иголки. Очень красиво! И подросли! Помнишь, они были совсем малютками, чуть выше колена. А сейчас нас перегнали в два раза! – восторгалась Валя.

Антон тяжело поднялся со скамейки.

– Знобит меня, Валя, пойду домой, полежу. «Ничего его не радует, плохо ему!» – подумала она, потускнев. Подала руку, он встал, тяжело опершись на нее. В дверях их встретил Виталик, взял локоть отца у Вали, ожег ее взглядом так, что ей стало не по себе.

Дня три она не шла к ним, боясь встречи с Виталиком. А на сердце маята. Она представила, как все ушли на работу, кто куда, и он лежит один на один со своим недугом, и какие грустные, темные мысли лезут ему в голову. Она позвонила. К телефону подошла Оля.

– Папа? – переспросила она. – Очень хорошо, вон сияет, как солнышко. К нему пришли из заводской библиотеки, – говорила она, понизив голос, как-то многозначительно. Валя не обратила внимания. Но он не один, у него гости, не пошла к нему.

На другой день позвонила Софья Марковна:

– Ты чего не приходишь? Приучила мужика к себе, так не бросай, когда он болен. Давай, приходи, он ждет!

Присутствующий при этом разговоре Виталик возмутился:

– Ну, мать, ты святая!

– Очень хочу, чтобы и ты был таким!

– Ну, нет, у меня такого не будет!

– Откуда в тебе этот феодализм?

– Зато к твоим поступкам я не подберу определяющего слова!

– Очень просто: добрый поступок или дружеская чуткость.

– Друг тоже должен быть верным и надежным!

– Там, где он «должен», уже кабала. Я понимаю дружбу бескорыстную, без долгов. Каждый от всего сердца старается сделать другому приятное, не из чувства долга, а из чувства любви и уважения.

Сын иронически пожал плечами. Их разговор прервала появившаяся на пороге Валя. Виталик бросил на нее угрюмый взгляд и, круто повернувшись, ушел.

– Не обращай внимания, – сказала Софья и, обняв ее за плечи, подтолкнула в комнату Антона. Около кровати сидели Оля и Олег, при ее появлении оба встали и вышли.

– Вот видишь, как неловко получается. Прихожу, они уходят от тебя.

– Большие стали, понимают, – отвечал он, улыбаясь, и, нахмурив брови, спросил: – А почему тебя приглашать надо?

– Неловко к вам лишний раз приходить, сама рвалась душой, места не находила, но стыдно твоих ребят! – Валя прикрыла ладонью его руку, лежащую на постели. Черты лица Антона разгладились, посветлели. Он взял ее кисть, поднес к губам, поцеловал запястье, где через тонкую белую кожу голубыми ниточками просвечивали вены.

– А если кто увидит? – спросила она его с влажными от волнения глазами.

– Что тут плохого? Любимой женщине руку поцеловать! – нахмурил он брови. – А я думал, обиделась. Ждал, а тебя всё нет.

– Как у тебя дела? – переменила тему Валя. Он видел, что ей тяжело, она молча сострадает ему.

– Сначала, после операции, лучше было, а сейчас слабость одолевает. Немного похожу, и уже ноги дрожат, валюсь отдохнуть. А так ничего. Почему долго не приходила? Обиделась, что ли? – повторил он свой вопрос.

– Ну что ты, разве до обид сейчас? – помолчали оба.

– И долго так у меня будет?

– Конечно, не сразу пройдет. Терпения набраться надо.

– Хоть дома сейчас, и то половина дела. Плохо мне одному в больнице было, особенно после операции, тяжело, и рядом никого близких нет, – пожаловался Антон. – Сейчас кто-нибудь, да около меня вертится, хорошо, что у меня их четверо! – помолчал, задумавшись. – Тяжелая работа хирурга. Насмотрелся я. Как ты, женщина, тянешь этот воз? Мужику и то трудно приходится!

– Привыкла, горжусь званием хирурга. По-моему, это самая важная профессия в мире. Что может быть дороже жизни, за которую борется врач?!

– Дороже жизни – честь! – ответил Антон, – Да, честь дороже жизни! А быть честным воспитывает школа. Как видишь, профессия педагога не менее важная, – глаза его лукаво поблескивали за очками, словно хотели сказать: «Не задавайся, есть люди поважнее тебя!» Валя улыбнулась. Ответ ей понравился, хотя был неожиданным.

– Хрущева сняли, читал?

– Читал, давно пора.

– Я вчера опять поспорила с Сергеем. Прочитала и говорю: «Ага! Я права была, сняли его все-таки!» А он отвечает: «Ничего ты не права. Ты всё оптом чернила. Когда он пользу приносил, поднимая целину, внедряя кукурузу, его партия поддерживала. Стал совершать ошибки, отправили на отдых. Всё правильно». Для него всё правильно.

– Он тут прав. Не спорь ты с ним. У него свои взгляды, он по-своему всё это переживает. Да еще ты докучаешь. Поверь мне, у него хватает забот.

– Знаешь, я не видела ни одного человека, кто бы пожалел о Хрущеве. Все только смеются.

Антон улыбнулся.

– Китай выразил удовлетворение по поводу снятия Хрущева. Читал?