Александр Дюдин - Сестры

Как-то вечером Валя с Сергеем зашли его навестить.

– Вымотала температура, сегодня появилось кровохаркание, – жаловался Антон.

– Поругайте его, – просила Софья Марковна, – в таком состоянии всю неделю ездил на работу.

– Зачем же? – возмутилась Валя.

– Приехала комиссия из министерства проверять работу завода. Как же я могу лежать дома? Скажут: «Спрятался за больничный лист!» На ногах бы не смог дойти, на брюхе дополз. Надо было. Теперь комиссия уехала, на заводе всеё в порядке, могу спокойно похворать.

– Нет, болеть ни при каких обстоятельствах не нужно, – задумчиво сказала Валя. – Может быть, проконсультироваться с профессором?

– Насмотрелся я на них, когда болел язвой желудка. Профессор – это не всегда еще и хороший врач! Иногда даже вредна консультация. Покажет доктор ему больного, застрахует себя и перестанет думать о человеке. Консультанту легко и ошибиться: видит первый раз. А ярлычок приклеен авторитетом, попробуй, перемени! Нет, давайте, друзья, думайте сами.

«Конечно, всякие есть профессора. – Валя подумала о Еремееве. Профессор Анчелевич уехал работать в Иркутск. Вместо него пришел Еремеев. – Но, в основном, это грамотные люди, и посоветоваться не мешает».

Ничего не обещая, решила вызвать Марину Алексеевну. Она работала в Москве, защитила докторскую диссертацию на очень интересную тему: «Флуоресценция в диагностике рака». Оказывается, ткани при облучении их ультрафиолетовыми лучами флуоресцируют, причем здоровые – голубым цветом, пораженные раком – коричневым. При диагностике опухоли стало видно, какие лимфатические железы поражены, а какие здоровы. Появилась возможность удалять не все железы, а только больные. Марина Алексеевна сделала восемьсот операций по поводу рака легких.

Валя дала Марине телеграмму: «срочно вылетай».

В тот же день получила ответ: «вылетела рейсом 7818, встречайте».

Самолет остановился недалеко от аэровокзала. Сергей с Валей шли по снежному полю к Марине навстречу.

– Братцы, вы оба живы, здоровы? Что за срочная телеграмма тогда? – спросила она удивленно, прежде чем они обняли друг друга.

– У нас тяжело болен друг.

– Ну, знаешь ли, Валя, для меня не так просто мотаться из Москвы в Омск, с моим здоровьем, мне уже не двадцать пять, а значительно больше.

– Это очень близкий друг. Такой, как ты.

– Ладно, раз уж прилетела, конечно, посмотрю. Но в следующий раз, если вам придет в голову вызвать меня для друзей, подумайте обо мне и пощадите!

– Не сердись, пожалуйста, я думала и о тебе, и о нем. Диагноз не ясен, болен тяжело, как бы ему это не стоило жизни. Боюсь рака легких, и его чаша перевешивает, – коричневые глаза Вали умоляли.

– Ладно, ладно, – смягчилась Марина, – везите меня к своему другу и сразу же надо купить билет, чтоб сегодня могла вылететь обратно: завтра у меня операционный день.

– Что у вас болит? – спросила Марина у Антона.

– Ничего.

– А какого черта, простите, вы не работаете?

– Болей нет. Только температура измотала, да и в последнее время появилось кровохаркание.

– Где мы можем побеседовать, посоветоваться с Валентиной Михайловной, без вашего участия? – спросила она.

– Оставайтесь здесь, я выйду.

– Валя, это рак легкого и, боюсь, запущенный. Срочно везите его в Москву, в Институт экспериментальной хирургии, направление напишу. Меня там знают, я консультирую у них.

– Ты сама будешь оперировать? – спросила Валя.

– Нет, там есть, кому оперировать, но обещаю присутствовать на операции. Звоните, я вам всё сообщу.

Антон проснулся, но не торопился открыть глаза. Лежал и думал. Скоро месяц, как он находится в Москве. Недели две его тщательно обследовали, потом оперировали. Вчера удалили резиновую трубку в боку, и он впервые походил по палате, держась за спинки кроватей. Все боли, это тяжелое состояние после операции позади. Теперь он будет жить, вот только наберется сил, пройдет слабость.

Ему почему-то часто сейчас вспоминалась юность, обрывистый берег Волги, с которого открывались такие просторы, столько было воздуха, воды, что, казалось, грудь становилась шире, дышалось легко, и не было конца восторгу! Вспомнилась Софья: круглолицая, с двумя косищами, с завитками светлых волос на лбу и затылке. Она всегда была полной, плотной. От нее веяло здоровьем, добротой. Как же он любил ее когда-то!

В открытое окно вливалась свежесть весеннего утреннего воздуха. Пахло то ли травой, то ли березой, он не мог понять: перебивал запах больницы. Вот пару раз щелкнул соловей и замолк, словно музыкант, пробующий, настроен ли инструмент, и залился трелью. «Ах, шельмец, какие коленца выделывает!» – Антон замер, слушая его. «Вот так же пели соловьи ранним утром на Волге». Потом воспоминания перенеслись к недавнему прошлому. Перед ним встала березовая роща, светлая, с белыми колоннами стволов и легким зеленым кружевом крон. В воскресный день прошлого лета к нему приехал Андрей Степанович, руководитель художественной студии на заводе. Настроение у Антона было паршивое, что-то тогда уже нездоровилось, надрывал грудь кашель. Андрей Степанович держался бодрячком, пытался его рассмешить. «Знаешь, как художники разговаривают между собой? – спросил он, и сам ответил, – рисунком. Вот, например, встретились два художника-армянина. Один вынимает блокнот и рисует ночной горшок, живот, ежа. Другой посмотрел, понял, кивнул головой. Достает свой блокнот (Андрей Степанович рассказывает и быстро набрасывает карандашом рисунок), изображает такси и барана. Первый посмотрел, кивнул головой, в знак того, что понял, разошлись. Поговорили».

Антон взял листок, стараясь понять ребус. «Первый спрашивал, – помогал ему Андрей Степанович, – «как жив еж». – Другой ответил: «так си бе-е». – Антон улыбнулся, повеселел. Ребус ему понравился.

– Ты на своей машине приехал? – спросил Антон.

– Да, карета у порога.

– Отвези меня за город: давно не был в поле, в лесу. Всё некогда, соскучился по земле-матушке. – И Андрей Степанович отвез.

Антон снял пиджак, повесил на руку. Июльский день солнечный, теплый. Не было, как обычно в это время, изнуряющей жары, и трава после дождей свежая, молодая, сочная. Он брел по ней, как по мелководью реки, задрав голову кверху, подставляя лицо солнечным лучам. Легкий ветерок гладил его щеки мягкими ладонями. Длинные зеленые волосы берез чуть колыхались, в просветах ярко голубело небо. Распахнулась грудь, дышалось легко, свободно. Антон по-мальчишески запустил вверх шляпу, она закрутилась, набирая высоту, стукнулась о ветки и камнем упала на землю. Он швырнул пиджак на землю и упал на спину, раскинув руки и ноги. Травинки, склонясь, щекотали ему лоб, висок. «Как жить хорошо! И почему мы обкрадываем себя? Так редко бываем в лесу? Благодать-то какая!»