Александр Дюдин - Сестры

«Тает наша медицина, – посмеивались ребята, – сумел майор растопить «ледяную леди». Строжится, а сверкает, как начищенный самовар». Но посмеивались доброжелательно, с уважением и завистью посматривая на Николая.

Мария не думала о будущем. Жила только настоящим. Казалось, что это навсегда, на всю жизнь с ним, но счастье оказалось коротким.

Месяца через два Мария с Николаем обедали в комсоставской столовой.

– Здорово! – приветствовал Николая его друг, Борис Скляров, в больших роговых очках, с черным кудрявым чубом, падающим на крутой белый лоб с залысинами. – К вам можно? – и, не ожидая ответа, сел. Посмотрел на стол.

– То же, что у них, – сказал официантке. Жрать хочу. Утром подняли рано, не успел перекусить, – отхватив чуть ли не половину дымящегося бифштекса, повалял его языком во рту (очень был горячий), спросил с полным ртом: «Ты когда уезжаешь?» Николай недовольно посмотрел на него.

– Не знаю, когда прикажут.

Мария вскинула глаза к Николаю. Он хмурил брови, смотрел в тарелку и катал вилкой кусочек картофеля.

– Судя по обстановке, на днях должен уехать, – продолжал Борис. Николай сердился.

– Не тот разговор ведешь. Ты что, первый день здесь работаешь?! – резко одернул его. Встал. – Пойдем? – обратился он к Марии.

Ей изредка приходили мысли, что он может уехать, но она гнала их, не хотела думать об этом. Теперь, когда этот вопрос становился реальностью, вдруг испугалась.

– Что же ты молчишь? Ты скоро уезжаешь?

– Зайдем ко мне, – он толкнул дверь рукой, пропуская ее вперед. Она повернулась к нему, обвила шею руками, заплакала.

– Не пущу, никуда не пущу! – Николай прижался щекой к ее голове.

– Успокойся, успокойся! Ты же у меня умница, давай поговорим. Садись, выслушай меня, – он достал платок, вытер ей слезы. – Уезжаю уже завтра утром, но об этом никто не должен знать. Я делаю преступление, говоря это тебе. Но поступить иначе не могу. Не знаю, что бы ты подумала, если бы уехал и не сказал. Сам узнал об этом час тому назад. За кордон не пойти не могу, это моя работа, я там прижился, сама понимаешь, другого послать нельзя.

– Возьми меня с собой. – Она, не задумываясь, пошла бы за ним куда угодно, не спрашивая, «куда», лишь бы быть рядом. Хотя бы в чужой стране. Это не страшило ее.

– Нельзя, любовь моя, нельзя! – Мария видела его страдающие глаза, – новый человек привлечет внимание, тем более ты, такая яркая. Мы уже думали, говорили с генералом об этом. Но сейчас не имеем право на это. Ты должна понять. Я много думал об этом варианте, ничего не получается. Поставлю под удар всё дело, которое готовилось столько времени! Всё на смарку! Это сродни предательству. Мне очень тяжело, поверь, но я не могу поставить всё на грань провала. Так сложились обстоятельства, что поехать должен только я один. Ты понимаешь? Мне надо быть там. Иначе я потеряю уважение к себе, и перед товарищами.

– Я буду ждать твоего возвращения, хоть всю жизнь.

– Не жди, – брови его сурово сдвинулись. Мария видела, как трудно ему говорить, – ты еще девчонка, тебе двадцать один год! Я не хочу испортить тебе жизнь. Ты же знаешь, меня можно прождать и десять, и двадцать лет, и неизвестно, вернусь ли вообще. Нет, нет! Ты свободна. Встретишь хорошего человека, выходи замуж. Ты молодая, еще полюбишь и будешь счастлива. Не плачь, – он нежно гладил ее руку. – Запомни: я никогда так не любил. Но поступить иначе не могу. Это очень важно для нашей страны, поверь мне. Сегодня вечером, как вырвусь, приду к тебе. Прости, моя несмеяна, но меня ждут. Надо ехать.

Мария, как во сне, перешла двор, поднялась к себе в комнату. Видела, как с охраной куда-то уехал Николай. Она была потрясена предстоящим отъездом Николая. Умом понимала, что не может он не поехать, это его работа, и взять с собой ее не может, что не всё зависит только от него. Но от этого не было легче. В душе боролись два человека: один говорил с обидой: «Захотел бы – не поехал. Туда насильно не посылают. Для него работа дороже тебя. Ты бы на всё пошла ради него, значит, не любит так, как ты его. Развлекся майор и уезжает!» – и этот человек в ней, нашептывающий плохое о Николае, был неприятен ей, лжив. Она понимала, что отказаться от работы Николай не мог. А предположение, что «развлекся майор», было оскорбительно не только для него, но и для нее. «Нет, нет! – возмутилась она, – а глаза его, они страдали!» – говорил другой человек в ней. И вроде становилось легче. Этот человек оправдывал Николая. «Не хочет, чтоб ждала его, – снова нашептывал, терзал ее тот, недоверчивый, – нужна ты ему. Разве может мужчина сказать «выходи замуж», если любит». Это больно скоблило, задевало рану в сердце. «А если он любит женщину больше себя? Понимает, что прождать можно всю жизнь, он может не вернуться, в конце концов?» – доказывал другой человек в ней, более добрый к нему. И ей становилось свободнее дышать. И снова, и снова одно и то же. Она устала. Измучилась в борьбе сама с собой. Ни сидеть, ни лежать не могла. Не находила себе места.

Спустилась синяя ночь. Комната казалась маленькой, душной. Мария сошла на веранду по крутым деревянным ступенькам, осторожно нащупывая их в темноте ногой. Открыла окно. Пахнула прохлада. Вздохнула полной грудью свежий воздух. Вроде стало легче. Звездное светлое небо хитро улыбалось. Луна смотрела на нее, словно смеясь над ее душевной мукой. «Как она похожа на человеческое лицо, – скользнула мысль стороной, – и брови, и глаза, и улыбка. Надо же! Как тут не быть суеверной?» А сердце тосковало, ныло, рвалось на части. «Последние часы Николай так близко от нее, протяни руку, и, кажется, дотронешься до него, – думала она в смятении, – завтра это будет невозможно!» Невозможность испугала провалом, огромной пустотой. Она прижала руки к груди, словно умоляла кого-то сжалиться над ней. «Сегодня вечером, как только вырвусь, приду к тебе», – вспомнила Мария обещание Николая. «Хоть последняя ночь, да наша! Вся! До утра! Каждый час, минута, секунда – наши!» Еще сильнее забилось сердце и от радости предстоящего свидания, и от отчаяния предстоящей разлуки навсегда. И всё же где-то в глубине души Мария не верила, что больше они не встретятся. «Всякое бывает в жизни», – утешала она себя, снова веря и не веря теплому, призрачному лучу надежды.

Мария долго ждала возвращения Николая. Устала. На миг, казалось, закрыла глаза и отключилась. Не слышала, как подошла машина. Вздрогнула, проснувшись от звука захлопнувшейся дверки. Николай шел к кирпичному зданию гостиницы. Вспыхнули огнем два окна его комнаты и тут же погасли. Мария встала, пошла к входной двери медсанчасти, открыла ее и через мгновение оказалась в жадных объятиях Николая. Мария ощущала твердые мускулы его сильных рук, его груди.