Александр Дюдин - Сестры

Разведка фронта занимала зону оцепления в несколько кварталов. Здесь располагались казармы, клуб, столовые, здание управления, тюрьма. Медсанчасть Марии находилась в глубине двора, в небольшом двухэтажном каменном особняке с высокой верандой, кокетливо увитой плющом. На первом этаже: изолятор, кабинет для приема больных, перевязочная. На втором: несколько палат, а в маленькой комнате под крышей с большим окном жила Мария.

В солнечное яркое утро, когда Мария только что накрыла стерильный стол, вскипятила шприцы, хотела сходить на кухню, снять пробу завтрака, дверь перевязочной открылась, и на пороге появился высокий майор с черными глазищами, блестевшими, словно мокрые маслины. Мария вытянулась.

– Отставить, – улыбнулся он. – Пришел к вам подремонтировать пальцы, сейчас прихлопнул дверкой машины, – протянул Марии руку, забыв о боли, любуясь ею.

«Какая славная дивчина, – подумал он. От нее веяло свежестью юности, золотились кончики пушистых ресниц от света, падающего в открытое окно. – И, видно, волевая, с характером». Это тоже понравилось ему. Он не любил бесхарактерных людей, ни мужчин, ни женщин, не доверял им.

Мария взяла теплыми руками его кисть, смотрела на раздавленные пальцы. «Садитесь», – указала на стул. Придвинула столик, положила руку на него. Она чувствовала себя неловко под пристальным взглядом, но впервые это не сердило ее, а было приятно. Подняла глаза. Взгляды их встретились. Он улыбнулся широко, радостно, словно встретил давно знакомого человека. Засветились зелеными огоньками прозрачные стеклышки глаз Марии. Она поспешно спрятала их под чуть дрогнувшими веками. Как можно осторожнее ввела кончики ножниц под ноготь, вырезала в нем треугольник для стока крови, с тревогой посмотрела на майора. Обычно подобные пациенты стонали, ругались от боли, теряли сознание, а этот молчал. Чуть побледнел, зрачков в его глазах не видно, по-прежнему улыбается.

– Больно? – участливо спросила Мария и восхищенно подумала: «Вот это выдержка! Это настоящий разведчик!»

– У вас волшебные руки, – он глядел на ее длинные розовые пальцы, – совсем не больно.

«Больно, – подумала она, – побледнел, а не сознается. Ах, какие глазищи! Дух захватывает! Темные бездонные колодцы, так и погружаешься в них. Кто он?» Она никогда раньше не встречала его. Мария перевязала, чуть касаясь пальцами его руки. Между тем он говорил:

– Я знаю, вас зовут строгая Мария, так мне представили вас ребята, а я бы назвал скорее нежная Мария: вы так бережно бинтуете. «До чего же красивая дивчина, – думал он, – перламутром отливает белая кожа. Беломраморная девушка».

– Вас, наверное, кормили одной сметаной, что вы унаследовали ее цвет?

– Я еще никогда ее не ела.

– Никогда? – удивился он.

– Никогда, не знаю ее вкуса.

«Какие красивые эти длинные узкие глаза и золотистые прядки волос, выбивающиеся из-под колпака».

– Всё, – сказала она, отрезав кончики марли около затянутого узла.

– Когда, доктор, к вам на перевязку? – спросил он мягким баском.

– Если беспокоить не будет, послезавтра. – Он продолжал сидеть.

– Меня зовут Николай, – представился он, – вы завтракали? Может, позавтракаем вместе?

Она удивленно вскинула на него глаза. Впервые ей не хотелось быть строгой Марией. Но, раз уступив своему желанию, она понимала, трудно будет вернуть устоявшийся порядок в отношениях с окружающими. Женщин в части мало, среди здоровых молодых ребят. Всегда холодно-сухая, насмешливая, она отшибла охоту оказывать ей внимание. Было у нее и другое прозвище – «ледяная леди». Ей говорили об этом, и это ее устраивало. Но знали бы эти парни, сколько раз долгими вечерами она мечтала о добром, ласковом, нежном друге. И чем дальше, тем сильнее томило ее ожидание любви. Вот о таком мечтала она, как этот майор, который чуть насмешливо смотрел на нее. Она медленно, задумчиво сняла колпак с головы и сухо сказала:

– Нет, товарищ майор, сейчас не могу. У меня еще есть срочные дела.

– А именно?

– Чтоб вы позавтракали, например, мне нужно снять пробу.

– Ах, да, я упустил из виду, конечно, это делаете тоже вы, ведь у нас нет другой медицины, – он словно потух, встал. – Что ж, тогда до завтра.

Она не стала его поправлять. Он задержался у двери, что-то хотел сказать и, не сказав, шагнул за порог. Мария видела в окно, как майор размашистым шагом, чуть покачивая могучими плечами, прошел в здание напротив: высокое, серое, трехэтажное с крутой остроконечной крышей, покрытой черепицей. Это было управление. Она редко бывала там. Если вызывали, то был указан номер комнаты на пропуске и минуты, когда вошла и вышла. Чем там занимались, она не знала и не хотела знать. Принимала как должное: нельзя, значит нельзя, и ни к чему ей это. Думая о нем, подошла к зеркалу, поправила волосы, снова надела колпак.

«Почему я его сняла? – недоумевала она, – Машинально?» Перед ее мысленным взором всё еще стояли огромные влажные черные глазищи, в ушах звучал ласковый басок Николая. Мария шла в столовую, и ею владело какое-то теплое и в то же время грустное чувство. Как будто что-то хорошее и недоступное померещилось впереди. Выходя из столовой, столкнулась с майором. Слегка смутившись, прищурила глаза, но не опустила головы, когда он чуть задержался около нее. Весь день, работая, она поглядывала в окно. Видела, как майор шел с ребятами в управление и смеялся чему-то. Потом он сел в «Бенц» с двумя бойцами охраны и куда-то уехал. Марии стало грустно и одиноко. «Надолго уехал? Неужели больше не увидит его? – и тут же успокоила себя: – Он же сказал «до завтра». Но тут всякое может быть. Если не вернется, будет жаль. Никогда никого ей так не хотелось увидеть еще раз, как Николая. «Что это? Любовь с первого взгляда? – Мария недоверчиво пожала плечами, – не думаю, просто понравился. Зачем?» – этот вопрос показался ей сейчас неуместным и ненужным.

Вечер тихий, теплый, донимали комары. Изоляторы пустые. Наверху, в палате, несколько выздоравливающих бойцов сгрудились у стола с шахматами. Мария думала об утренней встрече с Николаем. Сидела на веранде у открытого окна и, вопреки рассудку, все-таки ждала его возвращения, боясь, что может больше не вернется. Опускались сумерки, когда Николай подъехал к зданию управления. Вышел из машины, оглянулся на медсанчасть, увидел Марию, широко улыбаясь, быстрым шагом подошел к веранде.

– Спокойной ночи в высоком терему, царевна-несмеяна! – сказал он, задрав голову, и веселые искорки насмешки поблескивали в темных глазищах. У Марии снова захватило дух. Не успела она ответить, как он, приветливо махнув рукой, так же торопливо ушел в сияющее огнями здание напротив.

Мария закрыла окно, поднялась к себе в комнату. Впервые внимание мужчины было приятным и желанным. Скребла сердце явная насмешка в его глазах.