Александр Дюдин - Сестры

– Мы же люди. Если я буду всё время ласковой с ней, доброй, стараться угодить, и она повернется сердцем ко мне.

– Не знаю, не знаю. Сомневаюсь.

Валя не успела их встретить, задержалась на работе. Только пришла домой, как открылась входная дверь.

– Приехали сына спасать, коли ты его до чахотки довела, – заявила свекровь, перешагивая порог. Валя растерялась.

– Ну, здравствуй, дочка! – поздоровался свекор, снимая шапку с мокрого потного лба.

Грузная, властная, с мясистыми отвисшими щеками, с большим рыхлым носом свекровь метнула ненавидящий взгляд на Валю и прошла в комнаты. Осмотрела их.

– Тащи чемодан сюда, – крикнула зычным голосом мужу. – А ты выметайся в маленькую комнату, с вас хватит!

– Мы не войдем туда втроем, – возразила Валя.

– Внук может остаться с нами, а девчонку забирай!

Валя была настроена во что бы то ни стало наладить хорошие отношения с ней, раз приехали, и вместе жить, не стала перечить.

– Нюра, помоги мне унести Катину кроватку в маленькую комнату.

– Забирай свое барахло, – сдернула свекровь одеяло с их с Сергеем кровати. Валя перенесла белье на кровать, где спала Мария.

За ужином Клавдия Никифоровна, положив одну руку на живот, поддерживая за локоть другую руку с блюдечком, шумно втягивая чай, прикусывая сахар, говорила:

– Может, ты думаешь, что я в няньки приехала, то ты ошибаешься. Мой сын инженер, и я могу пожить барышней с прислугой.

В комнату вошла Нюра и села на диван подлатать свою кофточку (в кухне было темновато).

– А ты чего сюда пришла? Марш на кухню! Мы к барыне в комнату никогда не ходили! – зло крикнула свекровь. Нюра заплакав, ушла.

– Федор Николаевич! – не выдержала Валя. – Вы коммунист, объясните жене, что революция была!

– А ей что объясняй, что не объясняй! – махнул рукой с досадой свекор и ушел в свою комнату.

– Послухай, Валентина! – свекровь поставила блюдце на стол. – Нам жить тепереча вместе, я тебе вот что скажу про свой характер. Жили мы в Прокопьевске. Квартира большая, три комнаты, зарплата сама знаешь какая, а у меня пять ртов. Решила я сдать одну комнатку, вот такую, как ваша маленькая, учителке. Молоденькая, только что техникум кончила. И вот она как-то мне говорит, что будто мои ребята ее масло трогали. Думаю, ну, покажу я тебе масло! Взяла ее трусишки, пошла к директору школы и говорю, чтоб эту заразу от меня убрали, у меня дети, не хочу, чтоб заболели! И дорогой шла тоже самое кричала! Весь город знал, что она больная нехорошей болезнью. Мальчишки камнями в нее бросали. Она справку от врача принесла, что здорова и девица. Да каждому справку не покажешь! Ее из петли вынули! Уехала. Вот я какая. И ты меня революции не учи! А то такую тебе революцию покажу, что в петлю полезешь!

Валя в ужасе зашла в свою комнату, села на кровать. «Зачем написала им? Сергей молчал, и мне молчать надо было. Вроде неудобно скрывать этакое горе от отца с матерью. Что делать теперь?»

Заплакала, проснувшись, Катя. Валя взяла дочку на руки, кормила грудью. Она знала свекровь, жила у нее четыре месяца. Было нелегко, но как-то забылось со временем всё трудное, сгладилось обидное. Да она не была тогда такой озлобленной.

«Ничего, – успокаивала себя Валя. – Не выгонять же их. Конечно, она думает, что я виновата в болезни Сергея. Надо ей объяснить, что не могла я ничего сделать, Сергей не слушал меня, вымотался на работе».

Прошел год. Мария несколько раз прибегала вечерами к Вале, веселая, снова похорошела. Хвалила мужа: «Очень ласковый, цветы мне дарит», – счастливо говорила она.

«Вот и хорошо, наконец-то повезло девчонке», – радовалась за нее сестра. Сейчас Валя сидела за столом в ординаторской, перед ней лежала раскрытая папка с историями болезни. «Надо записать, пока выпал свободный часок. Сколько времени? О! Уже час ночи!»

В тишине раздался резкий телефонный звонок. Валя вздрогнула от неожиданности. «Вот, опять не запишу», – мелькнуло в голове. Взяла трубку.

– Сестренка, это я, Маша. Посоветуй, что делать: у меня начались роды, истекаю кровью. В Куломзино врача нет. Акушерка молоденькая, девчушка, первый месяц работает. Говорит: срочно в город надо везти, в родильное отделение. Честно призналась – помочь не может. Иртыш под водой, проезд по нему запрещается, – голос прервался, замолчала. Валя сразу поняла, насколько положение серьезное. «Первая электричка в шесть часов, до утра не дотянет, истечет кровью, погибнет», – профессионально сработал мозг. Как можно спокойнее ответила: «Сейчас приеду».

– Как же ты приедешь, я же тебе говорю, Иртыш под водой!

– Сейчас приеду, – повторила Валя. Положила трубку и позвонила в гараж.

– Кто говорит?

– Саня, – ответил мальчишеский голос.

– Кто? – переспросила Валя.

– Саня, дежурный шофер.

– В Куломзино погибает от кровотечения роженица, моя сестра. Срочно необходимо доставить ее сюда, в наше родильное отделение, нужна врачебная помощь, а Иртыш под водой. Что делать?

– Поехали, – немного помолчав, ответил он, – посмотрим!

Валя выскочила из ординаторской, забежала в приемный покой, сказала, что отлучится на часок.

У берега, блестя чешуей лунных бликов, струилась широкая полоса воды. За ней вздулся лед. У того берега тоже темнела, слабо поблескивая, вода.

Машина стояла на берегу, с работающим мотором, вздрагивала, пуская дымок. Валя смотрела на реку и думала: «Если провалимся, то надо прыгать подальше, в бок, и назад, чтоб не затянуло водоворотом, вслед за машиной под лед. Затянет – всё! Всплывешь, не вздохнешь под ледяной крышей! А если не затянет, трудно забраться без посторонней помощи на высокий лед, опоры ногам нет. Даже чудом выберешься – до жилья далеко бежать». Валя обернулась на обрывистый берег и маленькие домишки вдалеке. «Кричать бесполезно, час ночи, все спят – не услышат. А Саня? Она имеет право утонуть, но не имеет права жить, если утонет он!»

– Саня, ты плавать-то умеешь?

– Я хорошо плаваю, – ответил он.

– Нам надо на одну сторону прыгать, чтоб помочь друг другу, давай договоримся заранее.

– Нельзя, Валентина Михайловна, сейчас договариваться, мы не знаем, на какой бок крен будет.

– На какой крен, на ту сторону и прыгать!

– Как раз в водоворот и угодите! Почувствуете, что дала крен, скорее вставайте на противоположный край и, оттолкнувшись, прыгайте подальше с высокого борта. Я вам крикну. Скорее всего, машина пойдет вперед!

– Слушай, Саня, давай лучше вернемся, – а сердце заныло, это значит обрекать Марию на неминуемую гибель. «А, может быть, проедем благополучно. Эта мысль будет корить всю жизнь: боясь за свою шкуру, бросила сестру умирать. Потом себе не прощу, что струсила. Да не за себя, за парня боюсь», – оправдывалась она перед собой.