Александр Дюдин - Сестры

Через двадцать минут профессору позвонили, радостный голос сообщил: «У Валентины Михайловны родилась девочка, вес три килограмма двести граммов!»

– Так могут рожать только русские женщины! – восхищенно вырвалось у него. – Передайте ей мои самые сердечные поздравления!

На другой день Валя проснулась поздно (сказалось ночное дежурство). В палате шумно, все разом разговаривали. Палата гудела, как на «птичьем базаре» где-нибудь на северных скалах. Не открывая глаз, Валя думала: «Три дня тому назад я была в консультации, тяжело стало работать ночами. Собственно говоря, пришла не за положенным декретом, а чтоб освободили от ночных дежурств». Врач осмотрела и сказала холодно: «Что вы мне морочите голову? Вам еще месяца два с лишним ходить! (У Вали был небольшой аккуратный живот). Или думаете, если врач, то я вам по блату оформлю декрет раньше срока? Или думаете: здесь ничего не понимают и можно одурачить?»

Валя вспыхнула, обида душной петлей захлестнула горло.

– Я к вам поздно пришла, а не рано, всё тянула, всё некогда.

– Не морочьте голову, идите, работайте!

И вот через три дня, на дежурстве, она родила доношенного ребенка. «Как она будет смотреть мне в глаза, не знаю, но идти к ней не хочется».

Валя слышала, няня ходила по палате с кувшином и тазиком, поливая на руки мамашам. Она открыла глаза. Еще не успела умыться, привести себя в порядок, как в палату вошел профессор. Валя смущенно натянула одеяло до подбородка.

– Доброе утро! Еще раз поздравляю вас с дочкой! Как вы себя чувствуете? – спросил он весело, садясь на белую табуретку рядом с кроватью.

– Спасибо, хорошо.

– Вы – героиня: до последней минуты, как говорят, «стояла на посту», – улыбнулся Вениамин Давыдович.

– Что вы, это просто вызвано необходимостью, так скверно получилось, – уже виновато добавила она. «Я, наверное, косматая, неудобно быть в таком виде перед ним». Анчелевич видел ее смущение.

– Я к вам забежал на минутку, поздравить.

Няня с кувшином подошла к Вале. Профессор встал.

– Не буду вам мешать, поправляйтесь. Зайду, посмотрю девочку, – он взял Валину руку, наклонился и поцеловал в знак уважения. Валя была растрогана и горда его вниманием. Через неделю, утром, Сергей приехал за Валей. На улице мела метель, бросая шлепками мокрого снега в лицо. Валя сразу озябла, нырнула с ребенком в открытую дверцу машины, подумала: «Мудрый человек придумал теплые домики на колесах. За окном холодно, непогода, а здесь тепло, уютно». Открыла уголок одеяла: перед ней было крохотное розовое личико девочки. Она спала.

Сергей очень торопился на совещание в горком, открыл ей дверь дома и сразу вернулся в машину. Валя вошла с ребенком на руках в кухню. В квартире не топлено, холодно, не прибрано, пусто. Положила девочку на кровать, захотелось пить. Ни капли воды. В сенках сухая кадка. «Сначала надо протопить, а то холодно будет менять пеленки, как бы не простыла дочка. – В ванной лежала куча белья: одежда Мишутки, рубашки Сергея. – Надо постирать».

Валя несла ведра на коромысле, приседая под тяжестью, считая кварталы: один, два, уже почти половина пути, вон уже наше крылечко, вылила воду в кадку. Чтоб хватило воды помыть в квартире, постирать, приготовить обед, надо сходить раза четыре. Скользко, ее занесло снегом, покрылись льдом валенки. Последний раз еле донесла ведра, болел живот, до колен в крови.

Поздно вечером, когда Валя постирала, протопила печь, приготовила ужин, домывала пол на кухне, пришли Мария с Егором.

– Здравствуй, сестренка! – Валя разогнулась, стояла бледная, с мелкими капельками пота на носу, худенькая. С тряпки на пол стекала струйками вода. – Поздравляю тебя с дочкой, – Мария обняла сестру за хрупкие плечи, ткнулась носом в щеку, целуя, – давно пришли?

– Еще утром.

Валя почувствовала, что сестра не в духе, чем-то недовольна.

– Не могла раньше помыть, развезла грязь к нашему приходу, – не выдержала Мария, направляясь в чистую комнату. Валя ничего не ответила. Вытерла за ними грязные следы. По щекам текли теплые слезы. Устала.

Расстроенный Сергей пришел необычно рано.

– Что-нибудь случилось? – забеспокоилась Валя.

– Случилась беда, и серьезная, я заболел туберкулезом. – Валя опустилась на стул. – Я тебе ничего не говорил, чтоб не тревожить раньше времени, но всю весну очень плохо себя чувствовал, последнее время еле ноги волочил. Третий день кровохарканье. Сдал анализ, вот, – он протянул бумажный листочек Вале. Это был анализ мокроты: «БК группами во всех полях зрения».

– Что же, ничего страшного нет, – хотела она его подбодрить и не удержалась, заплакала. – Я же звала тебя, еще перед Новым годом на рентген, может быть, обошлось бы без палочек. Тебе всё некогда! – упрекала она.

Сергей сидел хмурый, с опущенной головой.

Шел июнь 1947 года, страна еще не поднялась из военной разрухи. Голодно, продукты выдавали по карточкам. Никаких препаратов для лечения туберкулеза не было.

– Температура есть?

– Есть – 38,5, вот, – он вынул из кармана больничный листок. «Надо где-то мед достать, смешивать с соком алоэ, поить. Есть способ лечения сырыми яйцами», – думала Валя.

– На рентгене был?

– Еще нет, дали направление на завтра. Пойду, лягу.

Валя зашла в ванную комнату, закрыла рот полотенцем, горько заплакала. «Боже мой! Какое несчастье свалилось на нас! Еще дети маленькие! Что делать? Как спасти!» Поплескала на глаза холодной водой, промокнула, чтоб не заметил слез.

– Тебя покормить? – обратилась она ласково к мужу, выходя в комнату.

– Нет, не хочу, посплю малость, – повернулся на бок, спиной к Вале. Валя постояла немного. «Переживает, ни есть, ни говорить ему не хочется». Вышла на цыпочках, прикрыла дверь.

В кухню шумно ворвался Миша, запыхавшийся, краснощекий, положил кучку прутьев около порога.

– Ты, мама, их не выбрасывай, они мне нужны, я буду лук и стрелы из них делать!

– Хорошо, иди, мой руки. Веди себя тихо, папа заболел, спит.

«Какая на сердце маята. Господи, что делать? Палочки, значит, есть распад; высокая температура – большой активный процесс. Это же смерть, верная смерть! В тридцать один год! Сереженька, Сереженька, родной ты мой! Как мне тебя жаль!»

Пришла Мария, узнав о случившемся, молча прошла в свою комнату и больше не выходила оттуда.

На другой день, рано утром, Мария ушла с раздувшимся портфелем в одной руке и пакетом в другой. Часа через полтора принесла мед, яйца, масло.

– Боже, откуда такие богатства?

– Не имеет значения. На, лечи!

Валя вспомнила сейчас: подтирая пол, она передвинула под кроватью чемодан сестры, и он показался ей пустым. Она обняла Марию и заплакала.

– Перестань, сейчас же! Сергей увидит. Не нужно ему видеть твои слезы! – Мария вытерла ей щеки тылом руки. – Что ты раскисаешь? А еще врач! Ну, перестань, – уже ласково добавила она.