Дмитрий Валовой - Поиск (Экономическая повесть)

Но что касается книги, о которой ты, Борис, заговорил, то в ближайшее время до нее руки не дойдут. Ирина завершает докторскую, и, кроме того, мы с ней готовим монографию о товарном производстве. Времени свободного, сами понимаете, очень мало. Но скажу честно: изучать жизнь таких людей очень интересно и полезно.

Я теперь яснее представляю развитие коммунистических идей от возникновения до претворения в жизнь. Период этот – пять веков. Какие трудности были на пути! Когда это знаешь, более оптимистично смотришь на современные проблемы…

– А все началось с Мора, – то ли вопросительно, то ли утвердительно произнесла Татьяна.

– Да, с Томаса Мора, – подтвердил Васильев. – От его «Утопии» идет название «социалисты-утописты». И, единственный из этих деятелей, он был казнен, хотя занимал высокие должности…

– А за что его казнили, за «Утопию»? – спросил Борис.

– Нет, «Утопия» тут ни при чем. Глубокий смысл этого замечательного и нестареющего произведения ожиревшей и отупевшей королевской знати был «не по зубам». Как раз после выхода «Утопии» началась головокружительная карьера Мора: его избирают членом королевского совета, затем он становится спикером палаты общин, а в 1529 году лорд-канцлером Англии.

Король Англии Генрих VIII, так же как и Мор, в свое время отверг Реформацию. Более того, король опубликовал книгу против Мартина Лютера, на которую тот ответил очень грубой статьей. И тогда появился на свет «Ответ Томаса Мора на глумления, которыми Мартин Лютер осыпает короля Генриха VIII английского». В нем Мор поддержал короля как ревностного католика, хотя сам Томас им никогда не был.

Но вы прекрасно знаете, что в жизни все «течет и изменяется». Стали другими и убеждения короля. Он решил разорвать узы дружбы с папой римским…

– Почему?

– В свое время Генрих VIII по расчету женился на испанской принцессе. Когда этот брак по политическим мотивам стал не нужен, он попросил у папы развод, чтобы жениться на Анне Болейн. Папа в угоду испанскому королю отказал… Тогда Генрих, используя этот предлог, разорвал отношения с папой римским. Он стал сторонником Реформации и объявил себя главой английской церкви. Это сберегло для страны солидную сумму, которую ранее платили Риму. Кроме того, Генрих конфисковал имущество монастырей, их земли и пополнил свою казну.

Прямой и принципиальный Мор не мог одобрить этой авантюры, и тогда король затеял вокруг него грязную возню. Даже после того, когда запуганный угрозами короля парламент признал его главой церкви и объявил наследницей престола рожденную до брака дочь Анны Болейн (будущую королеву Елизавету I), Мор отказался принести требовавшуюся от него присягу. Такую выходку приравняли к государственной измене. Согласно приговору Томаса должны были четвертовать, а затем прибить по одной четверти его тела над четырьмя воротами Сити, а голову выставить на Лондонском мосту. Но Генрих VIII оказался «милостив». Учитывая огромные заслуги Мора перед Англией, он заменил этот мучительный приговор отсечением головы…

– Слушай, Саша, а как Бакунин оказался на обелиске рядом с Марксом и Энгельсом? Он же анархист! – вдруг вспомнила Татьяна. – Вы с Ириной не задумывались над этим?

– Конечно, задумывались. Список имен для обелиска готовил Луначарский, потом документ был на доработке и одобрении у Ленина. Поэтому мы полагаем, что Бакунин, так же как и Лассаль, которого критиковали Маркс и Энгельс, оказался здесь потому, что Ленин придерживался в данном случае принципа, согласно которому «исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно с своими предшественниками».

С этих позиций Бакунин – личность. Белинский писал, что в Бакунине его «пленило движение жизни, беспокойный дух, живое стремление к истине…». Этот беспокойный дух увлекал его в гущу масс, он появлялся всюду, где назревали революционные события, шли ожесточенные бои. Бакунин – участник революционных восстаний середины прошлого века во многих европейских странах. В 1848 – 1849 годах он был на баррикадах Парижа и Берлина, среди руководителей Пражского и Дрезденского восстаний. Довелось Бакунину быть и под флагом Парижской коммуны. В ту горячую пору он писал Огареву из Франции: «Чем бы это ни кончилось, а надо сказать, молодцы! В Париже нашлось то, чего мы тщетно искали в Лионе и Марселе: организация и люди, решившиеся идти до конца. Вероятно, они будут побеждены. Но вероятно то, что для Франции отныне не будет другого существования, кроме социальной революции».

Бакунина дважды приговаривали к смертной казни. Восемь лет провел он в саксонских, австрийских и русских карцерах одиночного заключения, четыре года – в ссылке в Сибири и более двух десятилетий, до конца своей жизни, – в эмиграции. После его смерти ленинская «Искра» дала объявление о сборе средств на памятник революционеру Михаилу Александровичу Бакунину. В том объявлении была такая приписка от редакции: «Нам остается добавить, что, несмотря на глубокие различия, отличающие наши взгляды от взглядов М.А. Бакунина, мы умеем ценить в нем человека, в течение всей своей жизни твердо и самоотверженно боровшегося за свои убеждения. Таких людей, к сожалению, слишком мало еще у нас в России, и память их должна быть дорога даже для их противников».

– Замечательно сказано! – отозвался Борис с восхищением. – А где он похоронен?

– В Швейцарии. А ты знаешь жизненный финал Лассаля?

– Нет.

– Во время лечения в Швейцарии он встретился с красивой и обаятельной дочерью баварского дипломата Еленой фон Деннигес, которая была помолвлена с румынским магнатом Янко фон Раковица. Елена влюбилась в Лассаля, и, несмотря на категорический запрет родителей на этот брак, она предложила ему бежать… Но он хотел все же уговорить родителей, все решить по-мирному. И это приблизило конец. 31 августа 1864 года между женихами состоялась дуэль, и Фердинанда Лассаля не стало. Мы с Ириной побывали в прошлом году на его могиле – он похоронен в Бреслау, на своей родине. На памятнике высечена надпись: «Здесь покоится все, что было смертным в Лассале, мыслителе и борце».

После его гибели Энгельс писал Марксу: «Можешь себе представить, как это известие поразило меня. Каков бы Лассаль ни был как личность, как литератор, как ученый, но что касается политики – это был, несомненно, один из самых значительных людей в Германии. Он был для нас в настоящем очень ненадежным другом, в будущем – довольно несомненным врагом, но все же становится очень больно, когда видишь, как Германия губит всех сколько-нибудь дельных людей крайней партии. Какое ликование будет теперь в лагере фабрикантов и прогрессистских собак, – ведь в самой Германии Лассаль был единственным человеком, которого они боялись».