Донателла Пьетрантонио - Арминута

– Увидев меня, Адальджиза нарочно встала между нами. Но твоя любопытная мордочка все выглядывала у нее из-за спины, да и я глаз с тебя не сводила.

Я исподлобья бросила взгляд на до времени поседевшую челку, подтверждавшую ее слова: когда меня вернули, мышиного цвета волосы только чуть-чуть тронула седина, но совсем скоро блекло-серые пряди совсем растворятся в серебре.

В тот день, на свадьбе, я еще ничего не понимала. Мои отцы были дальними родственниками, сколько-то-юродными братьями, я носила их общую фамилию. За месяц до передачи обе семьи перекроили мою жизнь, но только на словах, не заключив никаких соглашений, не обговорив деталей, не спросив даже, чем мне придется заплатить за такую неопределенность.

– Я не могла тогда с тобой поговорить, ты была слишком маленькой, но уж тетке твоей кое-что высказала.

– А что не так?

– Она клялась, что вы всегда будете жить здесь, рядом с нами, что мы могли растить тебя вместе. А получается, я могла увидеть тебя только в твой день рождения, когда приезжала в город, – голос сорвался, и пару минут она молчала. – Потом вы и вовсе переехали, а нас никто не предупредил.

Я слушала ее рассказ внимательно, напряженно, но верить ей мне не хотелось. Впрочем, Адриана говорила то же самое в день моего приезда, но и ей я не сильно поверила.

– Она пыталась отговариваться тем, что ухаживает за больной золовкой и не может ее оставить, но эта, как там ее звали?.. Лидия! да, Лидия заходила ко мне и выглядела совершенно здоровой.

– Лидия страдала от астмы, ей даже иногда приходилось вызывать неотложку, – сухо ответила я.

Мать взглянула на меня и, поняв, на чьей я стороне, сразу умолкла. Потом взяла со стула стопку простыней и унесла их в спальню.

Письмо, ответа на которое я так и не получила, должно быть, все-таки заставило их втихую о чем-то договориться, потому что в субботу «деревенская» мать скрепя сердце дала мне немного денег, присланных, по ее словам, той, «приморской». Взяв их в руки, я почувствовала уверенность (сперва несколько поколебавшуюся из-за того, кто мне их дал), что здоровье моей далекой матери не ухудшилось, а может, она и вовсе пошла на поправку. Мать не забыла меня: я чувствовала тепло ее пальцев, сохранившееся в металле монеток по сто лир, словно она и впрямь их только что коснулась.

Переглянувшись с Адрианой, мы направились в бар Эрнесто, где я распахнула холодильник и отыскала в клубах холодного белесого пара два брикетика эскимо: шоколадное для меня, вишневое – для нее. Мы съели его, сидя за уличным столиком, будто старички за партией в карты. Остальное я начала откладывать, лишь разок забравшись в копилку, чтобы купить соску для Джузеппе – тот их все время терял.

За несколько недель я скопила достаточно, чтобы хватило на билеты и пару бутербродов. Адриана перетрусила, когда я посвятила ее в свой план, так что мы попросили Винченцо нас сопровождать: он как раз докуривал сигарету на площади, прежде чем подняться наверх к ужину. Брат дымил, прикрыв глаза, словно глубоко задумавшись.

– Лады, но чтобы дома ни одна живая душа не узнала, куда мы едем, – выдал он наконец. И добавил, бросив мрачный взгляд на окна третьего этажа: – Отцу скажете, что хотите поработать со мной в саду, он и слова не скажет.

На рассвете мы забрались в автобус, идущий в город. Адриана там еще никогда не бывала, да и Винченцо видел только пригороды, где стояли табором его друзья-цыгане со своими аттракционами. Автостанция оказалась в паре шагов от пляжа, где я прежде торчала все лето. Устроившись в тени зонтика и благоухая кремом для загара, мы с матерью лениво наблюдали, как рой купальщиков движется в сторону станции канатки и бесплатного пляжа сразу за ней. В такие дни, в конце сезона, мы часто лакомились виноградом, отщипывая по ягодке от грозди, которую она брала с собой на полдник.

Но сейчас для купальщиков было еще слишком рано. Какая-то новая, незнакомая девушка драила шваброй бетонную дорожку от тротуара до входа в бар. Спасатель раскрывал желто-зеленые зонтики, один металлический щелчок за другим, но мой, в самом первом ряду, пропустил, словно знал, что он сегодня не понадобится.

– А, вот и ты! Куда же ты подевалась? – удивленно спросил он. – Вы как сквозь землю провалились, даже мать твоя не ходит... Уезжали куда-то на каникулы? Ну, как бы там ни было, сейчас я тебе все открою. Номер семь, помнишь?

Шезлонг заскрипел – им, видно, давно не пользовались, – а мужчина в выгоревшей майке обернулся, завидев двух шедших в паре метров за мной подростков: слишком уж они отличались от обычных посетителей.

– Это мои двоюродные брат и сестра, они в горах живут, моря еще никогда не видели, – выдавила я вполголоса.

Впрочем, ребята все равно не услышали бы, так их захватили новые ощущения. Оба уселись у самой воды, хотя даже Винченцо слегка пришибло от собственной смелости. Невысокие волны лениво катили на берег – ни пены, ни шума прибоя. Солнце все еще не поднялось над горизонтом, даже чайки не взлетали с волнорезов.

– Но ведь если мы нахлебаемся воды, то умрем? – испуганно переспросила Адриана, недоверчиво пропуская сквозь пальцы тонкую струйку песка. Мы скинули одежду (на сестре остался купальник, который стал мне мал, на Винченцо – только трусы) и развесили ее на спицах зонтика. На одной обнаружилась моя давно потерянная заколка – вот, значит, где она была! Я поддела ее ногтем, расстегнула и убрала в сумку. Как же давно это было... Я была тогда совсем еще маленькой, и мать каждое утро причесывала меня, а потом обеими руками убирала пряди с лица и закрепляла заколкой. Она садилась на край моей кровати, а я вставала перед ней. Помню шорох расчески и легкие прикосновение железных зубьев к коже – это было приятно.

Сестра боялась даже намочить ноги: ей казалось, что волны утянут ее за собой. Она присела на берегу, уперев подбородок в колени, и уставилась в бесконечную синеву. Я молча нырнула, скользя глубоко под водой, пока хватало дыхания. Потом, подняв голову, оглядела пляж, постепенно заполнявшийся самыми ранними пташками. Адриана вся съежилась, ожидая моего возвращения, а вот Винченцо, поднимая фонтаны брызг, вбежал в воду: научился плавать на речке, с друзьями. Сильными широкими гребками он направился ко мне, оставляя позади пенные буруны, а подобравшись совсем близко, вдруг на мгновение исчез и вынырнул прямо между моих ног. Я очутилась у него на плечах, а он, отфыркиваясь, продолжил плыть:

– У тебя, значит, хватило сил сюда догрести? Ну, ничего, я тебя одной левой переплюну, даже с таким мешком на спине!

Холода мы не чувствовали. Чтобы сбросить меня, он сделал сальто, высоко выпрыгнув из воды, потом пару раз схватил поперек живота и бросил, точно резиновый мячик, хохоча так, что видно было белесые пятна соли на деснах. Я случайно коснулась ногой бедра Винченцо в районе члена, ощутив его набухшую твердость, а он тут же закрыл мне уши руками и поцеловал прямо в губы. Его язык проник ко мне в рот, нетерпеливо обвившись вокруг моего в исследовательском порыве. Совсем забыл, кем мы друг другу приходимся.