Игорь Адамацкий - Созерцатель

— Скажи, Протагоном, твоя прекрасная одежда соответствует твоему содержанию, твоим душевным достоинствам?

— Полагаю, что да, соответствует.

— А если бы ты был одет в рубище, это соответствовало бы твоему нищему содержанию, твоим нищим душевным качествам?

— Нет, Киникос, и надеюсь, что этого не произойдет.

— Тогда скажи, вон у того нищего, который сидит на ступенях храма и дремлет, чувства и мысли тоже ничтожны, как и его одежда? Или содержание его души богаче его одежды?

— Не знаю, Киникос.

— Как же можно это узнать?

— Нужно заговорить с ним о возвышенных предметах, например о поэзии, о военном искусстве, о гимнософии.

— Допустим. Но скажи, будут ли ответы этого человека разниться, когда он одет в рубище и когда он одет в прекрасное платье?

— Полагаю, что так, будут. Подобно тому, как воин в доспехах ведет себя иначе, чем тот же воин, но без доспехов. Но при чем здесь нищий, к тому же, по-видимому, раб, если у нас речь идет о моей поэзии?

— Скажи, Протагоном, во что одевается мысль, чтобы ее узнали и не приняли за что-нибудь другое?

— Это простой вопрос. Мысль одевается в слова, чтобы стать видимой.

— Можно ли одну и ту же мысль облачить в разные слова?

— Не возражаю, можно.

— И всякий раз словесное одеяние будет соответствовать содержанию мысли?

— Не совсем так. Чем мысль содержательнее, тем богаче должно быть словесное одеяние. Иначе мы не смогли бы отличить людей благородных от людей низкого происхождения.

— Ты утверждаешь, что мысль ведет себя по-разному в разной словесной одежде?

— Безусловно. Иначе одни и те же мысли приходили бы в голову всем людям.

— Скажи, Протагоном, у кого этот нищий быстрее найдет понимание и участие — у того ли, кто, как он, нищ, или у того, кто, как ты, занят высокими смыслами красоты?

— Это двуединый вопрос. С одной стороны, подобное — подобному. С другой стороны, поэт — не поэт, а прежде всего он является всяким человеком, будь то нищий, воин, софист или всякий иной. И когда поэт сможет обрести содержание любого человека, тогда он становится самим собой, становится поэтом.

— Но разве стихи, написанные специально для нищего, не понятнее, чем стихи, написанные специально для воина?

— Несомненно, ибо, как я говорил, подобное — подобному.

— А кто быстрее и полнее поймет твои стихи — нищий, воин или поэт?

— Конечно, поэт быстрее поймет поэта, поскольку у них одинаковые профессии.

— Скажи, Протагоном, если встретишь на улице нищего, ты его встретишь как нищего или как воина?

— Несомненно, я встречу его как нищего. Форма должна соответствовать содержанию. Второе познается через первое. Иначе нам трудно было бы распознать качества людей или животных.

— Если я тебя правильно понял, Протагоном, весь смысл заключается в форме?

— Допускаю. Форма указывает содержанию, как ему себя себя вести.

— Скажи, ты пишешь разными словами потому, что выражаешь разное содержание?

— Да, иначе я бы написал одно стихотворение, а не много.

— Ты хочешь сказать, что твое содержание меняется? И твои смыслы тоже меняются?

— Согласен. Ибо поэт выражает любому человеку содержание жизни этого человека.

— Но ты говорил, что поэт скорее поймет тебя, чем воин или нищий.

— Воин или нищий могут изучить законы поэзии и красоты.

— Но будет ли и в этом случае их понимание равно тому пониманию, на которое способен, кто сам поэт?

— Нет, их понимание не будет равно тому, кто сам поэт.

— А земледелец, скотовод, торговец, сукновал или кормчий тоже не поймут всего смысла твоих стихов?

— Несомненно.

— А поймут ли тебя все поэты или только те, чьи просодии и просономии сходны с твоими?

— Мои стихи поймут полнее и глубже те, чьи просодии и просономии схожи с моими.

— А эта схожесть может быть полной до совпадения?

— Кончено, нет.

— Ты можешь утверждать, что лучше всех сам понимаешь свои стихи?

— Пожалуй, ты заставляешь меня согласиться.

— Но если ты, Протагоном, лучше всех понимаешь свои стихи, тогда зачем пишешь и заставляешь других слушать тебя?

— На этот вопрос давно ответили древние. Каждый поэт слагает стихи потому и так, как это угодно богам и музам. С помощью поэзии мир и природа, люди и животные выражают себя.

— Ты можешь согласиться, что боги и музы составляют для поэта содержание его стихов?

— Пожалуй, но мы говорили об этом.

— По твоим словам, поэт — это форма какого-то чужого содержания? Тогда получается, что одна форма — поэт порождает другую форму — стихи, а смысл известен богам?

— Вынужден с этим согласиться.

— Если это так, Протагоном, и ты высказываешь не свои мысли, тогда почему ты уверен, что одеваешь их в правильные, им соответствующие слова?

— Так мне подсказывает божественное вдохновение.

— Я верю тебе, Протагоном, ибо твои стихи красивы, как в один голос утверждают твои друзья, даже если, как получается из нашего разговора, даже твои друзья не полностью понимают то, что и как ты пишешь. Но скажи, если бы знал меньшее число слов, твои стихи были бы беднее?

— Ты смешишь меня, Киникос. Несомненно. Именно поэтому я стараюсь узнать как можно больше слов, из книг или от других людей, чтобы в поэзии не уподобиться этому нищему на ступенях храма.

— Может быть, и новые слова тебе подсказывает божественное вдохновение?

— Ты снова рассмешил меня, Киникос. Конечно же, поэт должен много читать других поэтов и историков, и софистов, и всех, кто пишет, поэт должен обогащать свой язык, и тогда он добьется успеха.

— Ты великий поэт, Протагоном, ты знаешь много слов, у тебя множество одежд для мыслей, и вдохновение тебя посещает чаще, чем других поэтов, потому другие пишут меньше, чем ты. Но скажи, можно любить и понимать то, в чем плохо разбираешься?

— Конечно, нет.

— Можно сказать, что если не знаешь варварского языка, то не можешь по-настоящему любить поэзию варваров?

— Так.

— Если нищий или воин не знают всех слов, какие знаешь ты, и всех смыслов этих слов, и не знают законов поэзии, и не ведают посещающего тебя вдохновения, они не смогут до конца насладиться твоими стихами? И если они не смогут насладиться твоей поэзией, они не смогут ее полюбить, и не смогут считать тебя великим поэтом?

— Клянусь Аполлоном, это так!

— То же относится к скотоводам, матросам, жрецам, звероловам, виноделам?

— Ты вынуждаешь меня согласиться.

— Тогда согласись еще раз. Получается, что смысл твоей поэзии известен только богам и музам, а сам ты всего лишь догадываешься об этом и делаешь все возможное, чтобы с помощью слов другие догадались о твоей догадке? Предпочтешь ли ты отправиться в путь в ясную солнечную погоду или в непроглядный туман?