Иван Алексеев - Херувим четырёхликий

Зачем они развелись?

Сам Георгий третий год жил, как теперь говорили, гражданским браком и уже склонился к мысли, что достаточно чудить и надо бы расписаться — хотя бы родителей успокоить. Рассмотрев и послушав Марию Ильиничну и сравнив с тем, что говорил о ней Канцев, Георгий решил подождать ещё.

Взяв слово, Мария Ильинична поблагодарила Кузьмича и всех помогавших им товарищей Фёдора Викторовича по работе и сказала, что не знала, каким важным делом занимается её супруг. А закончила просто, прощая мужа, и попросив его тоже её простить. Слова были почти те же, что Георгий недавно слышал из уст Натальи Викторовны. И произвели они в нём то же щемящее чувство утраты. Только Наталья Викторовна не сумела договорить спокойно, а у Марии Ильинична это получилось.

Если Канцев внимал, то ему повезло услышать хорошие слова и от дочерей, даже от Марины, которую невзлюбил. Старшая его дочь была вылитая мать, младшая похожа на неё фигурой, а лицом, ужимками и быстрыми движениями — в отца. Глазки у Алёны были умные, блестючие, как у Фёдора Викторовича в здравии, — хитрючка, сумевшая привязать к себе не простого по характеру папочку.

Георгий никак не мог разделить внутри себя поминки по Фёдору Викторовичу и скромное празднование его же дня рождения. Оба события сливались в его голове, словно одно продолжало другое, причём это другое ничего не заканчивало, его ждало следующее продолжение, неведомое, неизвестное, но неизбежное, как неизбежна смерть и неизбежна жизнь.

Вот и поднявшийся из-за стола Олег встал точно так, как вставал три недели назад в квартире Канцева, и словно пытался досказать недосказанное им тогда, только одел на себя другое, подобающее обстоятельствам выражение лица.

Глядя на него, Георгий подумал, что вряд ли Фёдор Викторович открывал спасительную книжку и слушал диск, которые ему подарил Олег.

Мысль о подарках вызвала в молодом человеке череду мгновенных вспышек, в которых он пытался разглядеть опустевшую квартиру Канцева.

Если бы у Георгия получилось рассмотреть в этих вспышках детали, он увидел бы на полу, возле потёртой красной софы, рядом с подарками, видавшую виды книжку, раскрывшуюся на косо заломленной странице с толкованием Антония Великого:

«Серафим, котораго видел Пророк Иезекииль, есть образ верных душ, кои подвизаются достигнуть совершенства. Имел он шесть крыльев, преисполненных очами; имел также четыре лица, смотрящих на четыре стороны: одно лицо подобно лицу человека, другое — лицу тельца, третье — лицу льва, четвёртое — лицу орла. Первое лице Серафимово, которое есть лицо человеческое, означает верных, кои живя в мире, исполняют заповеди на них лежащия. Если кто из них выйдет в монашество, то он подобным становится лицу тельца, потому что несет тяжёлые труды в исполнении монашеских правил и совершает подвиги более телесные. Кто, усовершившись в порядках общежития, исходит в уединение и вступает в борьбу с невидимыми демонами, тот уподобляется лицу льва, царя диких зверей. Когда же победит он невидимых врагов и возобладает над страстьми и подчинит их себе, тогда будет восторгнут горе Духом Святым и увидит Божественныя видения; тут уподобится лицу орла: ум его будет тогда видеть все, могущее случиться с ним с шести сторон, подобясь тем 6-ти крылам, полным очей. Так станет он вполне Серафимом духовным и наследует вечное блаженство».

Но поскольку Георгий не сумел разглядеть деталей, прочитать старинные слова и поломать себе голову над вопросом, при чём тут высшие небожители и покойный Канцев, то странности восприятия происходящего у него скоро прошли, сменившись заботами о самых обычных повседневных земных делах, которые за него никто не поделает.

Повесть

Известного в «самиздатовских» кругах Виктора Дивина беспокоит пульсирующая в ухе жилка. Стучащая кровь точно зовёт за собой: «Делай, делай, делай, пока не поздно, пока есть время, пока живой». Взять себя в руки Дивину помогает музыка «Золотого города» и беседа с Рыловыми, старыми приятелями, узнавшими, что он встретил Новый год больным и в одиночестве.

Мысль возобновить заброшенное сочинительство подводит Дивина к вопросу, зачем писатели пишут, на который он пытается ответить, как может. В его жизни появляется много Пушкина и не умолкает зовущая в небеса мелодия «Города». Это странное созвучие заставляет Дивина переменить уже принятое решение и выполнить просьбу покойного Канцева — переписать чужой рассказ о загадке и разгадке «Пророка».

«И от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут».

Левое ухо замучило. Опять в нём пульсирует жилка, доставляя изрядное беспокойство. Кровь стучит и точно зовёт за собой: «Делай, делай, делай, пока не поздно, пока есть время, пока живой».

Раньше эта беда начиналась утром и проходила к обеду, стоило размять бока, расходиться и загрузить медленно просыпающуюся голову текущими задачами. Вадим Анатольевич поэтому долго считал причиной утреннего постукивания неудобное положение головы во сне и бесполезно искал нужную ей высоту: то менял подушку на более высокую, то на более низкую, а то откидывал её совсем, растягиваясь пластом и убеждая себя, что лежать так удобно. Почему убеждал? — Потому что привык засыпать на спине, закинув руки за подушку, а без подушки руки оказывались не пристроены.

Врачу из частной поликлиники он добросовестно рассказал о своих подозрениях и о том, что спать на боку тоже было не вариант — на левом стук в ухе усиливался, словно отражался от дивана, а на правом точно тянул за собой, так что вдвойне было не до сна, — но не нашёл понимания, одно только сочувствие и благожелательное внимание, объяснимое заплаченными деньгами. Вадим не привык к благосклонности докторов, он бы лучше пошёл по полису в обычную поликлинику, но там не приняли. Точнее, приняли за чудака, когда он позвонил в регистратуру и пробовал объяснить, что хочет ко врачу сегодня, что ему бы только показаться, может, чепуха какая, пробка в ухе, которых у него никогда не было. «Сегодня? Да вы что?! У нас один лор на три поликлиники! Идите к терапевту, пусть он даст направление, потом будете записываться!» — пришлось двигать к частнику.

«В левом у вас пробки нет, небольшая пробочка в правом. Покапаете в правое ухо персиковое масло, три раза в день. И обязательно попрыскаете в нос. Смотрите, как капать. Спинку выпрямили. Подбородочек уперли в грудь. Чтобы нос был полностью открыт. И делаем один-два „пшика“ в каждую ноздрю. Морской водичкой обязательно капаем, капельки я вам сейчас выпишу. Три-четыре дня полечитесь, приходите повторно. Если улучшения не будет, запишемся на томографию, посмотрим сосудики», — общительный доктор уклончиво рассказал о возможных проблемах проходимости тонких кровеносных сосудов мозга, которые не выявить без аппаратного обследования, и посоветовал для начала устранить другие недостатки. Довольно подробно и хорошо поставленным голосом он объяснил связь ушных проходов с носовыми пазухами и прописал капли в не понравившийся ему нос. Холёные белые пальцы и искусно подстриженные мужские ногти невольно притягивали взгляд. Эти ухоженные ногти ничуть не уступали розовому маникюру молодой женщины за регистрационной стойкой, пальцы которой исполняли округлые пассы над карточкой пациента. «Дивин Вадим Анатольевич». — «Полных лет?» — «Пятьдесят шесть».