Иван Алексеев - Херувим четырёхликий

— А сейчас можете?

— Могу, потому что нашёл слова, которые сковали тогда мой язык.

— Что это за слова? Можете произнести их сейчас?

— Могу. Бог обращается к пророку: «Исполнись волею моей!»

— И что в них такого?

— В 14-ть лет я не мог знать того, что знаю сегодня. Бог дал человеку свободу выбора и возможность обрести свободу воли. Вы же понимаете, что свобода выбора без свободы воли — ничто. Дав однажды такую возможность человеку, Он уже отобрать этого никак не мог. И я полагаю, что Александр Сергеевич Пушкин знал это в тот сентябрьский вечер 1826 года, когда, уступив просьбе императора, написал «Пророка». И специально закончил стихотворение этими словами затем, чтобы в будущем, когда многие станут грамотными и будут читать «Пророка», кто-то обязательно споткнётся на этих словах — не сможет их произнести, и задумается, в чём дело? Получается, что Пушкин и просьбу императора выполнил, и от своих взглядов на религию не отступил.

— Откуда вы знаете о царской просьбе и о взглядах поэта?

— Мы делаем это весьма вероятное предположение на основании нашей реконструкции четырёхчасовой беседы ссыльного поэта с императором 8 сентября 1826 года в Николаевском дворце.

— Но откуда вы можете знать, о чём они говорили? Кто вы, Владимир Михайлович? Учёный? Провидец? Любитель загадок? И почему вы говорите «мы»? Как вообще можно узнать то, что говорилось тет-а-тет почти двести лет назад двумя не самыми открытыми людьми империи? Я про себя только что думал — чудю, а теперь вы? Только не обижайтесь на меня, пожалуйста. Очень вы интересный рассказчик, хочется дослушать.

— Чудаками нас, Александр Сергеевич, называют часто, это не удивительно — многим людям легче обозвать и продолжать своё спокойное растительное существование, чем напрягать мозги без видимой в обозримом будущем личной пользы. Так что мы к такому отношению привыкли и, как говорят, не берём в голову. Мы — это группа единомышленников, сообща разобравшихся, как можно построить на грешной земле царство любви. А что до ваших вопросов, то всё довольно просто.

— Как учёный и преподаватель я могу утверждать, что любая задача имеет решение. Просто решение многих задач часто занимает много времени. На решение загадки «Пророка», например, мне понадобилась целая жизнь. Да, точное содержание беседы 27-тилетнего Пушкина и 30-тилетнего самодержца неизвестно, но если представить её в виде так называемого чёрного ящика, учесть то, что было на его входе, что получилось на выходе, и воспользоваться искусством постижения истины путём постановки наводящих вопросов, то и основные темы разговора можно восстановить, и загадку «Пророка» разгадать.

Речь и лицо старика завораживали. По тщательности, с какой он подбирал слова, чувствовалось, как важен этот рассказ ему самому. И удивительно Александру было наблюдать, как внутренняя собранность двигала морщины на лбу рассказчика. Верхняя полоса и надбровные дуги Владимира Михайловича надувались, образуя ровный круглый провал над переносицей, в котором чётко проступали четыре точки-углубления в виде вершин креста. Знак на лбу то проявлялся вместе с сосредоточением над очередным тезисом, то пропадал, когда мысль завершалась.

Хозяйка протёрла стойку и подобралась к мужчинам, предложив убрать с их стола пустые тарелки и стаканы.

Недопитый кофе был плох, но его Александр Сергеевич попросил оставить. Разговаривать за пустым столом показалось ему неприличным.

Убрав лишнюю посуду, женщина в белом переднике и с белой ленточкой-повязкой, удерживающей крашеные шоколадным оттенком редеющие волосы, устроилась послушать умный разговор за соседним столиком, решив не прятаться за спиной мужчин, раз им это не нравится.

Владимир Михайлович поднятием бровей отметил все её перемещения, но ничего на них не сказал, продолжая монолог:

— Достоверно известен ответ Николая I на вопрос статс-секретаря графа Блудова: «Я беседовал сегодня с умнейшим мужем России». Что такого необычного мог рассказать поэт императору, после чего тот в присутствии всего двора дал столь высокую оценку ссыльному поэту? — Это на выходе чёрного ящика.

— А на входе?

— На входе несколько вопросов. Первый: за что Александр I сослал Пушкина в Михайловское, под присмотр местного попа? За оду «Вольность»? Или за атеизм, за приписываемую поэту молвой «Гавриилиаду»? Но разве Пушкин был атеистом? Мы изучали воспоминания дожившей до 1927 года Акулины из Вороничей, дочери попа Лариона по прозвищу «Шкода», гораздого выпить и поспорить после стаканчика на еретические темы, — о его беседах с Пушкиным на пару с истово исполнявшим поручение надзора Ионой, настоятелем Святогорского монастыря. Из содержания этих споров-бесед однозначно следует, что Александр Сергеевич верил Богу, а оба попа — в бога, утверждённого церковной иерархией.

— Второй вопрос на входе: что читал Пушкин в деревне перед встречей с императором в Москве? — Историю становления и гибели династии Птолемеев в древнем Египте. В этой многовековой истории есть два важных момента. Первый — параллели с правлением Романовых. Египтяне признали пришлых греков в качестве династии фараонов благодаря сохранению в царствующей семье традиции инцеста — браков меж близкими родственниками. Однако, правители-иноземцы не знали и не понимали языка своих поданных. Что очень похоже на времена Александра и его брата Николая в России, когда в дворянской среде в основном говорили по-французски, и даже Пушкин по-настоящему заговорил по-русски только в деревне у бабушки, куда его отправляли на лето родители. Другой момент — значимая история взаимоотношений Птолемея II и поэта александрийской эпохи — Каллимаха, которому, пробуя перо, подражал Пушкин. Каллимах — учитель из предместья Александрии, приглашённый получившим власть 30-тилетним младшим Птолемеем на место прогнанного из Александрии своего воспитателя Деметрия Фалерского. Чем провинился Деметрий? Не тем ли, что, начав собирать рукописи для знаменитой Александрийской библиотеки, положил начало перевода иудейской Торы — Пятикнижия Моисеева на греческий язык?

Размеренно, спокойным голосом, Владимир Михайлович продолжал нанизывать тезис за тезисом своего расследования:

— В Швейцарии, у Анатолия Ливри, биографа Данзаса — секунданта Пушкина на роковой дуэли, мы нашли то, что связывает «Гавриилиаду» и «Пророка» с поэзией Каллимаха. «Какие хитрость, злоба, слово, глубина! Как мощен даже крах твоих затей! И вечно-новое купанье Девы! — Каллимах! » — это из никогда не публиковавшегося отклика Пушкина на гимн Каллимаха «На омовение Паллады». В этом гимне Афина утешает свою подругу — мать Тиресия, которого богиня ослепила по приговору Зевса за то, что юноша видел Афину обнажённой: «Я пророком его сотворю, досточтимым в потомках, и без сравненья других он превысит собой». То есть Тиресий потерял глаза, получив взамен дар предвидения. Но поэт без дара видения лишён возможности наблюдать и вглядываться в жизненно важные детали, проверяя правдивость своих интуитивных прозрений. Вот откуда в Гавриилиаде: «Не нужен мне пророка важный чин». Отсюда и загадка притворного «Пророка», способная лишать чтеца дара речи.