Иван Вострышев - Зимой в Подлипках

Карпов уточняет: подвела Вероника Моторная — агроном. Все тянет!

— А как с вывозкой удобрений? — спрашивает Поддубская. — Так будем вывозить — без хлеба останемся! Обсудить надо!

— Обсудим на следующем заседании, — бубнит Карпов. — Надо подготовить данные…

— Время-то упустим! — горячится Авдотья.

— Наверстаем! — успокаивает ее председатель.

Константин смотрит на Карпова и думает: вот он, колхозный предводитель! Ишь как хмурит брови, морщит лоб. У него вид важного начальника: и строгий взгляд, и гордая осанка, и эти белые бурки… Однако ему многого не хватает, чтоб быть настоящим колхозным вожаком. Не хватает хозяйского ума и практической смекалки. Нет у Карпова беспокойной заботы об артельных делах, нет светлой мечты о будущем колхоза. Этот человек равнодушен ко всему, что творится вокруг. Он привык к рутине, сжился с ней.

Вот он уткнулся в бумагу и дымит папироской.

— По акту тут не хватает двадцати семи кос с окосьями, — говорит он. — Какие будут предложения?

— Списать! — подсказывает Ефимов.

Председатель смотрит на Арину и Авдотью:

— Нет возражений?

Те молчат.

— Пойдем дальше. Не хватает тридцати восьми железных лопат. Как ваше мнение?

— Списать! — говорит Романов.

— Возражений нет? — спрашивает Карпов и, не поднимая глаз от папки, продолжает: — На уборке картофеля утеряно и поломано пятьдесят шесть корзин. Есть какие замечания?

— Фрол Кузьмич! — спрашивает Ласкин. — Когда брали косы, лопаты и корзины, разве никто не учитывал, кому они выдавались? Я прошу пояснить.

Карпов смотрит на Ефимова:

— Ну? Можешь пояснить?

Бригадир недовольно пожимает плечами:

— Чего тут пояснять?! Приходили к Аксютке на склад и брали, кому что нужно — кому коса, кому лопата, кому корзина. Вот и все!

— А почему бы не завести учет? — говорит Константин. — Учитывать бы, кто взял, кто сдал. Например, взяла Авдотья для своего звена пятнадцать лопат — распишись! Потом с нее можно спросить.

Авдотье это не нравится.

— Распишись! Очень мне нужно! — машет она руками на Константина. — Растащат, а я ходи за ними, собирай! Они поломают, а я отвечай! Нет уж, спасибо! Вон бригадир пусть расписывается, коли хочет!

«А ведь не так уж трудно навести этот элементарный порядок! — думает Ласкин. — Пусть не всем он понравится! Пусть Авдотья поворчит! Без такого учета не обойтись. Неужели Карпов этого не понимает? Вот он сидит, склонившись над раскрытой папкой, и чертит авторучкой квадратики, штрихует их. Кажется, он терпеливо слушает, как переругиваются между собой Поддубская и Ефимов. А может быть, и не слушает, а думает о другом, о том, например, пойти или не пойти после заседания к Блинову, чтоб «организовать» пол-литра на двоих?»

И корзины списали. Карпов кричит в дверь:

— Дятлова здесь?

В двери появляется высокая, чуть-чуть сутулая женщина в мужском дубленом полушубке с меховым овчинным воротником. Полы ее полушубка в грязно-жирных пятнах. Лицо Дятловой в крупных морщинах, щеки впалые.

— Тут я! — говорит она и дрожащими руками поправляет шаль.

Председатель смотрит на нее недружелюбным, сердитым взглядом:

— У тебя двести семьдесят литров бензина не хватает! Куда он девался?

— Куда?! — Дятлова нервно то надевает варежки, то снова снимает их. — Ты сам, Фрол Кузьмич, знаешь куда! Разве тут углядишь?!

— Углядишь! Вот заплатишь за нехватку, тогда углядишь! Вперед умнее будешь!

У Дятловой по щекам текут слезы.

— А я сколько раз тебя просила: Фрол Кузьмич, образумь ты ребят! Озоруют! Как за ними углядишь?! Не могу я там, на снегу, целый день сидеть! Мне и детишек надо накормить, и самой пообедать. Вчера только отвернулась, еще до дому не дошла, глядь: автобус к складу подкатил. Вижу — лезет Генка с ведром через забор. Вот он, — Дятлова оглянулась в прихожую, — стоит и посмеивается…

— Сверчков! Это было? — спрашивает Карпов.

— Ну было! — Голос у Генки насмешливо-вызывающий. — Какой тут секрет! Все тут через этот забор прыгали, не я один! Заправлялись все, кому не лень!

— Вот! Вот! — Дятлова варежкой вытирает глаза. — Пусть он и платит за нехватку! У него денег куча: премию к Октябрьской получил за экономию горючего! Хитер больно!

— Какие будут предложения? — спрашивает Карпов.

Наступает неловкое молчание.

— Ну что молчите? — повышает голос председатель. — Списать?

— Нет, тут надо разобраться! — говорит Константин. — Почему такая безхозяйственность и безответственность? Кто виноват? Дятлова? А может быть, она виновата меньше других? Почему у всех на глазах творится такое безобразие, граничащее с уголовным преступлением?!

Карпов смотрит на Ласкина подозрительно и резко обрывает его:

— Ладно! Разберемся! Пошли дальше!

Председатель предоставляет слово зоотехнику. И тот читает акт. За месяц пало семнадцать поросят, сорок кур, двадцать семь уток. И снова: списать! списать! списать!

Затем Карпов читает заявления. Тракторист Иванков просит уплатить ему пятьдесят рублей за трос, порванный при вывозке леса. Этот трос он купил за пол-литра у проезжего шофера возле чайной в Лужках…

За историей с тросом следует история с жеребятами. Они сбежали с конного двора. Недосмотрел конюх Лаврухин, двоюродный брат тети Моти. Он доложил об этом Ефимову, и они вместе решили послать на поиски жеребят племянников Лаврухина — шестиклассников Колю и Толю. Те два дня ходили по окрестным полям и селениям и на третий день нашли жеребят в подсобном хозяйстве завода имени Дзержинского. Теперь конюх просит уплатить ребятам по двадцати рублей деньгами и начислить им по два трудодня.

— Ты недоглядел, ты и плати! — говорит Авдотья.

И опять крик и брань…

— Тракторист Курдюмов просит послать его на курсы механизаторов-кукурузоводов, — говорит председатель.

Наконец-то! Ласкин стал уже беспокоиться, не затерял ли Карпов заявление тракториста, не забыл ли о нем. Нет, Фрол Кузьмич не забыл, но и сколько-нибудь серьезного значения ему не придает. И поступок Курдюмова кажется ему странным. Как же так? Совсем недавно парень хотел уйти из колхоза, жаловался на болезнь, а теперь вдруг просит послать его на курсы. С чего бы это? И как тут быть?

— Посылать или не посылать? — спрашивает Карпов.

— Конечно послать! — говорит Ласкин.

Фрол Кузьмич поднимает глаза на Курдюмова и ехидно спрашивает его:

— А как у тебя со здоровьем?

Курдюмов понимает намек, но не теряется:

— Ничего, спасибо.

— Поправляться стал?

— Да, мне уже лучше.

— С чего бы это? Капли принимал?

— Нет, погода, кажется, меняется к лучшему. Уже не так давит, как раньше…

Это тоже намек. Но Карпов не понимает его:

— А не сбежишь весной?

— Это будет зависеть от вас.