Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

– Дон.

– Дун.

– Дон-дун, ведьма мертва. [170] Отсылка к знаменитой песне из фильма «Волшебник страны ОЗ» (1939) «Дин-дон, ведьма мертва».

– Дун, Грину придется передвинуть твою машину.

– Она черная, Дон.

– Брюси Грину нужны ключи, чтоб переставить твою тачку, брат, уже полночь.

– Мой черный жучок. Моя крошка. Тараканомобиль. Колеса Дунолятора. Его скорость. Его раскрытая крошка. Его кусочек американского пирога. Когда меня не станет, натри ее до блеска, Дон-дун.

– Ключи, Дуни.

– Бери их. И ее бери. Я так хочу. Мой единственный друг. Приносил мне крекеры «Ритц» и «Физз». Относись к ней как к тараканодаме. Блестящая, черная, жесткая, скоростная. Обязательно «Премиум» и полировка каждую неделю.

– Дун. Покажи, где ключи, брат.

– И кишки. Каждую неделю протирай ей кишки. Видны всем и каждому. Мягкой губочкой. Таракан на колесах. Кишкомобиль.

Жар от Глинна стягивает кожу.

– Дун, у тебя что, температура? – в какой-то момент некоторые сотрудники думали, что Глинн симулирует, лишь бы не искать работу после того, как его уволили с грязной поденщины в брайтонских «Заборах & ограждениях». Все, что Гейтли знает о дивертикулите, – что Пэт говорила, это что-то с желудком, и алкоголики страдают от него при реабилитации из-за примесей в паленых спиртных напитках, от которых пытается избавиться тело. Глинн жаловался на здоровье на протяжении всего своего пребывания, но ничего подобного еще не было. Лицо серое и восковое от боли, и на губах желтая корочка. У Глинна реально серьезный случай глазовращения: нижний косится на Гейтли с ужасным лихорадочным блеском, верхний крутится, как у коровы. Гейтли до сих пор не может себя заставить пощупать лоб другого мужчины. Он ограничивается легким тычком в плечо Глинну.

– Как думаешь, отвезти тебя в Святую Е., чтобы тебе желудок полечили, а, Дун, как думаешь?

– Больн, Дон.

– Как думаешь?..

Гейтли так переживал, что будет, если в его смену жилец впадет в кому или окочурится, а потом из-за стыда за такое беспокойство, что не сразу зафиксировал визг тормозов и голоса на повышенных тонах снаружи, но безошибочный крик Эстер Трейл в си-бемоли – да, т. е. зафиксировал, – а теперь и серьезный такой топот ног по лестнице:

Лицо Грина в дверях, на щеках красные круги:

– Выходи.

– Да что у вас за х…

Грин:

– Быстрей, Гейтли.

Глинн, сотто:

– Мама.

На лестнице Гейтли даже не успевает второй раз спросить у Грина, что там за херня, так быстро Грин вылетает в дверь; гребаная передняя дверь все это время была открыта. Акварель с ретриверообразной собакой перекашивается и падает от вибраций шагов Гейтли через две ступеньки. Он не тратит время, чтобы схватить куртку с дивана Пэт. На нем только оранжевая рубашка для боулинга с вышитым курсивом на груди именем «Лось» и надписью «Шуко-Мист» тошнотворно бирюзовыми печатными буквами на спине 253, и он чувствует, как каждая волосинка на теле снова встает дыбом, когда на переднем крыльце и пандусе для инвалидов его охватывает озноб. Ночь спокойная и холодная, прозрачная как стеклышко. С Содружки доносятся очень далекие автомобильные клаксоны и голоса на повышенных тонах. Грин бегом растворяется выше по улочке в огне фар дальнего света, которые преломляются в облачках дыхания Гейтли, так что даже когда Гейтли торопливо шагает 254в пахнущем кожей кильватере Грина навстречу нарастающей ругани, высокоскоростному голосу Ленца, трескающим стаканы воплям Трейл, и крики Хендерсон и Уиллис, кого-то кроющих по матери под окрики Джоэль в. Д. в вуали, адресованные Гейтли, из окна второго этажа, которое не в ее пятиместной женской спальне, – даже когда он подходит, из тумана дыхания и скользящих в нем лучей цвета трудно вычленить, что происходит. Он минует выпотрошенный и незаконно припаркованный «Жук» Глинна. Брошенные под разными углами посреди разворота, на середине улицы фырчат вхолостую несколько автомобилей жильцов, а перед ними всеми – модифицированный темный «Монтего» с фарами дальнего света, большими задними колесами и плотоядным рыком турбача. Два бородача ростом почти с Гейтли в широких каких-то боулинговых рубашках то ли с цветами, то ли с солнышками и, похоже, огромных пидорских ожерельях из цветов там, где должны быть шеи, если бы у этих мужиков были шеи, гоняются за Рэнди Ленцем вокруг «Монтего». Еще один парень в ожерелье и клетчатой донегольской кепке приструнил остальных жильцов на лужайке № 4, взяв их под прицел довольно злой на вид Штуки 255в экспертном хвате. Теперь все немного замедляется; при виде Штуки, наставленной на его жильцов, мозг Гейтли почти с механическим щелчком переключается на другую передачу. Он становится очень спокойным и вдумчивым, головная боль затихает, а дыхание выравнивается. Все не то чтобы замедляется, а скорее видится покадрово.

Шумиха подняла старушку-медсестру из № 4, которая Зовет На Помощь, и ее призрачная фигура распластана в ночнушке об окно на втором этаже № 4 и кричит «Пама-ги-и-ити!» Эстер Трейл закрыла глаза руками с розовым лаком на ногтях и орет дурным голосом, чтобы никто никого не трогал, а особенно ее. Штука, к которой прикованы все взгляды, – «Бульдог». Два мужика, что гоняют Ленца вокруг «Монтего», безоружны, но зато настроены холодно и решительно – Гейтли узнает этот настрой. На них тоже нет курток, но им будто и не холодно. Оценка происходящего – секундное дело; это обработка длится долго. У них какието неамериканские бороды и каждый ростом примерно с 4/5 Гейтли. Они по очереди пробегают через лучи фар, и Гейтли видит, что у обоих одинаковые жабьи губастые бледные иностранные лица. Ленц лопочет бугаям нон-стоп, в основном нецензурно. Все трое кружат и кружат вокруг машины, как в мультике. Все это Гейтли изучает на ходу. При оценке очевидно, что иностранные бугаи явно не блещут умом, так как гонятся за Ленцем в тандеме вместо того, чтобы бежать в разных направлениях и зажать его, типа, в тиски. Все трое то встают, то срываются, Ленц всегда на другой стороне тачки. Кто-то из приструненных жильцов кричит Ленцу. Как и большинство дилеров кокса, тот прыток, его пальто развевается и оседает всякий раз, как он замирает. Голос Ленца – нон-стоп: он попеременно предлагает бугаю поупражняться в невозможных половых актах и сыплет барочными аргументами по поводу того, что как же он мог сделать то, что он, как им кажется, сделал, да никак как не мог, его даже в том же почтовом индексе не было, когда случилось то, что, как им кажется, он сделал. Бугаи все ускоряются, словно хотят поймать Ленца только для того, чтобы заткнуть. Кен Эрдеди поднял руки, в его ладони – ключи; ноги он сдвинул так, будто сейчас описается. Кленетт и новенькая черная, явно ветераны в подприцельном этикете, ничком на лужайке, пальцы за затылками. Нелл Гюнтер встала в ленцевскую древнюю стойку боевого Аиста, скрючила руки в плоские клешни, сверлит взглядом 44-й мужика, который бесстрастно ходит между жильцами. Для этого мужика пониже у Гейтли самый медленный покадр. На нем клетчатая охотничья шапка, из-за которой Гейтли не видно, он тоже иностранец или нет. Но пушку он держит в классической стойке Вивера, как человек, который реально умеет стрелять: левая нога слегка впереди, слегка в приседе, двуручный хват, правый локоть торчит, так что Штука прямо перед лицом мужика, перед прищуренным глазом. Так стреляют полицейские и авторитеты из Норт-Энда. Гейтли до сих пор лучше разбирается в пушках, чем в трезвой жизни. А Штука – если мужик спустит крючок, жильцу на мушке гарантированный каюк, – Штука – какая-то кастомизированная версия американского «Бульдога Спешл» 44-го калибра, а может, канашкинский или бразильский клон, тупорылый, уродливый и с дулом как зев пещеры. Алкоголик и любитель стаута Тингли прижал ладони к щекам и приструнен на 100 %. Гейтли может оценить, что пушку модифицировали. Ствол у дульного среза просверлили, чтобы не было пресловутой отдачи «Бульдога», зуб курка сточен, а рукоятка, как любят бостонские Органы, то ли от «Маг На Порта», то ли от его клона. Это тебе не Штука любителя острых ощущений или грабителя алкомагов; эту сделали именно для того, чтобы отправлять пули в живых людей. Не полуавтомат, но заточен под сраный спидлоудер, который Гейтли не видит где-нибудь под просторной цветастой рубашкой, но вынужден исходить из того, что у мужика со спидлоудером практически бесконечный боезапас. Органы Северного побережья, с другой стороны, свои рукоятки заворачивают в такую цветную марлю, чтобы от пота не скользили. Гейтли пытается вспомнить невыносимые оружейные лекции бывшего напарника под кайфом: в «Бульдог» и его клоны влезает что угодно, от спортивной и матчевой мелочи до кольтовских дум-дум с мягким наконечником и чего похуже. Он практически уверен, что из этой хреновины его положат с одного выстрела; он не уверен до конца. В Гейтли никогда не стреляли, но он видел, как стреляли в других. То, что он чувствует, не похоже ни на страх, ни на возбуждение. Джоэль ван Д. что-то кричит, не разобрать, а приструненный Эрдеди под прицелом на лужайке кричит ей убраться вообще из всего происходящего. Гейтли все это краткое время шуровал вперед, и видя, и слыша свое дыхание, постукивая ладонями по груди, чтобы не потерять в них чувствительность. То, что он ощущает, можно почти назвать каким-то веселым спокойствием. Неамериканцы гонятся за Ленцем, потом замирают через машину, не спуская с него глаз, потом снова злятся и гонятся. Гейтли думает, что можно сказать спасибо третьему, который не подошел и просто не пристрелил Ленца. Тот, где бы ни остановился, опирается обеими руками на машину и трехэтажно поливает двух бугаев. Белый парик Ленца сполз и усов у него нет, это видно. Охраны ЭВМ, обычно такой педантичной со своими сраными эвакуаторами в 00:05, нигде не видно, в подтверждение очередного клише. Если бы вы спросили Гейтли, что он чувствовал в эту секунду, он бы понятия не имел, что ответить. Он прикрыл ладонью глаза и надвигается на «Монтего», пока события проясняются все четче. Один из бугаев, как теперь видно, сжимает в двух пальцах маскировочные усы Ленца, и все грозит ими Ленцу. Второй озвучивает неуклюжие, но цветастые угрозы с канадским акцентом, так что теперь Гейтли понимает, это канашки, – трио, которое Ленц умудрился чем-то выбесить, канашки. Гейтли подавляет черную волну «А-помнишь-когда», лепечущего мячеголового квебекца, которого он убил, заткнув рот простуженному человеку. Подобные мысли недопустимы. Разносящийся крик Джоэль о том, чтобы кто-нибудь, ради бога, позвонил уже Пэт, сливается с воплями Дамы в беде. Гейтли приходит на ум, что Дама в беде так много лет кричала «Волк», что реальные вопли о помощи теперь проигнорируют. Все жильцы смотрят на Гейтли, пока он пересекает улицу прямо в лучи света «Монтего». Эстер Трейл кричит: «Берегись, у него Штука». Канашка в клетчатой шапке резко прицеливается в Гейтли, его локоть у уха. Гейтли приходит на ум, что если вот так выстрелить из Штуки, разве не получишь полную рожу кордита? В хороводном процессе у дрожащей машины заминка, когда Ленц кричит «Дон» с таким же пылом, как зовет на помощь Дама в беде. Канашка со Штукой попятился на пару шагов, чтобы держать жильцов в периферийном зрении, взяв на мушку одного Гейтли, пока здоровый канашка с усами Ленца сообщает Гейтли, что он бы на его месте воротился туда, из какового места пришел, он, чтобы избежать беды. Гейтли кивает и улыбается. Канашки действительно произносят «the» как «зэ». Теперь между бугаями и Гейтли машина и Ленц, Ленц – спиной к Гейтли. Гейтли молча останавливается, жалея, что относится к потенциальным проблемам так, как относится, – почти с весельем. На закате карьеры Гейтли в Веществах и грабеже, когда у него была совсем низкая самооценка, в воображении Дона мелькали извращенные фантазии о том, как кого-нибудь спасти из беды, какихнибудь невинных посторонних, и погибнуть в процессе, чтобы его потом превозносили в некрологе на передовице «Глоуб». Теперь Ленц отрывается от капота и бросается в сторону Гейтли и за него, спрятаться, широко раскинув руки, чтобы схватиться за плечи Гейтли, пользуясь Доном как щитом. Стойка Гейтли излучает усталую решимость, типа «Только через мой труп». Все, о чем он тревожится, – запись в Журнале в том случае, если в его смену физически пострадают жильцы. На миг он почти чувствует запахи пенитенциарного учреждения, подмышек и помады для волос, тухлой еды и деревянного поля для криббиджа, шмали и грязной воды в ведре, густой вони мочи, как в львином вольере, запах решетки, которую хватаешь руками и стоишь, выглядываешь. Подобные мысли недопустимы. На нем нет ни гусиной кожи, ни пота. Его чувства не обострялись вот так уже с год. На жильцов под разными углами бросают свет звезды из небесного желе, грязные натриевые фонари и ослепительно белые рога фар. Забитое звездами небо, дыхание Гейтли, далекие гудки, низкая трель ATHSCME с севера. Разреженный холодный воздух в раздутых ноздрях. Неподвижные головы в окнах № 5.