Арундати Рой - Министерство наивысшего счастья

Одним из самых известных его высказываний был афоризм: «Декхо миан, мейн Бхарат Саркар ка лунд хун, аур мера каам хай чодна».

(«Слушай, брат, я — хер индийского правительства, и моя работа — трахать народ».)

Тяга к развлечениям была у него в крови. Известно, что однажды он отпустил захваченного им боевика единственно для того, чтобы не лишать себя удовольствия схватить его во второй раз. Это было вполне в его духе, согласовалось с извращенными понятиями об охоте, и это проявилось, в частности, в доставке Мусы в «Шираз» только затем, чтобы принести ему извинения. В течение нескольких предыдущих месяцев Амрик Сингх — и, видимо, вполне справедливо — начал считать Мусу потенциально достойным противником, человеком, бывшим его полярной противоположностью, но имевшим мужество и присутствие духа повышать ставки, чтобы из объекта охоты превратиться в охотника. Поэтому Амрик Сингх был искреннее и неподдельно расстроен, узнав о смерти жены и дочери Мусы. Ему хотелось, чтобы Муса знал: он, майор Амрик Сингх, не имеет ни малейшего отношения к их гибели. Это был удар ниже пояса, и такое подлое убийство никогда не было частью плана самого Амрика Сингха. Для того чтобы продолжить охоту, Сингх решил довести это до сведения добычи.

Охота была не единственной страстью Амрика Сингха. Он был любителем широко жить и отличался дорогим вкусом, для удовлетворения которого у майора было слишком маленькое жалованье. Чтобы компенсировать этот недостаток, майор с толком эксплуатировал предпринимательские возможности, открывшиеся в Кашмире для победившей стороны оккупационного режима. Помимо доходов от похищений и вымогательств, у Амрика Сингха были доходы от записанного на имя жены лесопильного завода и мебельной фабрики в долине. Он был щедр настолько же, насколько был жесток, и охотно дарил резные кофейные столики людям, которые ему нравились или в которых он нуждался. (У Годзиллы было два ночных столика, буквально навязанных ему Амриком Сингхом.) Жена майора, Лавлин Каур, была четвертой из пяти сказочно красивых сестер — Тавлин, Харприт, Гурприт, Лавлин и Димпл — и двух младших братьев. Семья принадлежала маленькой общине сикхов, обосновавшейся в долине несколько столетий назад. Отец был мелким фермером, едва способным кормить свою большую семью. Говорят, что семья была так бедна, что когда какая-то девочка по дороге в школу уронила на дорогу завтрак, сестры Каур, нашедшие его, съели завтрак прямо с мостовой. Когда девочки подросли, вокруг них начали, словно осы, увиваться молодые люди с самыми разнообразными предложениями, среди которых не было только предложения выйти замуж. Родители поэтому пришли в полный восторг от возможности сбыть с рук одну из дочерей, да еще и выдать ее замуж (без приданого) за сикха с материка, да еще и за армейского офицера, ни больше ни меньше. После свадьбы Лавлин не последовала за Амриком Сингхом в его квартиры по месту службы в районе Сринагара, потому что ходили слухи, что на службе у Амрика была еще одна женщина, военно-полевая жена, следователь Розочка, которая вместе с майором участвовала в операциях и в допросах в лагерях. По выходным, когда Амрик Сингх приезжал к жене и сыну в квартиру на втором этаже дома в Джавахар-Нагаре — маленькой сикхской колонии в Сринагаре, соседи шептались о домашнем насилии, слыша приглушенные крики жены о помощи. Никто, однако, не осмелился вмешиваться.

Несмотря на то что Амрик Сингх беспощадно преследовал боевиков и убивал их, он считал — во всяком случае, лучших из них — заслуживающими его восхищения. Было известно, что он отдавал им последний долг во время их похорон, включая несколько случаев, когда сам приводил в исполнение свои приговоры. (Один из боевиков даже удостоился ружейного салюта.) Он не уважал и, мало того, презирал правозащитников — по преимуществу адвокатов, журналистов и газетных издателей. По его мнению, это были жалкие черви, портившие правила великой игры своими постоянными жалобами и нытьем. Каждый раз, когда Амрик Сингх получал разрешение взять одного из таких правозащитников или «нейтрализовать» его (эти разрешения никогда не давались в форме приказа убить, но, обычно, в виде отсутствия приказа не убивать), он с большим удовольствием исполнял свой долг. Случай с Джалибом Кадри был совершенно иного рода. Амрику приказали просто запугать этого человека и некоторое время подержать его под стражей. Но все пошло не так. Джалиб Кадри совершил ошибку — он не испугался и начал отвечать на угрозы и запугивания. Амрик Сингх страшно жалел о том, что утратил самообладание и перестал себя контролировать. Еще больше он жалел о том, что из-за этого Джалиба ему пришлось ликвидировать своего друга и товарища, «ихвана» Салима Годжри. Им было что вспомнить — ему и Салиму Годжри. Амрик понимал, что, повернись все по-другому и окажись он на месте друга, Салим Годжри поступил бы с ним точно так же. И он, Амрик Сингх, понял бы Салима Годжри. Во всяком случае он всячески убеждал себя в этом. Из всего, что он делал, убийство Салима Годжри заставило Амрика Сингха остановиться. Салим Годжри был единственным человеком в мире — жена не входила в это число, — к которому майор Амрик Сингх испытывал чувство, пусть и отдаленно, но похожее на любовь. Он остро это чувствовал, когда нажимал спусковой крючок пистолета, приставленного к голове Салима.

Тем не менее Амрик Сингх не был склонен к рефлексии и быстро преодолевал подобные неприятности. Сидя напротив Мусы, майор Амрик Сингх был самим собой, высокомерным и уверенным в себе. Да, его отстранили от оперативной работы и посадили за штабные бумаги, но он пока не осознал все значение этого. Время от времени он еще участвовал в полевых операциях. Его привлекали в случаях, когда он знал местность или людей, которых предстояло брать. Амрик Сингх оправился от удара.

В кабинет принесли офицерские бисквиты и чай. Сначала Муса услышал тихое позвякивание чашек и только потом увидел человека, принесшего их. Он и Муса сразу узнали друг друга, но выражения их лиц ни на йоту не изменились. Амрик Сингх пристально наблюдал за ними обоими. Казалось, из комнаты выкачали воздух. Стало невозможно дышать. Дыхание пришлось симулировать.

Джунаид Ахмед-шах был командиром одного из отрядов «Хизб-уль-Муджахидин». Его схватили несколько месяцев назад, когда он сделал самую распространенную ошибку — навестил жену и маленького ребенка глухой ночью. Солдаты уже поджидали его на подступах к дому. Это был высокий, стройный и гибкий мужчина, известный своей красотой и беззаветным мужеством. Когда-то у него были волосы до плеч и борода. Теперь он был чисто выбрит, а волосы были коротко подстрижены, как у военного. Тусклые запавшие глаза с полным безразличием взирали на мир из темных глазниц. На нем были надеты тренировочные штаны, едва достававшие до середины икр, шерстяные гольфы, армейские ботинки и красная, траченная молью официантская ливрея с латунными пуговицами. Куртка была ему мала, что придавало всей фигуре Джунаида комичный вид. Руки его дрожали, заставляя вибрировать посуду на подносе.