Дун Си - Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси [антология]

Телефон Ван Чэнь выключил аккурат когда вошел вчера вечером в дом Су Цзе. Тогда у него непонятно откуда взялось предчувствие об этой ночи.

— Батарея села, — сказал он, — я увлекся игрой и забыл позвонить домой.

Лу Сяобин очень осторожно и внимательно глядя на него сказала:

— Ты же не рассердился на меня?

От этих слов Ван Чэнь сперва оторопел, а затем про себя расхохотался. Только после этих слов в памяти у него всплыла их вчерашняя ссора. «Сердиться на тебя? — подумал Ван Чэнь. — Скажешь тоже».

Он думал, что Лу Сяобин теперь не имеет к нему отношения и даже что она сама себе настроила несбыточных иллюзий. Не имея охоты разговаривать с ней дальше, он устремился вперед. Лу Сяобин крепко схватила его за руку и сплела свои пальцы с его.

Ван Чэнь счел это докучливым и, словно избегая чего-то, отбросил ее руку и спрятал свои в рукава.

Стоило ему переступить порог дома, как навстречу вышли родители. Мать разнуделась, вновь и вновь описывая, как они переживали всю эту ночь. Отец молчал, только непрестанно вздыхал в сторонке. На душе Ван Чэня заскребли кошки. Когда он вышел из дома Су Цзе, в душе его было пусто, только сердце безудержно стучало, но мыслей не осталось. Сейчас, сбитый с толку этой троицей, вынужденный раз за разом повторять и нагромождать ложь, он ощутил, что его застали врасплох и словно облепили клейкой глиной. Со свинцовым лицом он проследовал в туалет, где опорожнил мочевой пузырь, и, не проронив ни слова, отправился к себе в комнату.

Семья последовала за ним по пятам. Он упал на кровать, натянул одеяло и собрался спать. Мать приподняла край.

— Ты б хоть разделся, — сказала она. — Промерз же весь, простудишься.

Ван Чэню это осточертело, он вырвал у нее одеяло и отвернулся. Мать хлопнула его по заднице ладонью, и надо сказать, что горячей любви в этой ладони было намного больше попрека. Однако это словно подожгло в нем фитиль, он глянул на нее через плечо и заорал:

— Ты меня достала! Даже в то, как я сплю, вмешиваешься!

У проведшей всю ночь в тревоге и страхе матери голос поневоле стал выше и тоньше.

— Как же я воспитала такую неблагодарную тварь? Я же о тебе забочусь, неужели еще и неправа?

Кулаки Ван Чэня сжимались и разжимались, он раздраженно выдохнул пару раз, натянул одеяло на голову и снова повернулся ко всем спиной. Голос матери через одеяло звучал несколько тише:

— Взгляни, вот он, твой сыночек, — сказала она, задыхаясь от возмущения.

— А не ты ли его таким воспитала? — услышал Ван Чэнь ответ отца.

— Только я начинаю воспитывать ребенка, как ты тут же выступаешь наперекор! — возмутилась мать.

— Да где тебе ребенка-то воспитывать! — встрял со своей подколкой отец.

Ван Чэнь внезапно спрыгнул с кровати, пробежал несколько шагов к двери и закричал:

— Хотите ругаться — ругайтесь снаружи, а я спать хочу!

Свои слова он закончил жестом, указывающим им на выход. В комнате ненадолго повисла тишина, после чего первой смягчилась мать:

— Не поешь перед сном?

— Не поем, не поем, — нетерпеливо ответил Ван Чэнь.

Не в силах ничего поделать, мать вышла, добавив напоследок:

— Тогда спи, после обеда я тебя разбужу.

Отец последовал за ней.

Лу Сяобин, стоявшая возле письменного стола, не шелохнулась.

— Ты тоже уходи, — бесстрастно велел Ван Чэнь, заметив ее.

Этого Лу Сяобин не ожидала. Ван Чэнь больше не глядел на нее, молча улегся на кровать и бросил, не оборачиваясь:

— Дверь закрой.

Лу Сяобин была в смятении. Мать Ван Чэня позвала ее в спальню и велела сесть рядом.

Она сказала пару слов ни о чем, чтобы сгладить неловкость предшествующих событий. Возможно, она уже давно задумала что-то и теперь потихоньку претворяла свой замысел в жизнь.

— Когда у вас, молодых, друг с другом страсть — это дело хорошее, — сказала она, — но все же лучше будь повнимательнее, все-таки если до свадьбы случится какой скандал, нам будет неудобно с твоей семьей объясняться. Будь на твоем месте моя дочка, у меня бы тоже душа болела.

После этих слов она с некоторым участием легонько похлопала Лу Сяобин по руке.

Из всего это хождения вокруг да около Лу Сяобин поняла только то, что лежало на поверхности. Она даже по правде решила, что это был задушевный разговор. Ей было неловко уйти, и она водила пальцами по покрывалу. А сидела она аккурат на границе между двумя кроватями, одна из которых была чуть выше другой, и потому приходилось напрягать все тело, чтобы не завалиться вниз. Очень быстро устала поясница. И тут Лу Сяобин случайно заметила выглядывавшее из-под покрывала колесико. Это колесико было похоже на скрытый намек, и ее наконец осенило, что имела в виду мать Ван Чэня. Лу Сяобин объявили шах, на что она открыто заявила протест:

— Я сама за себя отвечаю.

Хоть она и сидела с опущенной головой, тон ее был непреклонен. Это как раз соответствовало замыслу матери Ван Чэня, ей нужно было именно такое отношение. Получив все возможное удовлетворение, она не смогла быстро придумать тему для дальнейшей беседы.

Все смешалось в душе Лу Сяобин, но ей некому было даже пожаловаться на эту смертельную обиду. Она намеренно нащупала под покрывалом зазор между двумя комплектами спальных принадлежностей и прочертила на нем длинную, глубокую линию. При виде этого сердце матери Ван Чэня забилось, она встала, увлекая за собой Лу Сяобин, и сообщила, что идет готовить завтрак. Когда девушка встала, мать ровнехонько расправила покрывало, и, словно для большего успокоения, пригладила сверху рукой. Наблюдая за ее действиями и смотря на согбенную спину, Лу Сяобин услышала в себе детское победное ликование, прежнее сочувствие как ветром сдуло. Она несколько презрительно подумала: для кого затеяно все это показное, наспех сляпанное приличие?

Улегшись вновь, Ван Чэнь, однако же, не мог заснуть. Подумай о чем-нибудь, говорил себе он. Он невольно потрогал себя внизу. И оторопел: ощущения были притуплены, словно та самая часть растет из чужого тела. Он долго гладил его, но не потому, что собрался мастурбировать, просто не мог до конца поверить, что прошлым вечером и правда пускал его в ход.

Ощущения постепенно возвращались. Уголки рта Ван Чэня невольно приподнялись, а вслед за ними устремилось вверх и настроение: ему казалось, что они с Су Цзе созданы друг для друга и составляли идеальную пару. Половую жизнь Ван Чэня нельзя было назвать насыщенной, они с Лу Сяобин никогда не учились друг у друга, но после одного такого вечера жизнь хорошенько наполнилась новым содержанием. Именно сейчас его представление о поговорке «жена должна быть девственницей, а любовница — шлюхой» получило реальное чувственное понимание. Подлинное понимание!

Любовница? Ван Чэнь и охнуть не успел, ничем не смог предотвратить нокаут, в который его повергло это слово. Он оцепенел, его сознание начало кружиться вокруг этого слова — «любовница». Поначалу он всего лишь робко смотрел на мысль издали, а затем, набравшись мужества, сказал сам себе: «У меня что, мать мою, теперь любовница есть?» Постепенно в нем поднялось особенное, тайное волнение, как в детстве, прикончив свои новогодние сладости, он украдкой уминал еще и те, что предназначались брату и сестре. Съеденное тайком было намного вкуснее, чем собственное, оно давало сокровенное, дьявольское удовольствие от совершенного преступления.