Иржи Швейда - Авария

— В следующем месяце мы получим квартиру. В четверг я звонил в жилищную комиссию, — объявил он.

— Значит, мы приедем, и сразу переезд…

Он остановился и заглянул ей в глаза.

— А ты не вернешься с нами в понедельник?

Она едва было не согласилась, ведь разлука долга и тяжела, но Дите пошло на пользу пребывание в Ходове, и она почувствовала, что уже не боится остаться еще на две недели. После сегодняшнего — определенно нет.

— Будет лучше, если мы еще немножко побудем у наших. Кашель у Дитунки прошел, но она еще не совсем оправилась, — ответила Здена и незаметно направила Камила на тротуар, который вел мимо дома Карасовых.

Итка развешивала белье, маленький Тоник путался у нее под ногами. Когда они проходили мимо, поздоровалась и оглядела Камила, как супермена с картинки.

И как я могла тебе завидовать, подумала Здена. Этот твой Тонда придет с работы поздно, поцелует тебя и уснет как бревно. А этого ведь страшно мало. Дома у тебя хорошо, даже прекрасно, но ведь и мы через месяц получим квартиру и заживем по-человечески, нормально. Между твоим Тондой и моим Камилом огромная разница, и она будет гораздо больше, так как дома я сделаю все, чтобы у Камила было свободное время, потому что из нас двоих он — именно тот, кто многое может и сделает многое. Я это знаю.

— Айда на Прашняк! — вдруг всполошился Камил. И Здена, естественно, согласилась.

Ох, Камил, одиночество пошло тебе на пользу. Для грусти у меня будет вдоволь времени, когда ты уедешь, теперь же я хочу только счастья. Распускаются черешни и абрикосы, а Прашняк — это наша горка сразу за деревней, как говорят тут, в пражском районе Ходове. Мы здесь просидели часов без счету, когда в общежитии было людно, а домой не хотелось, это были часы надежд и заманчивых планов, часы бурных споров и упрямого молчания, часы обещаний и, главное, любви… Здесь я рвала полной горстью высокие травы, от этого слово «василек» звучит для меня как шепот любви. Камил, как я богохульствовала, думая, что с Павлом у нас могло бы быть так же, как с тобой. Узкая лесная дорога между склонами, заросшими ежевикой, вела от Прашняка к старинному постоялому двору «У ангела». Камил принес к пустым садовым столикам пиво для себя и теплый лимонад для Дитунки. Все трое вернулись домой обветренные и напоенные солнцем, опоздав к обеду на добрых два часа.

Родители все еще сидели в гостиной, на столе уже появилось и отцовское вино в темных бутылках; Здена вышла раздеть Диту и минутку через открытую дверь смотрела на общество, собравшееся в соседней комнате. Какой контраст, подумала она. Цоуфаловы, величественная пара из промышленного Литвинова, владельцы автомобиля, дачи, большей, чем наш домик, пятидесятитысячного вклада для Камила, и мои такие маленькие родители, выпустившие меня из родного дома с пятью тысячами приданого, которые они усердно копили несколько долгих лет. Цоуфаловы в новых костюмах, сшитых на заказ, и наши, одетые по-домашнему. Такой же контраст между Камилом в модном костюме и мной в толстых тренировочных шароварах. Деревня, которую генеральные планы возвели в ранг пражского района! Зачем только Цоуфалиха так задается?

— Вы пойдете вечером на танцы? — спросил папаша. — На пасху бывает очень весело…

Здена незаметно моргнула Камилу, тот пожал плечами и неопределенно кивнул. Ты же знаешь, что не пойдем, улыбнулась она. Сегодня мы с тобой долго не уснем. Хватит с нас ночей, когда мы засыпали друг без друга.

— Нет, мы не пойдем. Сегодня мне что-то не по себе, да и Камил за целую неделю тоже устал.

— Но выглядишь ты прекрасно, Зденка, — неискренне улыбнулась свекровь.

Никогда я не буду как эта Цоуфалиха.

— А «ягненок» удался на славу. — Дедушка Цоуфал нарушил неловкое молчание и отправил в рот большой, посыпанный сахарной пудрой золотистый кусок.

Здена смотрела на лицо спящего Камила. Его поразительное сходство с Дитункой вызывало в ней почти материнскую нежность. Такой беззащитный и чистый, совершенно освобожденный от безумной жажды денег, которая так отдаляла его от меня. Таким он станет, обязательно станет.

— Ка-ка, бай-бай, — залепетала Дита, поднявшись а свое кроватке. — Ка-ка, — потянулась она к отцу ручками.

Здена встала и потихоньку, чтобы не разбудить Катила, подошла к ней. Положила ее между собой и Камилом и с любовью стала смотреть на них. Вы двое — вся моя жизнь, с вами я хочу быть всегда, потому что люблю вас.

— Что это? — затряс головой Камил, когда Дита сунула ему пальчик в ухо и тут же следом — в полуоткрытый рот. — Дитунка. — Он обнял девочку. — Дочка моя маленькая…

Мы втроем — это целый мир, шептала про себя в восторге Здена. Целый мир. И ни для кого чужого в нем места нет. У обоих одинаковые лбы и подбородки… Я хотела бы мальчика, который вот так же походил бы на меня. Должно быть, ни с чем не сравнимое чувство — смотреть на себя, на свою копию, рожденную любовью, такой, как сегодня.

— Почему ты на меня так смотришь?

— Кажется, я в тебя ужасно влюбилась. Во второй раз, четыре года спустя.

— Я знаю.

— Откуда ты знаешь?

— У тебя на лице написано.

И что это происходило с нами два года, какие слепые мы были, не понимали, где наше счастье? Даже сегодня. Даже теперь.

— У нас будет ребенок, Камил.

— Что? — спросил он, окончательно проснувшись.

— У нас будет ребенок. Ты разве не предполагал такой возможности?

— Мне как-то не приходило в голову.

— Скажи, ты не хотел бы второго ребенка?

— А не слишком ли скоро?

— Почему? Дитунке исполнится два годика. Мы будем жить в своей квартире. Как бы мне хотелось братика для Дитунки…

— В Обрницах с двумя детьми будет нелегко, — заметил Камил. — Прежде чем откроют магазины, за всем придется ездить в Мост. К тому же там нет яслей, а сообщение с городом планируется только на следующий год. Я не уверен, что второй ребенок сейчас был бы кстати.

Опять машина. Эта химера не отпустит нас, покуда страсть не получит удовлетворения.

— А как с мебелью?

— Мы могли бы взять ссуду для молодоженов, — оживился Камил. — Тридцать тысяч, минимальные проценты, а кредит можно оформить и на десять лет.

— Я об этом не слышала.

— Об этом пишут все газеты. Это новый закон и, кажется, очень выгодный. Так возьмем?

— Возьмем, только подожди, когда я вернусь…

— Конечно.

— А как с мальчиком?

— Будет мальчик.

Какой прекрасный день. Вот это настоящая жизнь, и, открыв ее однажды, я уж больше не отступлю, Камил. Еще три неполных недели нашей разлуки, и нас никто и ничто не сможет разлучить.

Расставаясь с Камилом в понедельник после обеда, Здена заливалась слезами. Папаша Цоуфал прощался с сердечной и ласковой улыбкой. Цоуфалова стала как-то проще и общительнее. Камил в последний раз поцеловал Дитунку и передал ее Здене.