Иржи Швейда - Авария

Он чувствовал небывалое облегчение. После трехнедельного напряжения оно было сладким до беспамятства. Последние мгновения тоски, ее я не хотел допустить, но она загрызла меня, толкнув на шальные выходки.

Камил растворил двери и потихоньку шагнул в комнату.

Там никого не было. Спальня была пуста. Через полуоткрытое окно веял легонький ветерок, поигрывая шторами, как белым флагом поражения. Ничего не понимая, он тупо уставился на застланные постели. Какая мука. Она ушла и больше не вернется. В эти секунды он жил лишь своей болью, она могучим потоком заливала каждую клеточку его истерзанного мозга. Но ведь где-то Здена должна ночевать. Забрала Дитунку и ушла. Ушла, продумав все до конца, ведь, только чтобы одеть ребенка, нужно десять нескончаемых минут.

Он открыл дверцы шкафа. Платья висели на своих местах. Тут же лежали и пестрые свертки заботливо сложенного детского белья. Боль росла, заполняя все его существо. Нет, она вернется. Хоть раз — но вернется…

— Тебе что, не спится? — раздался из прихожей голос отца.

Испуганно вздрогнув, Камил обернулся. Он и не подумал, что тот дома.

Отец стоял на пороге, словно каменное изваяние. Только под распахнувшейся пижамой вздымалась широкая грудь, добродетельная и честная, достойная орденов и медалей, грудь, ничем не запятнанная, безупречная, эталон для безнадежно-грустного сравнения, образцовая до тошноты.

— Собираю одежду в химчистку! — отрезал Камил.

— Ты просто боишься, — тихо произнес отец, как бы вынося приговор.

— Не беспокойся… пожалуйста.

— Мне бы нужно послать тебя на все четыре стороны, чтобы ты хорошенько поварился в собственном соку, но я знаю, что слабак со страху может натворить кучу непоправимых глупостей… У Здены ночное дежурство. Сегодня. Но если бы — мне это было бы крайне неприятно — она с Дитой больше сюда не вернулась, я бы не посмел обвинять ее. И никто бы не посмел. А меньше всех ты.

Камил оборотился к окну. Я ведь вернулся, хотелось возразить ему, но он не мог, знал, что подведет голос. Подождав, пока отцовские шаги затихнут в кухне, Камил выбежал из дома, вскочил в машину и на бешеной скорости понесся по серпантину к даче. В спальне, предназначенной для гостей, он повалился на постель и закрыл глаза. Спать, проспать все на свете, забыть, что в этот миг где-то там, внизу, в одном кабинете с Павлом бодрствует Здена. Они одни, вдвоем. Здена вот уже месяц не живет со мной, а ослепительно белая больничная койка в углу приемного покоя соблазнительно сияет, как брачное ложе. К чему, зачем, во имя чего ей противиться? И как это легко… И как отвратительно. И как больно.

После короткого неспокойного сна и двухчасового метания по лесу Камилу удалось разогнать безрадостные картины минувшей ночи; собрав остатки сил, он принялся за последние, завершающие работы. «В трудах и учениях — наше спасение», — вертелся в больной голове любимый афоризм опального учителя с университетским дипломом, обучавшего их в Политехническом слесарным работам; заменив газовые баллоны сварочного аппарата, Камил еще до наступления вечера соединил все трубы водопровода. Ночью он свинтил фланцы, составил параллели, подключил клеммные сборки насосов и подтянул жесткие алюминиевые тросы к распределительному щиту. Хотелось спать, он едва держался на ногах, но усталость как рукой сняло, когда он, покачнувшись от слабости, оперся на распределитель, едва не задев жутко блестевшие, обнаженные провода с напряжением в триста восемьдесят вольт. Смерть была бы мгновенной. Легкая и милосердная. Самое позднее послезавтра меня нашли бы здесь, подумалось Камилу, и он заколебался, не лучше ли подождать утра. Утром он выключил бы главный ввод и спокойно, не спеша подключил питание. Но план был для него законом. Сделав несколько быстрых упражнений с приседаниями, Камил по плечи окунулся в бочку с холодной, уже протухшей водой, крепко растерся и насухо вытер тело. Мокрые руки для электромонтера — все равно что покушение на самоубийство.

Когда он вылез из подвала, солнце уже палило вовсю. Белые шапки распустившейся на противоположном склоне черешни заметно поредели. Весна могучими шагами продвигалась вперед. Такое изобилие солнечных дней тут мало кто помнил.

Из остатков припасов, хранившихся в кладовке и холодильнике, Камил приготовил себе завтрак, словно на четверых, запил убийственно крепким натуральным кофе и после краткой передышки провел несколько контрольных опробований всей водной системы. Она работала безотказно.

Открыв вентили, он включил насосы. Ручьем полившаяся вода приятно зажурчала в замысловатом сплетении труб. Будто звуку органа вторили кристальные женские голоса. Вот это значит полностью реализовать свои способности и получить истинное удовлетворение. За какие-нибудь два месяца проделана гигантская работа. «Настоящий мужчина всегда должен стремиться при жизни воздвигнуть себе монумент», — твердил профессор Роуш из Политехнического на каждом экзамене. Теперь и я кое-что сделал для бессмертия.

Из воздуховыпускных вентилей гейзерами била вспененная вода и через сбросовые желоба мирными ручейками текла в водопроводные каналы. Отключив запасной насос, Камил одним поворотом крана пустил воду по обоим ответвлениям водопровода. В трубах что-то загремело. Измеритель питьевой воды резервуара вдруг начал подниматься, и о блестящее дно бассейна ударила мощная струя воды. Все шло, как и следовало ожидать. Двадцать минут спустя поплавковый выключатель резервуара прекратил работу первого насоса.

Выйдя из подвала, Камил по лестнице поднялся в комнаты. Электрический бойлер уже действовал. Через час-другой я приму горячую ванну. Из кухонного крана вместо прежней слабой струйки бил искрящийся поток чистой воды. А это значит, что за неполных два месяца я сам себе доказал, что существую.

Прикрыв глаза, Камил стоял на террасе и слушал чарующий плеск воды в наполненном бассейне. Мир принадлежит только великим, сильным и смелым, скандировал он про себя, мысленно уже развивая новую «операцию» под названием «Центральное отопление». Чем больше он размышлял, тем легче представлялась задача, но, когда он подобрался к ключевой проблеме — подсоединению отопительного котла к запасному насосу, посторонний шум, доносившийся откуда-то из долины, заставил его открыть глаза. На хромированном покрытии засверкало солнце, и синий «форд», будто однояйцевой брат его машины, стал с ним рядом.

— Привет инженеру! — Регина подняла руку в знак приветствия.

— Салют, крошка, — отозвался Камил, не испытывая особого восторга. Они давно не виделись, но встреча его не радовала. Удивительно, но желание владеть Петровой дачей в последнее время пропало у него.