Михаил Каминский - Переполненная чаша

Матюхин о будильнике «Ракета» забыл. Он смотрел на гараж из белых кирпичей, расположенный против второго подъезда, оглядывался на балкон со следами ремонта, видел перед собой песочную яму для детских игр, огороженную досками, и переживал от бессилия что-либо понять или хотя бы вспомнить. Вокруг были предметы его бывшей жизни, но это не точно. Была ли вообще эта прошлая жизнь?

«Да вот же, — сказал Матюхин своему другу, — вот он, гараж инвалида войны и труда Селезнева. Ему строить не разрешали. Я знаю, я в жэке тут работал, а он все равно…»

«Эх ты! — прикрикнул Володя Шихан. — Может, и был гараж у гражданина Селезнева, но сейчас никакого гаража нет и твой Селезнев умер. И жены у тебя никакой больше нет. Понял?»

Шихан рассуждал по-умному. Но Гриню его слова опечалили. Как это ничего и никогда? Есть у него жена. Гриня извлек из кармана пиджака паспорт.

«Смотри, Володя. Вот она тут у меня вписана. И адрес, как на доме. На, читай».

Шихан от паспорта отмахнулся:

«Все равно, Гриня, твоя жена недействительная».

«Как это? — поразился Матюхин. — Зачем так: недействительная! Глянь… штамп… отдел записи актов… Моя фамилия… Ее имя — Лиля…»

«Дурак ты, Гриня, хоть я тебя и люблю и уважаю. — Шихан обнял Матюхина за плечи. — По всем законам твоя жена давно недействительная. У тебя же паспорт старого образца! Понял?»

Шихан, похоже, что-то разъяснил ему, а Гриня вроде бы отчасти понял его, но согласиться не сумел. На следующий день, под вечер, он сел в электричку и снова отправился по месту своей прописки, чтобы в натуре и бесповоротно уяснить личность сомнительной женщины: Лили не Лили. Эта поездка оказалась совсем неудачной. Во-первых, прибыв на станцию назначения, Гриня ударился, упав с платформы. Не очень сильно. Зато в известном пятиэтажном доме с починенным балконом его настиг очень сильный и обидный удар. Не успел Матюхин снять палец с кнопки звонка, как дверь отворилась, словно его ждали, и на пороге возник совершенно незнакомый Матюхину мужик лет пятидесяти с хвостиком. Одет он был в полосатую пижаму того размера, какой продается в фирменных магазинах «Богатырь». Даже Володя Шихан утонул бы в этом размере. Мужик, которому было за пятьдесят, оказался совершенно некультурным, очень нервным и грубым: он ткнул Гриню кулаком в лицо, произнес подряд несколько матерных слов и велел Матюхину до конца жизни забыть сюда дорогу. Молодой человек, который стоял за спиной этого мужика, смотрел на Гриню безмолвно.

Гриня настолько растерялся от такой неожиданности, что исчезновение правого верхнего резца обнаружил много позже самого события: только на лавке в обратной электричке. Трогал языком новую ямку в десне и радовался, что сумел-таки отомстить обидчику. Обломком кирпича, валявшимся возле гаража, Матюхин запустил в кухонное окно с незнакомой занавеской. Про зуб он тогда еще не знал. Душа горела от горькой обиды: живет с чужой женой и бьет законного супруга по морде — ладно, это хоть как-то можно понять, а вот оскорблять матом — это зачем?

Когда Матюхин переправил через Мерлинскую стену бочку и, уставший, стал протаскивать себя через дыру, одна острая железяка, вылезшая из бетонной толщи, царапнула ему бок, разорвала тенниску и оставила кровавую полосу на теле. Гриня сорвал поседевший осенний лопух среднего размера, приложил его к пострадавшему боку и прижал локтем. Если бы Володя Шихан был, как всегда, здоров, он бы упрекнул Матюхина: ну, уж если такая дыра тебе мала… Но в данное время Володя лежал с повышенной головной болью в сарае подполковничихи Загоруйко на Центральной улице и ничего не знал о ранении, постигшем друга. Кстати, подполковничиха тоже не знала, что Шихан находится в ее сарае. Когда-то, давно, Володя жил на Загоруйкином участке. Не в сарае, а в маленьком домике, называемом сторожкой. Будучи человеком неглупым, он предполагал, что когда-никогда, а его отношения с хозяйкой участка придут к своему концу, поскольку вечная любовь, как сказал Шихан однажды Матюхину, бывает только в сказках восточных народов. Так оно и случилось: вдова Загоруйко не стерпела Володиного загульного образа жизни и предпочла ему спокойное одиночество. А Шихан ушел от нее, но особым образом: подготовил в сарае на будущее вполне приличное убежище — для себя и для Грини. Пусть без удобств, но зато совсем бесплатное и с отдельным входом — со стороны Песчаного переулка. Две доски в сарае, которые не отличишь от других, легко отходили в сторону, открывая вход. И — самое, может, главное — даже посещая сарай, Загоруйко ни о чем не догадывалась: перед нею была нормальная стенка, точь-в-точь как и три остальные. «Для нас, бомжей, — сказал Володя Шихан, — иметь такую жилую площадь — большое счастье».

Итак, греясь на солнышке под самой Мерлинской стеной, Матюхин прижимал к боку шершавый и прохладный лист лопуха, наслаждался своей удалью и с удовольствием поглядывал на бочку. Красивая, новая, яркая, она лежала у Грининых ног, там, где пригорок переходил в ровное поле с растущими на нем поздними цветами, и сама походила на заморский цветок, но только абсолютно редкий, из какой-нибудь африканской флоры и фауны. Бочка по-прежнему сильно нравилась Грине. А еще его душу согревало то обстоятельство, что в любой, по собственному желанию, момент он мог увидеть привлекательную надпись «Цех № 7», а безобразное отверстие, начатое противопожарным багром и завершенное ломом, не попадало в поле Грининого обзора, находясь на скрытой от него стороне бочки. Поэтому Гриня мечтательно воображал, что лежащая у его ног тара совершенно целая, и он запросто получит за нее чирик, а если проявит терпение и не станет суетиться, то и больше. Бочки, знал Гриня, в осеннее время всегда в цене. Надо только найти хорошие руки, в которые не жалко отдать такую дефицитную вещь.

Как истинный коммерсант, Матюхин проиграл в уме предстоящую операцию, чтобы никакие хитрости грядущего покупателя не застали врасплох. Так, Гриня собрался сообщить, что сам вчера приобрел эту бочку за двенадцать у одного знакомого, поэтому, включая транспортировку, цена ей верных полтора червонца. Для женщин Матюхин приготовил полусекретные сведения насчет того, что бочки, подобные продаваемой, овощебаза получила с подшефного аэродрома, а там подобные вещи делают исключительно из самолетного алюминия, который никогда не ржавеет. Покупателей пожилого возраста Гриня собирался взять цифрой: в этой конкретной бочке, скажет, он, не двести, как в других аналогичных, а двести десять литров. Случайно так вышло, потому-то бочку овощное начальство и списало как некондиционную.

У Грини были и другие идеи. И толковые, и дурацкие. Но в пылу массированной подготовки к торговой операции он совершенно забыл о наличие в бочке п р о р а н а, из которого на его, матюхинские, ноги бурно хлынула вода. Прорана будто никогда не было, так он о нем забыл.