Камен Калчев - Софийские рассказы

Никто бы не поверил, что мое грубоватое, с двухдневной щетиной, густыми бровями и морщинистым лбом, лицо могло быть зеркалом добродетели и поэтических волнений. А бывшая моя супруга, поклонница роз и эдельвейсов, вообще считала меня музыкальным уродом. Она играла на аккордеоне, и это ее очень возвышало. Дома мне постоянно попадались на глаза нотные листы. Но петь я так и не начал…

Я удивился: что же это я все о прошлом да о прошлом? Может быть, соловьи виноваты? Нет, пусть себе поют. Это здорово… А мне надо покрутить рукоятку да завести мотор, потому что ночь, кажется, была очень холодной… Только бы не пострадали деревья. Впрочем, они уже отцвели и заморозки им теперь не страшны.

Мотор взревел, заглушив соловьиное пение, и мне стало немного грустно — нет, не из-за прерванного пения птиц, а потому, что все так быстротечно в этом мире. Даже пение птиц не можешь послушать без того, чтобы не вмешалось гудение машин.

Я снова сел в кабину. Положил руки на баранку. Глядя вперед, думал: до обеда нужно проехать самое маленькое триста пятьдесят километров, чтобы войти в норму.

Блестело асфальтированное шоссе. Предрассветные сумерки постепенно исчезали. Где-то впереди по вершинам деревьев и холмам скользнули первые лучи солнца. Соловьев не стало слышно. Но теперь мне было не до птиц. Сейчас важнее всего был «пробег». Его надо делать по принципу: меньше горючего — больше километров. Впрочем, это само собой разумелось, и я не понимал, почему на автобазе нас постоянно ставят в пример, будто больше нечем заниматься.

Я жал на газ и слышал, как где-то внизу подо мной свистели шины, словно рвалась шелковая ткань. Скорость захватывала меня все больше и больше, лицо мое словно окаменело.

Когда шофер колесит по стране с такой скоростью, ему страшна только дремота. Тянет сигарету за сигаретой да почаще высовывается в окошко кабины, чтобы лицо обдуло ветром. Я же не курил. Этим обязан был бывшей моей жене, противнице спиртного и табака.

Я сам себе боялся показаться слишком добродетельным, поэтому старался не думать о бывшей своей жене и о прошлом. А оно непрестанно меня преследовало. В сущности, грехов у меня было достаточно, и, может быть, жена моя имела все основания отречься от меня, когда ей сказали, что я враг народа. Естественно, она предпочла народ мне, и это было разумно. Ее я не винил.

И все-таки что-то горькое было в этой формулировке решения суда — «в связи с целесообразностью»! Они не были уверены, что я виновен. Просто, если сказать начистоту, для Виолеты это был удобный случай развестись с человеком, которого она уже давно не переносила: «Детей от него нет, чувств к нему нет, обязанностей перед ним нет!» Незачем было выдумывать юридические формулировки, вводя в заблуждение общественность и моих товарищей… «Да пошла ты ко всем чертям со своим аккордеоном, — сказал я ей тогда. — Может, лучше меня найдешь!» И она нашла… Уже через год… Это был закупщик-хорист, певший в местном хоре. Кого только нет на этом свете — закупщик-хорист! Сначала во мне ошиблась, а потом в нем… Слышал я, что она снова мной интересовалась, спрашивала, не переквалифицировался ли я. Во всяком случае ни хористом, ни закупщиком не стану!

Два дня назад я неожиданно получил на автобазе коробку шоколадных конфет по случаю своего дня рождения. Моих коллег это разочаровало. Они ожидали, что это будет по крайней мере бутылка мастики, но только не конфеты.

Целый день ходил я грустный и немного испуганный этими шоколадными конфетами. Чувствовал, кто-то меня выслеживает. Я уже устал. Мне исполнилось тридцать восемь. Не до встреч мне и не до вздохов при луне. Да и за эти десять лет повидал я немало. В женщинах тоже у меня недостатка не было, даже тогда, когда я ходил с клеймом врага народа. Так что очень не хотелось мне, чтобы эти конфеты оказались каким-нибудь капканом. Как правило, в такие ловушки я попадаю легко, словно глупый волк, который вызывает у людей больше ненависти, нежели сострадания…

«Зил» спустился вниз по ущелью, пересек какую-то речушку и снова заурчал на крутом подъеме. Железные прутья проката позвякивали сзади в кузове, напоминая мне об осторожности. Я знал, что через час на равнине наверстаю упущенное.

Если судить по солнцу, ярко освещающему холмы, день будет теплым, хотя в бюллетене метеорологической службы и сообщалось, что ожидается переменная облачность с небольшими осадками. Непонятно, почему эта наука находится в вечном противоречии с природой. Мы на автобазе всегда злимся, когда метеорологи ошибаются.

Я чувствовал какую-то скрытую тоску. Будто я что-то забыл, что-то потерял. А может быть, мне осточертело одиночество?.. Эта женщина пыталась использовать мое психологическое состояние. Она наблюдала за мной издали. Должно быть, что-то замышляла в отношении меня, раз прислала эти шоколадные конфеты. На нечто подобное поймала меня в свое время та певица, аккордеонистка, чтец-декламатор. И до сих пор, вспоминая то время, я не могу понять, откуда взялось столько хитрости у восемнадцатилетней девчонки? И откуда столько тупости и наивности у двадцатипятилетнего парня? Тогда я так и не понял, как это все произошло…

Как бы там ни было, случилось все это, когда я вернулся из молодежной строительной бригады. Пробыв с ней около двух лет, я охрип от энтузиазма: «Мы создаем город, город создает нас!» И это было совершенно справедливо, если не принимать во внимание тот неописуемый восторг, который порой мешал нам критически оценивать свои подлинные умственные способности. Кто только не приезжал в поисках своего счастья на эту народную стройку! Только мы, энтузиасты, не искали своего счастья, оно само нас искало, порой весьма упорно и настойчиво. Нет, Виолета не была виновата. Она в меня влюбилась после того, как прочла в газете, что я за один день перевез триста с лишним тачек щебенки, когда мы строили шоссе Марино — Раковский. Чего только не пишут газеты! А все обстояло совсем иначе. Я влюбился в одну девушку и ради нее перевез эти триста тачек, чтобы показать ей, что люблю ее больше, чем она думает, и чтобы мне аплодировали у лагерного костра, когда мы все соберемся вечером… Виолета не работала в нашей бригаде, но, как только прочла газету, с группой своих пионеров пришла посмотреть на меня. Они поднесли мне адрес и что-то съестное. Потом пионеры пошли играть, а мы с руководительницей рассматривали этот адрес, разрисованный пионерами по ее наставлению. Я, разумеется, не обратил на нее особого внимания, потому что был влюблен в другую. Но упорный человек в любом деле добивается своего. Это я знал по личному опыту. Поэтому меня сейчас и пугали эти шоколадные конфеты. Поэтому я и спал так плохо ночью и проснулся весь в поту…