Камен Калчев - Софийские рассказы

— Хорошо, я это уже слышал… Но почему же все-таки не сплю я?

Он пожал плечами и ничего мне не ответил, но не из-за того, что не знал, что мне сказать, а потому что боялся. Я завидовал ясности его ума. Лачку ничто не смущало, и обо всем он имел твердое мнение.

На следующую ночь я снова пришел к нему на балкон. Мы опять пили кофе, и я опять просил его объяснить причину моей бессонницы, раз он такой умный и сведущий в вопросах медицины. Он красноречиво посмотрел на мои руки и усмехнулся:

— Не буду я тебе отвечать.

— Почему?

— Ты несдержанный человек.

— На этот раз обещаю тебе, что возьму себя в руки.

— А кто даст гарантию? — засмеялся он.

— Прошу тебя, будь спокоен, я тебя и пальцем не трону, — пообещал я.

— Больно уж рука у тебя тяжелая.

Это меня развеселило. Я начал смеяться, и, глядя на меня, захохотал и Лачка. Так мы и смеялись с ним, сидя на балконе, а в небе светила луна, и казалось, что и она смеется вместе с нами.

— Я тебе ничего не скажу, — повторял Лачка, — пока ты не дашь обещание…

— Хорошо, обещаю тебе…

Он задумался, покосился еще раз на мои кулаки и отошел к перилам балкона. Я отвел взгляд, чтобы не смущать его…

— Слушай, — начал он, — говорю тебе прямо: не женись на этой женщине… Не для тебя она!

— Какой женщине?

— Пожалуйста, не делай вид, что не знаешь, о ком я говорю.

Он опять покосился на мои руки и сказал:

— Она беременна. Зачем тебе нужен чужой ребенок?

Я вздрогнул, услышав это. Слово «чужой» вонзилось мне в мозг как гвоздь. Мне захотелось схватить его за грудки и сбросить с балкона.

— Только я тебя прошу, ты меня не трогай! — испуганно продолжал он. — Моей вины тут никакой нет! Говорю тебе истинную правду.

— Говори! — потребовал я. — Откуда ты узнал, что она беременна?

— Говорят.

— Кто говорит?

— Гюзелев.

— Это какой Гюзелев?

— Быстро ты забыл! Гюзелев, директор ведомственной гостиницы. Бывший директор. А сейчас он контролер в кинотеатре «Раковский».

— Что еще знаешь?

— Она на пятом месяце…

— Кому-нибудь еще это известно?

— Мне и Гюзелеву.

— А еще?

— Понятия не имею. — Он скрестил руки на груди и грустно смотрел на меня.

Мы долго молчали.

— И акушерка знает, — наконец подал он голос. И добавил, что заводская акушерка будто бы родственница жены Гюзелева. А Гюзелев частенько заглядывает в закусочную.

— Ясно! — сказал я.

Через двор проходила кошка. Мы слышали, как она вскочила на забор, а оттуда прыгнула на чердак. Лачка посмотрел на часы:

— Двенадцать. Пошла за мышами. Только вот раньше они были, а сейчас их нет. Народная власть их истребила. Это факт.

— Глупости.

— Про власть, что ли?

— Нет, я о другом.

— Да, да. — Он поерзал на стуле. — Пойдем-ка спать, а?

— Мне не хочется.

— Гюзелев мне рекомендовал одну траву.

— Знает ли еще кто-нибудь? — закричал я. — Знают или нет?

— О чем знают, о траве?

— Да нет же… об этом! Об этом!

— А, о Вакафчиевой! — Он пожал плечами: — Вроде моя жена что-то где-то слышала, но она все хранит в тайне. Никогда лишнего не скажет. Могила!

Я долго смотрел на него прищуренными глазами. Потом пожелал ему спокойной ночи и ушел к себе в комнату. Но ни ему, ни мне не стало легче в эту ночь, как, впрочем, и в следующие. Я постоянно пощипывал его, стараясь узнать, гуляет ли сплетня по всему городу или не пошла дальше нашего квартала. Зная, как чувствительна Виолета и что может произойти, когда она узнает, что обыватели перемалывают ей косточки, я начал энергично отвергать любую клевету. В конце концов решил припугнуть Лачку Векиловым.

— Ха! — ответил он. — Да твой Векилов знает обо всем, он первым узнал. Народная милиция все знает. Будь спокоен!

— Ты уверен?

— Абсолютно. Они с Гюзелевым разговаривали, и Гюзелев рассказал ему все, что слышал от акушерки.

Мы снова умолкли. Оказывается, весь город знал, только мы с Виолетой вообразили себе, что тайна сохраняется между нами. А самое страшное — все притворялись, будто это их не касалось, будто никто из них ничего не слышал. А сами стояли в тени и наблюдали за нами, чтобы удовлетворить свое любопытство: что произойдет дальше? Может быть, ее выселят?

Чем больше я размышлял, тем яснее становились мне некоторые поступки людей, живущих рядом со мной. Теперь я понимал, почему бай Драго и его жена перестали звать меня на утку, почему Векилов смотрел на меня подозрительно, а Гюзелев со мной не здоровался, словно не он, а я сидел под арестом за сводничество и разные нечистые сделки. Может быть, они думали, что Виолета ждет ребенка от меня? И о чем они только не говорили со своими женами по ночам!

Лачка становился все откровеннее. Он без околичностей советовал уйти на какое-то время из автобазы, например, перейти на «Вулкан», там было место шофера. Я не соглашался, но он продолжал меня уверять, что положение осложнилось и мне лучше быть как можно дальше от всего этого. Я ответил, что незачем все усложнять. В конце концов, в мире живут миллионы беременных женщин. И что страшного в том, что и в нашем городе родится один незаконный ребенок?

— Да, но законы? Законы!

— Какие законы?

— Республики.

Я доказывал ему, что республика защитит ребенка. Он еще не родился, а над ним уже сейчас сгущались тучи. Этого нельзя допускать! Республика за детей!

— Лучше тебе быть в стороне! — нашептывал он мне. — Ты же ведь не имеешь с ним ничего общего, так?

— В каком смысле?

— В смысле беременности.

— Я тебя не понимаю. Что, и меня обвиняют?

— Нет. Отец известен.

— Что же в таком случае?

— Смотри, чтоб не окрутили тебя, говорю… Потому что женщины умеют это делать, когда им небо с овчинку покажется, ищут дураков. А мы, мужчины, простофили. Это факт. Когда я женился на своей, она была в положении. От меня, конечно… Сын как две капли воды похож… Венчались, когда она была беременна. Неприятно, знаешь. Смотрят все на ее живот… Твой случай другой.

— Какой мой случай?

— В смысле бракосочетания… Если решишь!

— Я не думал об этом.

— Поговаривают.

— Кто поговаривает?

— Люди. Гюзелев. И другие.

Следующей бессонной ночью он мне сказал:

— Знай одно — ты ширма!

— Что?

— Ширма чужой страсти. Будь осторожен! Неужели ты не понимаешь, что тебя хотят сделать рабом? До каких же пор это будет продолжаться? Ты слепец. Ты ничего не видишь. А тебе уже набросили на шею цепь.

— Глупости!

— Смотри не соглашайся! Будешь потом локти кусать.

Этот человек обладал поразительной силой внушения. Я был в его сетях. Каждую ночь он продолжал свое дело, и вот однажды я полностью оказался опутан сплетнями. Я ходил как больной, боясь встретиться с Виолетой. Я думал, что все считают меня отцом ребенка, и боялся, что скоро все начнут показывать на меня пальцем и шептаться за моей спиной.