Юй Хуа - Братья

Сун Ган, понурив голову, сидел на краешке кровати, не глядя на жену, пока она не начала рыдать, спрашивая, зачем так надо было делать. Тогда он поднял голову, бросил быстрый взгляд на Линь Хун и тихо произнес:

— Он мой брат.

— Не брат он тебе, — ответила Линь Хун. — А будь и брат и то пора уже самому зарабатывать себе на жизнь.

— Нет, он мой брат, — перебил ее Сун Ган. — Потом он сможет зарабатывать. Мама перед смертью просила меня позаботиться…

— Хватит об этой твоей мачехе! — завопила вдруг Линь Хун.

От этих слов Сун Гану стало больно, и он тоже закричал:

— ОНА МНЕ МАТЬ!

Линь Хун растерянно посмотрела на мужа. Он впервые закричал на нее после свадьбы. Молча покачав головой, она прошептала «мачеха», и тут Сун Ган завизжал, как от боли. Удивленная Линь Хун решила, что, наверно, действительно сказала что-то не то и замолчала. Комната погрузилась в совершенное безмолвие.

Сун Ган, скрючившись, сидел на своем месте, и далекое прошлое кружилось перед ним, как снежинки, а их с Бритым Ли общая жизнь тянулась, будто снежная дорога, добегая до настоящего, и там пропадала. Сун Ган думал и думал, а потом вдруг забывал, о чем думает, словно белый снег покрыл все пути. Только когда его взгляд упал на ноги жены, стоящей в центре комнаты, к нему вернулось сознание. Он увидел, что ее туфли износились, штаны тоже. Он знал, что кофта тоже старая. Тут Сун Ган вспомнил о бережливости Линь Хун, и у него стало тяжело на душе. Не стоило тайком от жены отдавать деньги Бритому Ли. Это и правда было ошибкой.

Прошло немало времени, прежде чем Линь Хун, наблюдая за молчащим мужем, перестала злиться.

— Ну, скажи что-нибудь, — сказала она.

Сун Ган поднял голову и честно признался:

— Я был неправ.

У Линь Хун сразу потеплело на сердце. Глядя в искренние глаза Сун Гана, она невольно вздохнула. Потом она начала его успокаивать и наговорила целую кучу слов: что шесть юаней — это ерунда, что можно считать, как будто их украли, что где найдешь, там и потеряешь и что если Сун Ган перестанет общаться с Бритым Ли, то все будет хорошо. Говоря это, она снова выудила из своего кармана деньги и продталоны и вложила их в карман Сун Гана. Заметив это, он растроганно произнес:

— Мне не нужны деньги…

— Нужны, — сказала она, глядя ему в глаза, — ты обязательно должен потратить их на себя.

В тот вечер, оказавшись в постели, они снова стали нежны, как прежде. Сун Ган с любовью сжимал в объятьях Линь Хун, а она наслаждалась этим мощным, как поток, чувством. На лице у нее играла сладкая улыбка. Когда Линь Хун заснула, улыбка так и не исчезла с ее лица.

На следующий день, когда Сун Ган, возвращаясь с работы, заворачивал на фабрику за Линь Хун, бастующий перед уездной администрацией Ли увидел его и тут же остановил. Сердце у Сун Гана екнуло, он вцепился в руль и затормозил, удержав велосипед ногами. Заслышав неуклюжую поступь брата, он вдруг испугался, что тот снова станет выпрашивать деньги. Ли, как назло, протянул руку и, ничуть не смущаясь, произнес:

— Сун Ган, я целый день ничего не жрамши…

У Сун Гана чуть не взорвалась голова. Рука тем временем привычно скользнула в карман и ухватила деньги с талонами. Потом он покраснел и, качая головой, сказал:

— Сегодня нету…

Ли разочарованно убрал протянутую руку и, глотая слюну, печально заявил:

— Я целый день слюнями питался, теперь вот еще ночь мучиться…

Тут Сун Ган, как по волшебству, вытащил из кармана деньги и продталоны и отдал их Ли. Тот сначала удивился, а потом заржал:

— Мать твою, и ты научился подтрунивать!

Сун Ган с горькой усмешкой покатил прочь. Момент, которого он так боялся весь день, настал вечером, перед ужином. Рука Линь Хун скользнула в карман, и тут обнаружилось, что он пуст. Она рассчитывала найти там деньги и талоны, но, убедившись, что их нет, запаниковала и испуганно поглядела на мужа, надеясь, что он скажет ей, что на сей раз потратил их на себя. Когда рука жены оказалась у него в кармане, Сун Ган страдальчески зажмурился, а раскрыв глаза, увидел испуганное лицо жены.

— Я виноват, — дрожащим голосом произнес он.

Линь Хун поняла, что все забрал Ли, и разочарованно посмотрела на мужа.

— Какого черта ты так сделал? — зло закричала она.

Сун Ган был сам не свой от стыда. Он хотел было объяснить, как все получилось, но смог произнести только:

— Я виноват.

Линь Хун заплакала от злости и, кусая губы, сказала:

— Только вчера дала тебе деньги, а ты сегодня уже отдал все этому Ли. Ты не мог подождать пару дней? Ты не мог дать мне хоть чуть-чуть порадоваться?

Сун Ган, коря себя, хотел сказать, скрежеща зубами, что-нибудь про то, как он себя ненавидит, но смог выдавить все то же:

— Я виноват.

— Хватит! — взвизгнула Линь Хун. — Достало! Только и знаешь свое «я виноват».

Сун Ган не осмеливался больше раскрыть рот. Он, понурив голову, стоял в углу комнаты, как Сун Фаньпин во время культурной революции. Линь Хун плакала и твердила что-то, но муж совсем не реагировал на ее слова. Ей было больно, она злилась, а потом упала на кровать, не желая обращать на него внимание, и накрылась с головой одеялом. Постояв немного беззвучно, Сун Ган принялся мерить шагами комнату. Услышав стук плошек и палочек, Линь Хун поняла, что он начал готовить ужин. В комнате потихоньку стемнело. Приготовив еду, Сун Ган поставил ее на стол и разложил палочки перед мисками. Линь Хун подумала, что сейчас он подойдет и заговорит с ней, но Сун Ган сел за стол и опять замолчал, как мертвый. От злости она закусила губу. Скоро в комнате стало темно хоть глаз выколи, а Сун Ган по-прежнему восседал за столом, как истукан, словно дожидаясь, когда жена проснется, чтоб поужинать с ним вместе.

Линь Хун поняла, что Сун Ган будет сидеть так до бесконечности: если бы ей вздумалось валяться до рассвета, он так и проторчал бы за столом до самого утра. Он дышал так тихо, будто боялся разбудить ее. Линь Хун стало его жалко. Она начала вспоминать обо всем хорошем, что в нем было, о его любви к себе, о его доброте и верности, о его талантах и его непринужденности… Вспомнив это, она невольно улыбнулась и, не выдержав, позвала тихонько мужа:

— Сун Ган.

Он мгновенно вскочил со стула, но Линь Хун больше не произнесла ни слова. Поколебавшись, Сун Ган опять плюхнулся на прежнее место. Увидев, как дернулся в темноте силуэт мужа, Линь Хун опять улыбнулась и тихо проговорила:

— Сун Ган, подойди. — Он подошел к кровати. Его высоченная фигура сгорбилась перед ней. — Садись, Сун Ган, — мягко сказала Линь Хун. — Муж осторожно присел на краешек, и Линь Хун взяла его руку: — Садись ближе. — Он сел чуть поближе. Тогда жена прижала его руку к своей груди и сказала: — Сун Ган, ты слишком добрый. Я не смогу больше давать тебе деньги. — Он кивнул, и Линь Хун прижала ладонь мужа к своему лицу: — Ты не разозлился?