Юй Хуа - Братья

— Ты придумал, как сказать?

— Да, — кивнул Сун Ган. — Его собственными словами.

— Какими словами? — не поняла Линь Хун.

Сун Ган не ответил. Левой рукой он снял со своей правой ладонь Линь Хун и решительно зашагал к Бритому Ли. Линь Хун остановилась и увидела, как высокая и крепкая фигура Сун Гана грозно приблизилась к коротышке Ли.

— Бритый Ли, я должен тебе кое-что сказать, — невозмутимо произнес Сун Ган.

Ли подумал, что Сун Ган несет что-то странное, да еще и Линь Хун торчит зачем-то рядом. Он бросил на брата подозрительный взгляд, а потом смерил Линь Хун, которая пряталась у того за спиной. Сун Ган достал из кармана часы без стрелок и отдал их Ли. Тот понял, что ничего хорошего ждать не приходится, взял часы, тщательно осмотрел их и надел себе на запястье.

— Что ты хотел сказать? — спросил он.

Сун Ган слегка смягчил тон и серьезно произнес:

— Бритый Ли, с тех пор как мой отец и твоя мать умерли, мы с тобой больше не братья…

Ли кивнул и тут же перебил Сун Гана:

— Верно-верно. Твой отец мне не отец, моя мать тебе не мать, да и мы с тобой не родные…

— Поэтому, — перебил в свою очередь Сун Ган, — что бы со мной ни случилось, я к тебе не пойду, и ты тоже не приходи. Мы с тобой теперь каждый сам за себя…

— То есть, — не выдержал Ли, — мы с тобой разрываем все отношения?

— Да, — решительно кивнул Сун Ган и добавил напоследок: — И думать забудь.

Сказав это, он обернулся к Линь Хун и с видом победителя произнес:

— Его собственными словами.

Линь Хун распахнула навстречу мужу объятья, и он обнял ее в ответ. Они зашагали домой в обнимку. Бритый Ли, почесывая черепушку, наблюдал, как голубки уходят прочь, и все никак не мог взять в толк, почему Сун Ган добавил свои последние слова.

— Твою мать, про что думать забыть-то? — ворчал он.

Линь Хун с Сун Ганом в обнимку прошагали лючжэньские улицы, вошли в свой переулок и наконец вернулись домой. Дома Сун Ган внезапно затих и в молчании опустился на стул. Взглянув на сосредоточенное лицо мужа, Линь Хун поняла, что он переживает. В конце концов их с Ли многое объединяло с детских лет, и разорвать такую связь было тяжело. Линь Хун не хотела его винить — это было неизбежно. Она подумала, что время лечит и что чем больше они проведут вместе, тем бледнее будут становиться эти детские воспоминания.

Вечером, улегшись в кровать, Сун Ган продолжал переживать. Он не удержался и вздохнул пару раз в темноте. Тогда Линь Хун легонько похлопала его и приподняла немного голову — Сун Ган привычным движением протянул руку и обнял ее. Жена прильнула к нему, умоляя не думать больше ни о чем и отправляться спать. Сказав это, она уснула первой, а Сун Ган еще долго не мог заснуть. Той ночью ему опять снился сон, где он плакал и не мог остановиться. Его слезы упали Линь Хун на лицо — она проснулась от испуга и включила свет. Сун Ган тоже проснулся. При свете стала видна его зареванная физиономия. Линь Хун подумала, что ему опять привиделась мачеха. Она потушила свет, будто желая успокоить, похлопала мужа по спине и спросила:

— Тебе опять снилась мама?

На сей раз она не стала называть ее мачехой, но Сун Ган все равно замотал в темноте головой. Он постарался припомнить в подробностях свой сон, а потом, растирая слезы, ответил:

— Мне снилось, что ты развелась со мной.

Бритый Ли продолжал свою забастовку перед воротами уездной администрации. Всякий хлам, что скапливался вокруг, уже тянул на небольшой холм. Ли стало больше не до сидения — он носился туда-сюда между кучами старья и раскладывал его отдельными кучками, а потом разными способами сбывал по всей стране. Поджав под себя ноги, Ли специально провозился со своим злосчастным подарком Сун Гану целых два часа и, обливаясь потом, приладил к нему три проволочки разной длины, а потом с воодушевлением нацепил на руку. Раньше ему нравилось тыкать всем и каждому правой рукой, но теперь, когда его запястье украсили иностранные часы с навечно застывшими стрелками, за дело взялась левая рука. Как только кто-то проходил мимо, Ли принимался радушно махать ему. Вскоре многие заметили у Ли на запястье иностранные часы. Некоторые даже подходили рассмотреть их повнимательнее и с любопытством спрашивали:

— А че это стрелки как проволока выглядят?

Ли обиженно отвечал:

— Да все стрелки на проволоку похожи.

Но народ обнаружил очередной изъян:

— И время че-то неправильное.

— Конечно, неправильное, — с гордостью отвечал Бритый Ли. — У меня время по Гринвичу, а у вас — пекинское, не чета моему.

Ли повыпендривался со своими гринвичскими часами полгода. В один прекрасный день они куда-то исчезли, а на руке у него появились новехонькие часы «Бриллиант». Увидев это, народ удивленно вскрикивал:

— Ты часы поменял, что ли?

— Поменял. Теперь у меня пекинское время, — покачивая сверкающим циферблатом, отвечал Ли. — По Гринвичу — это, конечно, хорошо, но нам тут в Китае такое не подходит, вот и поменял.

Народ, лопаясь от зависти, спрашивал, где он подобрал свой новенький «Бриллиант». Ли злился, вытаскивал из кармана чек и отвечал:

— На свои деньги купил.

Тут зеваки жутко удивлялись, откуда у такого помоечника деньги на часы, и Ли разводил полы своей драной куртки, обнажая привязанный к поясу кошель. Потом он расстегивал на нем молнию и выставлял на всеобщее обозрение толстенную пачку купюр. Под изумленные возгласы толпы Ли с удовольствием говорил:

— Видали — все сплошь наша народная валюта.

Народ отупело разевал рты и долго еще не мог их потом закрыть. Правда, кто-то вспомнил про иностранные часы и заискивающе спросил:

— А те, с Гринвичем?

— Подарил, — отвечал Ли. — Своему дебилу озабоченному из артели и подарил.

Вооружившись новыми часами, Бритый Ли взялся за дело с удвоенной энергией — сварганил себе прямо во дворе администрации хибару. Он натаскал бамбука и соломы и развернул строительство по полной: из четырнадцати обитателей инвалидной артели пришло тринадцать человек, один только озабоченный идиот не явился. Слепые выстроились в цепочку и стали передавать из рук в руки охапки соломы. Дураки таскали бамбуковые палки, а двое хромых (силы рук им было не занимать) принялись туго перевязывать их вместе. Боевой резерв в составе пятерых глухих разбился надвое: трое мастерили из соломы стены, а двое, забравшись наверх, клали крышу. Бритый Ли сновал по стройплощадке с указаниями, как командующий армии. За три дня, обливаясь потом и исходя криками, они соорудили наконец домишко. Тут только Бритый Ли вспомнил про озабоченного идиота и спросил о нем хромого директора. Тот сказал, что придурок раньше никогда не опаздывал и не убегал раньше времени, вот только едва он нацепил новые гринвичские часы, как совсем пропал из артели.