Юй Хуа - Братья

Так он опять сделался поденщиком. Опасаясь заразить Линь Хун, он не спал больше с ней на кровати, а ютился на диванчике. Линь Хун была против и настаивала на том, чтоб уступить кровать Сун Гану и отправиться на диванчик самой. Тогда он не нашел ничего лучше, как спать у нее в ногах. Когда по временам выпадала возможность подменить кого-нибудь на работе, Сун Ган выходил из дома, нацепив повязку, чтоб никого не заразить. Даже в самые жаркие летние дни он все равно появлялся в повязке. Поскольку он был такой в поселке один-единственный, лючжэньские шалопаи, завидев медленно идущего человека в повязке, тут же узнавали его и принимались кричать:

— Главный подменщик идет!

Бритому Ли было уже не до Сун Гана. Он выставлял вперед два пальца и говорил, что днем зарабатывает деньги, а ночью — завоевывает женщин. Трудился в поте лица круглые сутки и, кроме денег и баб, ни о чем не думал. Ли был все еще холост, но женщин с ним спала целая туча — он и сам не смог бы их сосчитать. Кто-то однажды спросил его, сколько же их в конце концов. Ли задумался, зашевелил пальцами, но в итоге не без сожаления ответил:

— Меньше, чем персонала.

Ли переимел не только всех баб в Лючжэни, но завел себе и гонконгских, и макаоских, и китаянок из других мест вплоть до заграницы. Даже иностранных краль сумел уложить в койку штук десять. В Лючжэни с ним тайно и явно спали все подряд: высокие и коротышки, толстухи и скелеты, красавицы и уродины, и девчонки, и тетки. Народ говорил, что Бритый Ли больно великодушен — никому не отказывает, даже если ему свиноматку притащить в постель, и ту небось обслужит. Некоторые женщины спали с ним за деньги и держали это в секрете. Другие, взяв деньги, спешили раструбить на всю округу о его похождениях. Все они нахваливали Бритого Ли и расписывали, какой он поразительный да особенный — прям не человек, а зверь. Как запрыгнет в постель, так и принимается частить, что твой автомат. Многие бабы после этого вообще не могли ноги вместе собрать. А другие, слезая с его кровати, радовались, словно от смерти убежали.

Сплетен о Бритом Ли гуляло больше, чем дыма на поле боя. Среди женщин находились и такие, что думали на веки вечные прибрать к рукам его богатство. Первой на это решилась девица двадцати с чем-то лет, приехавшая в Лючжэнь из деревни на заработки. Она заявилась к Бритому Ли в офис со своим младенцем и радостно сообщила, что ребенку нужно выбрать имя. Ли выпучил на нее глаза, силясь припомнить, кто это. В конце концов он раздраженно спросил:

— А я тут, мля, при чем?

Девица разразилась потрясающими воплями. Она голосила, что на свете бывают, оказывается, такие отцы, которые собственного дитятю знать не желают. Бритый Ли оглядел ее со всех сторон, задумался, но так и не сумел вспомнить, чтоб между ними что-то было.

— Ты что, правда со мной спала? — спросил он.

— А скажешь, нет? — накинулась на него девка с младенцем. Она велела Бритому Ли присмотреться и, заливаясь слезами, сказала: — Ты погляди, погляди, брови точь-в-точь твои, глаза точь-в-точь твои, нос точь-в-точь твой, рот точь-в-точь твой, лоб точь-в-точь твой, подбородок…

Бритый Ли посмотрел на ребенка и подумал, что похож он на младенца, а больше ни на что не похож. Тут девка размотала пеленки и, ткнув в них Бритого Ли, добавила:

— И прибор точь-в-точь твой.

Тут Ли пришел в бешенство оттого, что его могучее орудие сравнили с какой-то горошиной. Он зарычал, чтоб помощники вытолкали бабу взашей.

Тогда она начала демонстрацию перед входом в контору — каждый день сидела с младенцем и плакалась всем без исключения прохожим, что совесть Бритого Ли растащили собаки, сожрали волки, обглодали тигры и выдристали львы — ничего-то от нее не осталось. Через несколько дней к ней присоединилась еще какая-то баба с ребенком. Она говорила, что держит в руках родную дочь Бритого Ли. Эта краля тоже распускала сопли и рассказывала, как Ли обманом заманил ее в постель и обрюхатил. Она рыдала еще горше первой претендентки, жалуясь на то, что Ли даже глазком не пришел на нее глянуть, когда она рожала. Наконец появилась и третья, таща за руку мальчика лет четырех-пяти. Эта не плакала, а хладнокровно предъявила Ли официальное обвинение: якобы он сперва поклялся по всей форме, что непременно на ней женится и будет жить с ней вместе до седых волос — вот она в постель-то его поганую и влезла, вот она дите его незаконное и прижила. Тыча пальцем в собственного сына, она говорила, что по возрасту он должен быть наследником всего состояния. Едва разнеслась эта весть, как у входа в офис нарисовалась четвертая тетка с семилетним пацаном. По ее словам выходило, что наследником Бритого Ли должен считаться именно он.

Женщин становилось все больше и больше. В конце концов их набралось штук тридцать — вместе с детьми они запрудили улицу перед офисом и день за днем проливали там слезы, перечисляя преступления Бритого Ли. Они шумели и толкались так, что улица стала походить на рынок. За самые выгодные места у входа и за право вставить от себя пару крепких словечек развязалась борьба. Бабы начали драться между собой: тягать друг друга за волосы, плеваться, драть ногтями лица. С утра до ночи по поселку разносились их нецензурная брань и детский плач.

Сотрудники фирмы больше не могли проходить на работу как положено, и на улице образовалась огроменная пробка. Тогда убеждать орущих баб разойтись по домам примчалась председательница уездного комитета Всекитайской федерации женщин* со всей своей ратью. Она уговаривала их поверить администрации, которая непременно уладит конфликт. Но женщины ни в какую не хотели расходиться. Они принялись всем скопом жаловаться председательнице и требовать, чтобы Федерация женщин защитила их права — заставила Бритого Ли на них жениться. Та не знала, плакать ей или смеяться. Она убеждала протестующих, что закон запрещает многоженство и Ли никак не может жениться на всех тридцати сразу.

Начальник уездного управления коммуникаций лично позвонил Бритому Ли, чтоб сообщить, что главная улица поселка — эта большая транспортная артерия — забита уже целый месяц, что не могло не сказаться самым отрицательным образом на экономике уезда. Тао Цин тоже набрал номер Бритого Ли и сказал, что если такая влиятельная фигура не сможет управиться с подобным делом, то это сильно повредит не только самому Ли, но и репутации всего уезда. Ли заржал в трубку: мол, пусть беснуются. Тогда Тао Цин напомнил, что женщин колобродит и так уже тридцать штук, если не пресечь это сейчас — будет больше.

— Да чем больше, тем лучше. Как говорится, больше блох — меньше боишься, что тяпнут, — ответил Ли.

Некоторые из протестующих действительно спали с Бритым Ли, другие только были с ним знакомы. Находились и такие, что раньше и в глаза его не видели. Но несколько спавших с ним женщин на самом деле думали, что дети их родились от Бритого Ли. Уверенности им было не занимать. Посовещавшись, они решили, что протестовать перед офисом выходит очень утомительно и совершенно бестолково, лучше уж сразу в суд.