Юй Хуа - Братья

В тот вечер, пережив неслыханный доселе оргазм, Линь Хун словно бы рассыпалась на составные части. Закрыв глаза, она без сил лежала на кровати, как жертвенный баран, пока Бритый Ли бодро взгромоздился на нее во второй раз, в третий раз и, наконец, в четвертый. Тут Линь Хун поняла, что значит побывать на волосок от смерти. На третий раз она бессильно возразила, что они ведь заключили когда-то джентльменское соглашение — больше двух раз ни-ни. Но Ли с сознанием собственной правоты объявил, что сегодня выступает в роли девственника, который впервые отведал запретный плод, и одним-двумя приступами от него не отделаешься. Ежели кобель в выгребную яму упадет, хрен его потом оттуда выкуришь. Линь Хун не оставалось ничего другого, как безвольно позволить ему взобраться на нее и в третий раз. В итоге Ли придумал еще и четвертый. Линь Хун чуть не плакала. Ей казалось, что она умирает от усталости, но Ли сказал, что это самый последний раз — больше они трахаться не станут, и он вернет ее Сун Гану.

В два часа ночи Бритому Ли позвонил Писака Лю. Ли был как раз занят своим четвертым разом, а Линь Хун, стиснув зубы, терпела боль от этой скотины. Заверещал мобильник, и Ли, не прерываясь ни на секунду, взял его посмотреть, кто звонит. Увидев, что это Писака, Ли матюгнулся и не стал снимать трубку. Через какое-то время телефон снова взорвался звоном, и Ли опять отпустил пару ругательств, но трубку так и не взял. Потом телефон стал верещать, не переставая. Ли взбесился не на шутку, схватил трубку и проревел:

— Я тут при деле…

В ответ он услышал, как в трубке затараторил Писака, и заорал громче разорвавшейся бомбы:

— Аааа!

Как громом пораженный, он подскочил с Линь Хун, голый, спрыгнул с кровати и застыл, как идиот, посреди комнаты с полуоткрытым ртом и мобильником в руке. От каждого слова Писаки он вздрагивал всем телом. Закончив говорить, Писака повесил трубку, но Ли так и остался стоять с телефоном, прижатым к уху, неподвижно, словно потеряв сознание. Потом телефон упал на пол, и Ли испуганно подскочил от его грохота. Очнувшись, он заревел и принялся ругать себя:

— Чтоб я сдох, мать твою, чтоб меня машина в асфальт закатала, чтоб сгорел бы нафиг, а не сгорел бы, так утоп, а не утоп, так лег бы под машину… Я мудак, мудак…

Линь Хун не помнила себя от усталости. Она смутно почувствовала, как Ли, лежа сверху, взял мобильник, а потом, словно пружина, подскочил с кровати. Потом стало совсем тихо. Вдруг Ли замахал кулаками и закружился по комнате, покрывая себя последними словами и впечатывая себе смачные оплеухи. Линь Хун распахнула глаза и, не понимая, что происходит, напряженно села. Она увидела, что мобильник Бритого Ли валяется на полу, а сам он ревет во всю глотку, как ребенок, растирая обеими руками слезы. Он плакал так горько, что сердце разрывалось. Интуиция подсказала Линь Хун, что случилось что-то из ряда вон выходящее, и она беспокойно спросила:

— Что случилось?

Ли, заливаясь слезами, ответил:

— Сун Ган умер. Лег под поезд, мудак!

Линь Хун раскрыла рот и с ужасом уставилась на Бритого Ли, словно бы он ее изнасиловал. Она подпрыгнула с кровати и стала быстро одеваться. Покончив с одеждой, она не знала, что делать дальше, и застыла с растерянным выражением лица, как будто бы врач только что сообщил ей, что она больна неизлечимой болезнью. Прошло какое-то время, и слезы закапали сами собой. Линь Хун закусила губу, но никак не могла их сдержать. Бритый Ли по-прежнему в голом виде торчал посреди комнаты. Линь Хун вдруг стало ужасно противно глядеть на его тело.

— Почему бы тебе не сдохнуть? — с ненавистью спросила она.

— Ах ты, сука! — Бритый Ли наконец-то нашел мишень для своего гнева и заревел, как буря. — Тело Сун Гана уже три часа лежит перед твоим домом. Ждут, пока ты двери отпереть соизволишь! А ты, шлюха поганая, с мужиком чужим кувыркаешься…

— Да, я шлюха поганая, — скрипнув зубами, ответила Линь Хун. — А ты кто? Привесок к херу своему!

— Да, пусть так, — парировал Ли. — А на тебе пробы негде ставить, подстилка!

— Может, я и подстилка, — злобно отозвалась Линь Хун. — Да ты скотина настоящая!

— Я-то скотина, — растирая красные глаза, сказал Ли. — Ну а ты кто такая, твою мать? Ты, сука, собственного мужа уморила!

Линь Хун сорвалась на крик:

— Я мужа уморила, а ты брата родного угробил!

Услышав это, Ли снова шумно зарыдал. Он вдруг стал на удивление жалким. Вытянув руки, он подошел к Линь Хун и горестно проныл:

— Мы с тобой вдвоем угробили Сун Гана, чтоб нам сдохнуть…

Линь Хун ударила его по протянутым рукам и с отвращением закричала:

— Отвали!

Потом она обернулась, вышла из спальни, спустилась вниз по лестнице в гостиную и там заметила, что голозадый Ли идет за ней следом. Когда она распахнула входную дверь и вышла на улицу, он поперся за ней. Линь Хун остановилась и сказала:

— Не ходи за мной!

— Да кто, мать твою, за тобой ходит?! — проорал голожопый Ли, быстрым шагом подходя вплотную к Линь Хун. — Я на брата посмотреть хочу.

— Стой где стоишь! — закричала в ответ Линь Хун. — Как тебе только наглости хватает идти смотреть на Сун Гана.

— Да, мне стыдно, — с болью выдавил из себя Ли и остановился. Потом он обернулся, ткнул пальцем в Линь Хун и прокричал: — А вот как ты, шлюха такая, наглости набралась, а?

— Мне тоже стыдно, — удрученно кивнула Линь Хун, словно бы соглашаясь с тем, что сказал Бритый Ли, — хоть я и шлюха, но он мне муж…

— Он мне брат… — заревел Ли.

Воя и колотя себя в грудь, он вышел на улицу. Тут он вдруг заметил, что на нем нет ни клочка одежды, и растерянно остановился. Когда сзади подошла Линь Хун, Ли смущенно прикрылся обеими руками. Ей стало жаль его, и она прошептала:

— Ступай домой.

Ли кивнул, как послушный мальчик, и Линь Хун пошла дальше. До нее донеслось его бормотание:

— С меня за это спросится. И с тебя спросится.

Линь Хун кивнула и, отирая слезы, ответила:

— С меня точно спросится.

Той ночью дул сильный осенний ветер. Светила холодная луна. Какой-то мужик, собиравший уголь на откосе, обнаружил Сун Гана и рассказал о нем двум семьям, жившим у дороги. На теле у Сун Гана не было ни капли крови — колеса поезда проехались у него по пояснице, даже не разорвав одежду, но аккуратно разрезав тело на две части. В одиннадцать вечера какие-то двое из местных привезли Сун Гана на тачке домой. Это оказались двое его знакомых, с которыми Сун Ган работал когда-то грузчиком. Они с удивлением узнали его по повязке. Заметив на камне рубаху с очками, работяги посовещались, прикатили тачку и уложили в нее тело. Потом они сунули очки в карман рубашки и накрыли его сверху. Сун Ган был такой высокий, что голова все время свешивалась с тачки, а ноги волочились по земле. В конце концов один из мужиков стал тянуть спереди, а другой держать сзади Сун Гана за ноги. Так они и поехали по безмолвным улицам Лючжэни. Палая листва, усеявшая поселок, шуршала под колесами. Порой несколько прохожих останавливались и провожали их любопытными взглядами. Грузчики, согнувшись в три погибели и не произнося ни слова, везли Сун Гана до самого дома. Там они немного стянули тело вниз, чтоб голова не торчала наружу, и подогнули ноги, чтоб ступни твердо стали на землю. Потом они тихонько постучали в дверь и тихонько позвали Линь Хун. Прождав в полном безмолвии полчаса, мужики поняли, что ее нет дома. Тогда один остался сидеть, на тачке, обхватив рукой Сун Гана, а другой потопал по пустынной улице в поисках кого-нибудь, кто работал бы на Бритого Ли. Он знал, что Сун Ган приходился Бритому Ли братом, и слышал про его шашни с Линь Хун. Мертвый Сун Ган вернулся домой, но внутрь попасть не смог. Запрокинув голову, он лежал на улице в тачке. Оставшийся с ним грузчик, пустыми глазами глядел на осеннюю листву, что сыпалась на тело нескончаемым потоком: часть облетала с деревьев, часть поднималась с земли вслед за ветром. Бывший товарищ Сун Гана прождал до двух часов ночи, пока наконец не увидел, как шествует по улице его приятель и ведет за собой Писаку Лю.