Юй Хуа - Братья

— Ты посмотри, она вся в твоих соплях.

Бритый Ли, смутившись, мгновенно отер рукавом сопли с лавки, а потом велел Сун Гану снова улечься. Тот распластался на лавке, но тут же опять сел:

— Да тут все провоняло твоими соплями.

Бритый Ли был ужасно раздосадован. Чтоб разделить радость с Сун Ганом, он сказал тому лечь лицом на другой конец лавки. Сун Ган в который раз распластался на своем снаряде, а Бритый Ли на манер тренера стал руководить его движениями. Он показывал, как елозить по лавке, то и дело подправляя брата. Когда он наконец решил, что Сун Ган стал двигаться как Сун Фаньпин, Бритый Ли отер пот со лба и плюхнулся на кровать. Довольным тоном он спросил у Сун Гана:

— Приятно, да? Пиписька стала, поди, твердая, а?

Ответ Сун Гана явно разочаровал Бритого Ли: тому было совсем не интересно. Он сел и сказал брату:

— Лавка, вот кто твердый-претвердый, натерла мне пипиську — жутко противно.

Ли разочарованно смотрел на Сун Гана:

— Как же тебе не приятно?

Потом он с энтузиазмом притащил на лавку две подушки, но ему показалось, что так выйдет недостаточно мягко, и тогда он принес еще подушки Сун Фаньпина и Ли Лань.

— Так тебе точно будет приятно, — с улыбкой сказал он.

Сун Ган не стал отказываться, опять улегся на лавку поверх подушек и принялся елозить по ней под началом Ли. Пару раз шевельнувшись, он снова сел и сказал, что ему все равно неудобно, как будто в подушки понапиханы камни — всю пипиську стер, аж заболела.

А потом случилось чудо. Задыхаясь от счастья, дети обнаружили тот самый пакет с «Большим белыми кроликами», который родители спрятали в подушку. А ведь они обшарили все комнаты вдоль и поперек, но не нашли и следа «Кроликов». Они заглядывали под кровати и вылезали наружу пыльными, будто чертенята; они переворачивали одеяла и матрасы, задыхаясь от усердия — а «Кроликов» нигде не было. Они словно искали иголку на дне морском, и вот, когда почти никакой надежды уже не осталось, совсем уже бросили искать, а «Кролики» сами выпали из подушки.

Дети завыли, как голодные щенки, и высыпали всех «Кроликов» на кровать. Бритый Ли одним духом запихал в рот три конфеты, а Сун Ган — две. Мальчишки смеялись и жевали: они больше не давали себе труда облизывать и посасывать «Кроликов», а громко чавкали. Конфет было еще много, и им хотелось, чтоб вкусом сахара и сливок заполнились рты, пропитались животы и чтобы из ноздрей разливался бы волшебный аромат тянучек.

Дети набросились на конфеты, как ураган. Скоро из тридцати семи «Кроликов» на кровати осталось всего четыре. И тут Сун Ган, испугавшись, заплакал. Размазывая слезы, он заныл:

— А что, если они вернутся и увидят, что мы все тайком съели? Что мы будем делать?

Услышав это, Бритый Ли испугался и задрожал, но, недолго думая, запихнул в рот оставшиеся четыре тянучки. Сун Ган, выпучив глаза, смотрел, как брат дожевывает последние четыре конфеты. Он заплакал:

— Ты что, не боишься, а?

Доев конфеты, Ли отер рот и сказал:

— Вот теперь забоялся.

Дети сидели на кровати и тупо глядели на тридцать семь бумажек от тянучек, которые, будто сбитые ветром листья, рассыпались по постели. Сун Ган ревел, не переставая. Он боялся, что Сун Фаньпин с Ли Лань, обнаружив пропажу, сурово накажут их, что Сун Фаньпин расквасит им лица покраше, чем было у него самого в день свадьбы. Рев Сун Гана заставлял его брата все сильнее испытывать страх, и раз десять его принималась колотить дрожь. Когда дрожь прошла, он придумал хитроумный план. Ли сказал, что пойдет поищет камешков размером со съеденных «Кроликов» и завернет их в бумажки. Сун Ган, перестав плакать, рассмеялся и, спрыгнув с кровати, отправился следом за Бритым Ли. Дети вышли во двор и под деревьями, у колодца, на дороге и в том углу, где мочился Сун Фаньпин, насобирали целую кучу камешков. Держа их в руках, братья вернулись домой и стали заворачивать камешки в обертки. Потом они вложили их в пакет, а пакет с тридцатью семью тянучками сунули в подушку, а подушку отправили обратно на кровать во внутренней комнате.

Когда все было закончено, Сун Ган опять забеспокоился. Заревев, он принялся размазывать слезы:

— Они все равно узнают.

Бритый Ли не плакал. Он только улыбался и, качая головой, утешал Сун Гана:

— Они же сейчас еще не знают.

Бритый Ли с малолетства был из тех, кто все пьет разом, если есть чем напиться. Подчистив запасы «Кроликов», он снова обратил внимание на лавку. Под заливистый плач Сун Гана он снова взгромоздился на нее и стал выделывать свои фигуры. Только теперь у него уже был опыт: он целиком перенес центр тяжести между ног, чтобы тереться причинным местом о лавку, и скоро вновь, часто дыша, залился краской.

С тех пор братья не расставались ни на секунду. Бритому Ли нравился этот паренек по имени Сун Ган, старше его на год. Только когда у него появился старший брат, Ли получил наконец свободу бродить где попало. Раньше, когда Ли Лань уходила на фабрику, она запирала сына в доме, оставляя его проводить там в одиночестве день за днем. Сун Фаньпин вел себя совсем не так, как Ли Лань: он вешал на шею Сун Гану ключи и отправлял братьев бегать вдвоем по нашей Лючжэни, словно сорванные ветром бумажные змеи. Сун Фаньпин с Ли Лань боялись, что мальчишки станут драться, — они и думать не могли, что братья будут жить душа в душу. На лице и на теле у обоих видны были следы от падений, но не было синяков от сражений друг с другом. Всего только раз братья вернулись с разбитыми губами и кровоточащими носами, да и то были ранения, полученные в битве с соседскими.

Ли, открыв во время упражнений на лавке новые возможности собственного тела, часто, как по привычке, начинал потирать у себя между ног. Порой, гуляя с Сун Ганом по улицам чин чинарем, он останавливался и говорил брату:

— Я хочу потереть.

Потом он обнимал телеграфный столб, прислушивался к шороху бегущего по нему тока и начинал тереться. Всякий раз когда он дотирался до багрового румянца, то дышал, как паровоз, а закончив тереться, лопаясь от счастья, говорил Сун Гану:

— У, как приятно.

Выражение его лица заставляло Сун Гана мучиться черной завистью. Сун Ган никак не мог взять в толк, в чем дело, и часто спрашивал Бритого Ли:

— Почему же мне не приятно?

Ли тоже не понимал, в чем штука. Он каждый раз качал головой:

— И правда, почему тебе не приятно?

Однажды они с Сун Ганом проходили по мосту, и малолетнему Ли ударило в голову потереться. Он взобрался на перила моста и распластался на них, как на лавке. Внизу текла лючжэньская речушка, и по ней то и дело проплывал буксир, заходясь протяжным гудком. Заслышав гудок, он почувствовал небывалое возбуждение и чуть было не закричал в голос от радости.