Юй Хуа - Братья

— Да что щас за время на дворе? Сейчас время глобализации. У нас дома и холодильник, и телевизор, и стиральная машинка — все иностранное. Ты чего, скажешь, что мы, китайцы, иностранными брендами не пользуемся?

Жена раскрыла рот, но не знала, что сказать. В конце концов она произнесла:

— Мне тебя не переспорить.

Так иностранные праздники остались в списке. Тогда жена Кузнеца выискала в списке китайских праздников День поминовения усопших и заметила:

— Это для мертвых день. Для тебя, живого, не считается.

Но Кузнец и тут был не согласен.

— Это день поминовения умерших живыми, так, выходит, для живых все-таки. Мы каждый год сперва к моим родителям на могилу ходим, потом к твоим. Как это не считается?

Кузнецова жена надолго задумалась, а потом снова сказала:

— Мне тебя не переспорить.

Так и День поминовения остался в списке. Но жена Туна все-таки была решительно против Дня молодежи, Дня учителя и Дня детей. Кузнец Тун согласился вычеркнуть День учителя, но за оставшиеся два дня стоял горой: мол, и он был когда-то ребенком, и молодым был, потому только и дожил до старости. С полным сознанием своей правоты он сказал:

— Товарищ Ленин учит нас: забыть прошлое — значит предать его.

Через час бесплодных споров жена Кузнеца снова пошла на попятный:

— Мне тебя не переспорить.

В итоге весь пыл спора сконцентрировался вокруг Международного женского дня. Жена Кузнеца сказала:

— А это к тебе какое отношение имеет?

— В Международный женский день по бабам — самое оно, — ответил Кузнец.

Тут Кузнецовой жене стало вдруг горько. Размазывая слезы, она заныла:

— Мне никак, никак тебя не переспорить.

Кузнец решил воспользоваться одержанной победой и добить ее. Он вспомнил еще два праздника:

— Еще два есть — мой день рожденья и твой.

Тут жена Кузнеца наконец-то взбесилась и завизжала:

— Ты и в мой день рожденья по шлюхам пойдешь?

Кузнец тут же понял, что совершил ошибку. Он покачал головой и, размахивая руками, исправился:

— Бог с ним, Бог с ним, Бог с ним со всем! В твой день рожденья никуда не пойду, все двадцать четыре часа буду с тобой; и на свой никуда не пойду, тоже целые сутки с тобой проведу. Пусть эти два дня станут Праздником супружеской верности. Я не то что с другими бабами спать не стану, даже ни одним глазом на них не посмотрю — вот что!

Эта последняя уступка дала недалекой Кузнецовой жене повод решить, что она в итоге выиграла. Тогда она радостно махнула рукой и заключила:

— Все равно мне тебя не переспорить.

Все женатые лючжэньцы обзавидовались Кузнецу, который отправлялся к Мадам Линь в компании собственной половины, да еще и получал по праздникам поощрение и шанс выбрать девок подороже. Говорили, что Кузнец Тун — везунчик. Еще говорили, что будь он кучей собачьего дерьма и то схватил бы удачу за хвост. Надо же было ему найти такую благоразумную, такую раскрепощенную женщину, которая готова поддержать мужа в его распутстве, а сама при этом блюдет семейный очаг. Поглядев на собственных беспардонных закоснелых жен, которые цепко держали мужиков за кошельки и за ширинки, лючжэньцы горько вздыхали, а встретив Кузнеца, шепотом спрашивали:

— Как же тебе так повезло, а?

Старый Тун, сияя, скромно отвечал:

— Повезло бабу нормальную найти. — Когда его жена оказывалась в этот момент рядом, он добавлял: — Такой хорошей жены, как у меня, не то что в целом свете не найдешь, а даже на небе, под землей, на дне морском днем с огнем не сыщешь!

С тех пор как жена Кузнеца стала ходить вместе с ним к Мадам Линь, весь его норов сошел на нет. И вся его заносчивость тоже испарилась. Он больше не честил последними словами своих работников, а стал обходиться с ними вежливо и культурно, как какой-нибудь интеллигент. Он всегда улыбался и совершенно перестал материться. Жена Туна была на седьмом небе от счастья: Кузнец не только перестал заноситься, но даже становился с ней уступчивым и податливым. Если раньше он ни в какую не желал отправляться с ней за покупками, то теперь сам бежал на улицу и тащил сумки. Раньше он ни о чем с ней не советовался, а теперь по любому вопросу добивался ее согласия. Он даже уступил ей место президента совета директоров своей компании, а сам удовлетворился должностью управляющего. Теперь на всех бумагах стояла ее подпись. Хотя Кузнецова жена и не соображала, что к чему, но все, что приносил муж, исправно подписывала. Все, что приносили другие люди, она подписывала, лишь увидев на бумаге подпись своего мужа. Так она перестала быть домохозяйкой и начала вместе с Туном ходить в офис, а вскоре озаботилась своим внешним видом и стала носить брендовые шмотки и красить губы модной помадой. Хотя во всем, что касалось бизнеса компании, она была дуб дубом, все работники склонялись перед ней в почтительном поклоне, и жене Кузнеца казалось, что она весьма успешная бизнесвумен. Ей стало нравиться рассуждать о жизни. Встречая других домохозяек, она принималась наставлять их, убеждая, что женщине не пристало во всем полагаться на мужчин, а нужно иметь собственное дело. В конце она всегда добавляла модную фразу:

— Нужно знать себе цену.

А Кузнец Тун, вызубрив все праздники, превратился в живой календарь. Лючжэньские бабы, думавшие склонить мужа к покупке новых шмоток, кричали ему на улице:

— Чего недавно за праздник был?

Лючжэньские мужики, искавшие предлог, чтоб жена отпустила их на всю ночь резаться в маджонг*, тоже интересовались:

— Что сегодня за праздник?

Дети, нывшие, чтоб им купили игрушку, заметив Кузнеца, вопили:

— Дядя Тун, а сегодня не детский праздник?

Так Кузнец превратился в знаменитого на всю Лючжэнь короля праздников. А на работе у него тоже все спорилось: дела у супермаркетов шли день ото дня все лучше, к тому же Кузнец занялся оптовой торговлей всякими предметами повседневного обихода. Куча лавочек в поселке затаривалась именно у него, и, разумеется, доходы фирмы росли как на дрожжах. Жена Кузнеца думала, что основная заслуга принадлежит ей, принявшей когда-то мудрое решение и вовремя устранившей половой кризис. Ее стараниями Тун сделался таким энергичным, а дела фирмы такими сказочно успешными. В сравнении со все возрастающей прибылью деньги, что Кузнец тратил на девок, казались мелочишкой. Кузнецова жена решила, что отдача давным-давно намного превысила инвестиции, а потому стала порой безо всякого праздника подбирать мужу высококлассных шлюх.

Эта пожилая пара дважды в неделю поднималась по лестнице заведения Мадам Линь — пышущий энергией Кузнец и его одышливая женушка. Они всегда говорили между собой так, словно им было плевать, услышит ли их кто-нибудь посторонний. После первой поблажки, когда жена позволила Туну поразвлечься с симпатичной девицей в самый обычный день, он стал всякий раз пытаться заполучить девку покрасивее. Стоя на лестничной площадке, он жалостно умолял жену, как ребенок, выпрашивающий игрушку: