Алексей Курилко - Земля вращается со скрипом

— Ты все же, дядя Гриша, — заметил мой опешивший напарник, — заменяй ради приличия на Хай.

Я и сам понимаю, что перехожу всякие мыслимые и немыслимые границы, а ничего с собой поделать не могу. Прямо несусь к пропасти.

— Хорошо, — говорю. — Итак, лавры у Ляо…

— Хая! — опередил Лирчук.

— У него. Кстати, в китайской даосской мифологии имеется бог монет, и его зовут как раз Ляо…

— Хай! — выкрикнул Лирчук, не доверяя мне.

— Да, — говорю. — И китайцы, молясь, часто любят повторять: «Спасибо Х…Ю за деньги».

— Хаю! — заорал Лирчук в микрофон. — Хаю — спасибо!

— Ну нехай Хаю, — говорю. — Хай с тобой!.. Сразу после эфира нас вызвал к себе Кудряк.

Он минут двадцать распинал нас, метался из угла в угол, рвал на себе волосы и потрясал кулаком.

В слабой попытке оправдаться я тихо сказал:

— Но он действительно Ляо X…й. Директор сорвался на визг:

— Даих…йсним, чтоонХ…й! Мнепох…й, чтоонХ…й! Но говорить в эфире «х…й» — нех…й! Совсем уже ох…и!

Он так долго и самозабвенно визжал, что я уж было решил, что меня и на сей раз не уволят. Но я ошибся.

— Извините, — говорю. — Такое больше не повторится.

— Знаю, — успокоился вдруг Кудряк, пригладив свои растрепавшиеся волосы. — Потому что ты уволен.

Я сдержанно поблагодарил и покинул кабинет.

Выйдя на улицу и закурив, я вдруг почувствовал душевное облегчение. Я осознал, что моя провокация Ляо Хаем была умышленным шагом. Но осознал я это лишь после того, как желаемое было достигнуто: меня уволили.

Открываю дверь. Вхожу. И просто-напросто офигеваю. С удивлением слышу шум воды из ванной. Характерные звуки, сопровождающие обычно процесс принятия душа.

Так, думаю, приключения продолжаются. Стало быть, мой застенчивый воришка не только любознательный, но и чистоплотный.

Недолго думая — я полон решимости расставить наконец все точки над «е», — направляюсь в ванную. Распахиваю дверь… и остолбеваю от неожиданности и красоты представшей перед моим взором картины.

Под душем стоит обнаженная (а какая еще?!) девушка с черными, как зависть, волосами.

Челюсть моя обмякла, руки безвольно повисли, ноги стали ватными. Я словно получил «правый прямой в подбородок». Нет, я не упал, но невидимый рефери начал отсчет: «Один, два, три…» Где-то на цифре семь красотка оборачивается и звонким голосом спрашивает:

— Тебя учили стучать?

Я бормочу какие-то слова извинения и, пятясь, открываю задом дверь.

Ретировавшись, прохожу в комнату, опускаюсь в кресло и пытаюсь размышлять.

Что, собственно, происходит? Да ничего сверхъестественного. Очаровательная барышня в моей квартире принимает душ. Знакомая ситуация. Ситуация знакомая, а барышня — нет. Вот и все.

На диване лежат ее вещи: белая футболка, голубые джинсы, носки…

Слышу:

— Предлагаю выпить чаю!

Что ж, неуместное, но разумное предложение. За чашкой чая поболтаем, познакомимся, обсудим… Я киваю, хотя видеть она меня не может.

Отправляюсь на кухню, включаю чайник. Закипает вода. Запариваю чай.

Когда тушу окурок, на пороге возникает моя незнакомка, завернутая в полотенце.

— Может, и перекусим по бутерброду.

— Сейчас, — говорю, — сделаю.

— А я пойду оденусь.

— Хорошая идея.

Из хлеба, колбасы и сыра сооружаю пару бутербродов.

— Сколько тебе сахару? — кричу в сторону комнаты.

— Как себе! — доносится оттуда.

Я засыпаю в чашку три ложечки сахара.

Она возвращается уже одетой. Я откровенно рассматриваю ее, любуюсь: поразительно похожа на американскую кинозвезду прошлого века Одри Хепберн.

Она усаживается за стол, берет бутерброд, пьет чай и… молчит. Упорно молчит. Словно не понимает, что я жду каких-то объяснений. Приходится начать самому:

— Вы кто? — спрашиваю любезно.

— Соня.

Имя она произнесла так, словно оно все объясняло. Во всяком случае, я надеюсь, что это имя.

— А я Леня.

— Знаю. Я смотрела твой паспорт. Тридцать три года, женат. Трое детей.

— На самом деле я в разводе. А детей, возможно, больше. Или меньше. В этом вопросе мужчина никогда не может быть точно уверенным.

— Ты почему не ешь?

— Нет аппетита.

— Тогда я съем еще один.

— На здоровье.

И опять она молчит. Делает вид, что все в порядке. Что нет никакого недоразумения.

Позже, когда я узнал ее получше, выяснилось что она ко всему происходящему в мире — что бы ни случилось — относится как к должному. Она ничему никогда не удивляется. И не понимает людей, которых что-то способно удивить.

— Послушайте, Соня, вам не кажется, что меня необходимо слегка просветить?

— По поводу?

— По поводу того, что я застал вас в душе. Она пожимает плечами:

— Ты сегодня слишком рано вернулся.

Жду, но она не собирается ничего добавлять.

— Понятно, — говорю.

— Я уже опаздываю, — сообщает она.

— Правда?

— У меня в одиннадцать тридцать встреча с Чичиковым. — Вот как… Гм…

— М-гу.

Соня хватает последний бутерброд и спустя мгновение испаряется.

Напоследок я слышу из прихожей:

— До завтра!

Затем щелчок замка и звук захлопнувшейся двери.

До вечера во мне крепнет подозрение, что кто-то из нас двоих — сумасшедший.

Есть еще предположение, что она какая-нибудь родственница Михаила Николаевича, о которой он не посчитал нужным упомянуть.

Ладно. Разберемся.

Итак, я вновь безработный. Не скажу, что меня это сильно беспокоит, но относиться безразлично, вернее сказать с полным пофигизмом, присущим мне в молодые годы, я уже никогда не смогу.

В тридцать три хотелось бы хоть какой-то стабильности и уверенности в завтрашнем дне.

Деньги пока есть. Но их мало. Недели на две. А ведь еще надо и детям хоть изредка чего-нибудь отсылать.

В общем, как ни крути, безработица это хорошо, но она мне сейчас не по карману.

К вечеру оживает мобильник. Вначале звонит Лирчук:

— Ленька, заедь завтра к одиннадцати за расчетом.

— Много там?

— Да нет, сотни две. Но у меня будет к тебе одно деловое предложение.

— Интересно. Выкладывай.

— Нет-нет-нет… Подробности при встрече.

— Лады.

Потом звонит Алексей Владимирович и тоже просит при первой возможности заглянуть к нему в редакцию.

— Непременно, — обещаю я.

— Когда вы сможете? — интересуется он.

— Часов в двенадцать, — говорю. — Нормально?

— Вполне, — уверяет он, — вполне. Буду ждать.

Экран моего мобильного не успевает потухнуть, как он опять начинает вибрировать и звонить мелодией из фильма «Криминальное чтиво».

На этот раз звонит Танилюк, по прозвищу Седой.

— Привет. Ты куда исчез? — То есть?

— То есть ушел из дома. Бросил театр. Хоть бы позвонил.

— Ты был в запое, — говорю.

— Ничего страшного. Навестил бы. Знай, запой — страна огромная, сказочная… Всем места хватило бы.