Эмили Бликер - Когда я уйду

Последнюю фразу она прошептала, приставив ладонь ко рту. Потом, глянув на дверь туалета, спросила:

— Может, ее укачало?

— Да нет…

Из кабинета вышла высокая женщина в голубой блузке с блондинистыми кудрями, темными у корней. Она улыбалась во весь рот, так что видны были десны — Люк таких огромных десен в жизни не видел. Должно быть, это мисс Стефани.

— Вы отец Даны? Приятно познакомиться!

Она протянула ему руку. Мисс Стефани была столь приветлива, что Люк пожалел, что у него нет беременной дочери, укрывшейся в туалете.

— Вышло недопонимание. Я приехал без дочери.

Мисс Стефани отняла руку и склонила голову вбок, как попугай. Все ее дружелюбие мгновенно испарилось.

— Вот как? Она передумала?

Теперь стало заметно, что ей за пятьдесят.

— Нет. Моей дочери всего девять, и она учится в четвертом классе. Изучает головастиков и деление.

— Девять лет? — охнула девушка за столом.

— Тише, Люси. Иди в дом. Тебя это не касается. Давай-давай. А то отправлю помогать Дейзи на кухню.

Та фыркнула, но поднялась и ушла. Проходя мимо туалета, она кинула на дверь выжидательный взгляд — вдруг оттуда все-таки выйдет таинственная девятилетняя девочка… Как только Люси ушла, мисс Стефани подозрительно оглядела Люка.

— Пройдемте в кабинет.

Когда Люку было одиннадцать, он отказался препарировать лягушку на уроке биологии, и его вызвали в кабинет к директору. Теперь, в тридцать семь, он по-прежнему чувствовал, что подобный вызов не сулит ничего хорошего.

Облик мисс Стефани навевал мысли о груде пыльных книг и кошках, так что Люк был приятно удивлен, увидев большой дубовый стол с кожаным креслом на колесиках и два стула в цветочной обивке. На стенах, выкрашенных в пастельно-желтый оттенок, висело множество фотографий, с которых смотрели сотни незнакомых лиц. Он словно очутился в старом фермерском доме, а не в агентстве по усыновлению. Как только они сели, мисс Стефани завела разговор:

— Что ж, наверное, хватит строить предположения о том, кто вы и зачем приехали. Но прежде, чем вы изложите все это, хочу сказать, что мы уважаем частную жизнь наших пансионерок и не делимся информацией ни о них, ни о детях.

Не обращая внимания на ее слова, Люк полез в карман и выложил перед ней фотографию.

— Это моя жена.

Снимок был сделан на Пасху два года назад, еще до того, как в их обиход вошло слово «саркома». Тогда приехала теща и настояла, чтобы дети пошли в церковь. В тот день на Натали был желтый сарафан, отороченный у выреза белым кружевом, отчего ее кожа казалась фарфоровой. Она нарядила Мэй в светло-розовое платье в мелкий цветочек. Дочери было семь, но за два года она почти не изменилась, только подросла. Уилл с тех пор пережил половое созревание, а на фотографии стоял еще мальчик с идеально расчесанными на пробор волосами — похожий и не похожий на себя нынешнего.

Мисс Стефани фотографию не взяла, однако наклонилась, чтобы рассмотреть.

— Милая женщина, но мы не размещаем взрослых. Нашим постоялицам от двенадцати до девятнадцати.

— Она не беременна. Ее зовут Натали Ричардсон. Она умерла.

Мисс Стефани даже бровью не повела, услышав имя Натали.

— Мой сын, ему сейчас четырнадцать, полез в ее вещи и нашел конверт из «Маранафы»; на нем стоит штемпель. Дата отправки — в том же месяце, когда он родился. Мальчик вбил себе в голову, что его усыновили.

Мисс Стефани скрестила на груди руки, не отрывая взгляда от Люка.

— Не понимаю, чем мы можем помочь.

— Послушайте, я точно знаю, что его не усыновляли.

Люк вынул из кармана сложенный конверт. Вместе с ним на пол спланировал свернутый тетрадный листок с бумажной бахромой с одного края. Люк на секунду растерялся, затем нагнулся и подобрал его, положил обратно, похлопав себя по карману. Мисс Стефани многозначительно кашлянула, и Люк вспомнил, где находится.

— Я был в отъезде почти все время, пока моя жена его носила… Надеюсь, вы объясните, зачем прислали этот конверт, ведь у самой Натали я спросить уже не могу.

Заведующая прищурилась.

— Это письмо от наших юристов из Чикаго. Такое получает каждая девушка, которая жила в наших приютах; в нем разъясняют всякие формальности по передаче ребенка на усыновление. Всего у нас шесть филиалов — в Иллинойсе, Индиане и Мичигане. Усыновление обычно оформляется по месту. Большего сказать не могу.

Мисс Стефани откинулась на спинку стула. Вот и всё. Тупик. Подавив раздражение, Люк встал и забрал со стола фотографию. Пора идти, пока не сорвался.

— Спасибо за помощь, — процедил он.

Люк сам не знал, чего ожидал, но уж точно не этой безжалостной непробиваемой стены. Он повернулся, скрежеща зубами, и тут услышал голос мисс Стефани.

— Сочувствую вашей потере. Натали… — Ее голос дрогнул, будто она сдерживала слезы. — Уверена, что ваша жена была чудесной женщиной.

От этих слов у него затеплилась надежда. Люк обернулся. Он настоит на своем и добьется ответов! Но лицо мисс Стефани уже приняло прежнее бесстрастное выражение. Ни доброты, ни сочувствия. Нет, ее не проймешь… Понадобится больше информации; возможно, придется даже нанять юриста.

— Благодарю.

Люк чуть помедлил в холле. На стене среди других висела фотография шести улыбающихся парочек в футболках с логотипом «Маранафы». И среди них — Натали: волосы завязаны в конский хвост, улыбка до ушей. А справа от нее стоял школьный приятель Натали, Энди Гарнер.

Люк вышел из «Маранафы», будто в тумане. Только он поставил ногу на деревянную облезлую ступеньку, как на плечо ему легла рука. Люк обернулся и машинально взял из рук мисс Стефани какую-то молча протянутую ею брошюру.

Подойдя к машине, он вдруг сообразил, что даже не назвал им свое имя. Но не возвращаться же… Люк кинул буклет на заднее сиденье, сел за руль и захлопнул дверцу. Скорее прочь отсюда, от всех этих секретов и тайн.

Выехав на асфальт, он включил радио. Нужна была музыка в тон настроению. Что-нибудь сердитое, энергичное, говорящее о предательстве. Загудели басы. Люк вжал в пол педаль газа и через несколько минут уже мчался по трассе. Только не думать. Думать очень больно. Неизвестно, что означала та фотография, зато понятно, почему ей прислали конверт из «Маранафы». Что же сказать Уиллу?

Оглушительная музыка не сумела прогнать из головы назойливые мысли. Как Натали оказалась на том снимке вместе с Энди Гарнером? Люк знал его не очень хорошо — встречались пару раз после того, как Люк вернулся доучиваться в Мичиганский университет. Энди приезжал к ним на свадьбу, потом иногда заглядывал на обед, если бывал проездом в их городе. Но от него ни слуху ни духу вот уже лет десять.

Гарнер не поступил в колледж, остался в Пентуотере и перенял у отца небольшое агентство недвижимости. Насколько Люк помнил, их офис располагался на главной улице города в квартале от книжного магазина, где работала его мама.