Эмили Бликер - Когда я уйду

Весь город на ушах стоял, все искали Мэлори, а потом ее отец поделился с полицейскими своей тревогой — с женой что-то неладно с тех пор, как четыре года назад умерла их родная дочь. Они сделали эксгумацию. Марк Уитлинг оказался прав. У его жены Евы обнаружили психическое расстройство — синдром Мюнхгаузена. Она понемногу травила девочек, чтобы привлечь к себе внимание врачей, друзей и родных.

Эта женщина во всем призналась, и ее посадили в тюрьму. Она не выйдет оттуда до конца жизни. Слабое утешение. Я утопила отчаяние в заботах о нашей семье. Это были прекрасные годы.

А потом, когда нашу жизнь испохабил мой рак, я решила доучиться и получить степень мастера. Пока искала учебную программу, которая была бы нам по карману, наткнулась на фотографию доктора Нила на сайте Мичиганского университета. Я сразу же его узнала — пастор из «Маранафы». Они с женой помогали устроить Мэлори в новую семью. И я поняла, что хочу с ним встретиться.

На первом занятии он меня не узнал. Ясное дело, я изменилась. Тогда мне было четырнадцать, а теперь минуло больше двадцати лет, за это время я родила еще троих. В университетском коридоре я увидела, как он говорит с какой-то девушкой. Она сразу привлекла мое внимание — говорила с ним как-то по-свойски. Я пошла за ней. Наверное, у меня рассудок помутился. С тех пор я следила за ней, выяснила, где она сидит в библиотеке, подсела рядом… Вскоре мы подружились. Тогда я узнала, что Джесси — дочь доктора Нила.

Не буду рассказывать обо всех моих шпионских поползновениях. Сложилось так, что после ссоры с той девицей, с Тифф, мы с доктором Нилом подружились. Однако всю правду я ему открыла только после того, как мой диагноз окончательно подтвердился. Тогда он сказал мне нечто невообразимое — моя дочь жива!

В тот же день доктор Нил поведал мне историю Джесси. Однажды на пороге «Маранафы» появился мистер Уитлинг. На руках он нес трехлетнюю Мэлори в пижаме. Мария, жена Нила, тогда работала в приюте за стойкой регистрации. Марк Уитлинг обнаружил, что его жена добавляет в сок ребенку антифриз. Девочка была очень больна, почки отказывали.

Марк умолял, чтобы они спасли девочку. Мария пыталась отговорить его, убеждала пойти в полицию, а девочку отправить в больницу, но, взглянув на нее, приняла решение, которое изменило жизнь многих людей. Своих детей у них с Нилом быть не могло, так что Мария взяла Мэлори у приемного отца и отнесла в приют.

Доктор Нил сперва отказался во всем этом участвовать. Тогда Мария уговорила его погодить день-два, чтобы подумать, как лучше поступить — не отдавать же больную девочку в детдом. А на следующее утро газеты уже пестрели заголовками о пропавшей Мэлори. В них описывали окровавленную подушку, сломанную раму и размытые следы под окном. Марк разыграл похищение.

Перед Нилом и Марией стоял выбор: оставить больную девочку у себя, заботиться о ней и оберегать, — либо отдать ее обратно в приемную семью с полоумной матерью и отцом, который слишком слаб, чтобы бороться.

Я боюсь, что ты возненавидишь меня за то, что я столько лет тебе лгала, и обрушишь свой гнев на нашу семью. А еще из чисто эгоистических соображений мне хочется умереть твоей любимой женой. Пусть ты будешь тосковать о тех годах, что мы прожили вместе. Если б я сказала тебе раньше, кто знает, какими бы они были… Я не жалею о том, что оставила нашу дочь в приюте. Учитывая наш возраст и ситуацию, решение было правильным. И о том, что хранила все в тайне, тоже не жалею. Прости. Единственное, чего мне не хочется, — лишать тебя Джесси. Нил согласился помочь. Знаю, некоторые из моих писем читать будет трудно, зато остальные — надеюсь — хоть чуточку тебя утешат. Ты не веришь в жизнь после смерти, но я существую — в этих письмах.

Джесси ничего не знает — кроме того, что ее удочерили. Вы с Нилом решайте сами, стоит ли ей говорить. Если решите сказать, передай ей, что я ее любила. Мои письма тоже передай.

Люблю тебя и буду любить всегда.

— Джесси? — Люк даже не пытался сдержать слезы. Ему все время чудилось в ней что-то знакомое. Плевать на секреты, на ложь. Главное, что его дочь не умерла.

— Да, — кивнул доктор Нил. — Вы с Натали — ее биологические родители.

— Что-что? — воскликнула Терри, образовавшаяся на пороге. Хорошо, Мэй с ней не было. Люк так и примерз к стулу. Слава богу, Нил перехватил инициативу.

— Простите, что не сказал вам. Да, Джесси — ваша родная внучка. Может, вы помните меня и мою жену Марию? Марию Таунсенд. Правда, мы оба были гораздо моложе…

— Так это вы удочерили ее? Вы и Мария?

— Да. — Доктор Нил посмотрел на Люка, взглядом предлагая сохранить историю с семьей Уитлингов в тайне. Затем подошел к ошарашенной Терри и помог ей сесть на краешек постели Джесси. — Она принесла в нашу жизнь много радости.

— Знаете, я ведь ее разыскиваю, — проговорила Терри, глядя в пол. — В «Маранафе» мне ничего не сказали, и я наняла частного сыщика. Подумала, что если моей доченьки уже нет, то хотя бы внучка… А она совсем рядом, оказывается.

— Она вас тоже искала. — Губы у Нила дрожали. — У нее из семьи были только мы с Марией. А когда моя жена умерла, Джесси решила разыскать биологических родителей. Наверное, мне следовало ей все рассказать, но она болела, и я не мог выбрать случая.

— Господи, она же не умрет? — Терри растерянно посмотрела на мужчин.

— Никто не знает, — откликнулся доктор Нил. — Почки совсем отказали, она жива только благодаря диализу. Ей срочно нужна новая почка.

— Ох, бедняжка… — Терри встала, сделала пару шагов, опустилась на колени у изголовья Джесси и взяла ее за руку. — Смотрите, она ведь копия Мэй и Клейтона. И на тетушку Клару похожа чуть-чуть, да, Люк?

— Похожа. Кстати, а где Мэй?

— В холле; все медсестры от нее в восторге. — Терри отмахнулась от Люка и обратилась к доктору Нилу: — Какой она была в детстве? Мэй вела себя невыносимо, а Уилл был сущим ангелом…

Дверь распахнулась, и в палату вошла женщина средних лет в медицинском халате — по всей видимости, врач Джесси. Терри промокнула глаза, приподняв очки. Доктор Нил помог ей подняться с колен. Лицо врача осталось непроницаемым.

— Мистер Таунсенд, можно с вами поговорить?

— Терри, давайте поищем Мэй, — предложил Люк.

Та на мгновение заколебалась, затем, отвергнув предложенный им локоть, поспешила к выходу. Закрывая за собой дверь, Люк прислушался. До него долетело слово «пересадка».

Люк снова пересчитал письма. Пятьдесят шесть, пятьдесят семь… Пятьдесят восемь писем от Натали. Он разложил их по порядку и спрятал в большую коробку из-под обуви. Он считал их все утро, пока ждал в больнице. Все лучше, чем листать какой-нибудь глупый журнал. Ожидание казалось невыносимым.