Дэвид Левитан - Двенадцать дней Дэша и Лили [litres]

А вот дедушка не заслуживал.

– Я некоторое время поживу у сестры, – сказал он. – Тут у вас слишком волнительно и суматошно. И тебе больше не придется водить меня по врачам.

– Мне нравится это делать, деда!

Он приподнял тростью штанину, обнажая синяк на голени.

– Видишь? – указал на него тростью.

– Что случилось?

– Случилось то, что ты не пришла на свою смену в реабилитационный центр! Сэди из палаты 506 так разозлилась, оставшись без твоего чтения, что пнула меня ногой.

– Прости.

– И без своего счастливого амулета под рукой я проиграл в «Колесо фортуны».

– Прости.

– Я ненавижу эту игру! И могу терпеливо смотреть ее, строя догадки со всеми этими старыми перечниками и перечницами, только если ты со мной рядышком.

– Прости.

Ну что я за чудовище?

Дедушка отвел глаза.

– Будешь сидеть дома, – припечатал он. Поднялся, схватил свою трость и похромал прочь.

Провожать взглядом его удаляющуюся спину было самым худшим наказанием, какое я только могла себе вообразить. Наказанием, от которого сердце рвалось на части.

Воссоединившись со своим мобильным в своей новообретенной временной тюрьме под названием «моя комната», я увидела сообщение Дэша. «С возвращением. Я скучал по тебе».

«Я тоже скучала по тебе» , – ответила я и уснула с телефоном в руках, пригревшись под боком у пса и дедушкиного кота. Жаль, тепло это шло не от сжимавшего меня в объятиях Дэша и не от его громких слов из сообщения, которые он никогда не произносит вслух.

18 декабря, четверг

Эдгар Тибо сидел за своим любимым столиком в Томпкинс-сквер, когда я проходила мимо со сворой собак на выгуле. Он играл в шахматы с чемпионом парка: пожилым джентльменом по имени Сирил с растафарианскими, помеченными сединой дредами, в берете, который он выиграл у Эдгара в турнире прошлой весной.

– Как дела, Лили? – спросил Эдгар. – Куда запропастилась? На этой неделе не видел тебя ни тут, ни в реабилитационном центре.

– Без тебя и твоих собак парк не тот, – сказал Сирил, задумчиво обозревая фигуры на шахматной доске.

– Зато тут дышится легче без собачьих каках, – заметил Эдгар и обвиняюще уставился на Бориса: – Ага, я это о тебе, приятель.

Эдгар всегда вызывает у меня двоякие чувства: мне хочется и придушить его, и перевоспитать одновременно.

– Попрошу не грубить моему псу.

Борис согласно гавкнул.

– Придешь сегодня на мою вечеринку? – спросил Эдгар.

– Какую еще вечеринку?

– На мою ежегодную вечеринку рождественских свитеров.

– Ты каждый год устраиваешь такие вечеринки?

– Ага. С этого года. Родители в Гонконге, дом в моем полном распоряжении, коллекция рождественских свитеров только что вернулась из химчистки. Вечеринка прямо напрашивается!

– Можно прийти с Дэшем?

– А надо?

– Вроде как.

Эдгар вздохнул.

– Ну приходи с Дэшем. Да вообще, приводи кого хочешь. Главное, себя не забудь, а уж прицеп твой… фиг с ним.

– Какой прицеп? – не поняла я.

– Бойфренд твой, – рассмеялся Сирил. – Только пусть с пивом приходит. Для себя.

– Вряд ли Дэш пьет пиво.

– Ну конечно, нет. Не дай бог ему вдруг станет весело.

– Она была такой паинькой до встречи с тобой, – заявил Лэнгстон Дэшу, который пришел к нам, чтобы сопроводить меня на вечеринку.

Я была наказана, но в отсутствие родителей за главного оставался брат. Когда же он оставался за главного, у нас по какой-то нерушимой традиции все шло кувырком. Плюс он задолжал мне за все те годы, когда, будучи школьником, удирал из дома в неположенный час или тайком приводил в свою спальню на ночь бойфрендов, а я его покрывала.

– Говорит человек, придумавший в прошлое Рождество игру с записной книжкой, дабы она привела Лили на путь падших женщин, – парировал Дэш.

Лэнгстон выразительно глянул на меня, указав на него:

– Вот это самый настоящий, высококачественный сарказм. – Брат перевел взгляд на Дэша. – Чтобы к полуночи она была дома. Захочешь, можешь у нас переночевать.

Наши с Дэшем лица вспыхнули, и мы поспешили к двери.

– Позаботься о Борисе, – бросила я брату.

На улице Дэш взял меня за руку.

– Вечеринка у Эдгара Тибо? Серьезно? – спросил он. Но не добавил: «У меня были планы получше. Сегодня я собирался сделать тебе сюрприз и наконец-то сводить тебя на «Корги и Бесс». Я арендовал весь зал, устлав центральные места лепестками роз, а еще заказал нам залитую шоколадом башню из пончиков. Только для нас одних! Целую башню из пончиков!»

– Эдгара заставили работать в реабилитационном центре. Выгуливая собак, я постоянно встречаюсь с ним. Он практически живет в парке.

– Вы с ним друзья?

– Можно и так сказать.

– Удивлен, что ты никогда об этом не упоминала.

Дэш не сказал: «Я взбешен, что ты никогда не упоминала о своей дружбе с Эдгаром! Мысль о том, что ты гуляешь с ним, сводит меня с ума. Всем известно, Эдгар Тибо отлично шарит в дизайнерской вязке ромбами. Видимо, мне придется вызвать его на дуэль!»

– Это важно? – спросила я. Пожалуйста, пусть это будет важно!

– Наверное, нет, – пожал плечами Дэш.

Парни никогда не говорят то, что ты хочешь от них услышать. Похоже, это единственный урок, который я выучила в своей жизни.

– Но мы могли бы пойти к твоей бабушке. Миссис Бэзил прислала мне сообщение. Она приглашает нас на ужин и игру «Карты против человечества» с дедушкой…

– Ты переписываешься с моей бабушкой?

– Да. Это важно?

– Наверное, нет, – пожала плечами я. – Это ужасная игра. – И миссис Бэзил никогда раньше не приглашала меня в нее играть.

– Знаю. Потому и люблю ее.

Прощай, Лили-Паинька. Наконец-то ее можно задвинуть назад.

Привет, Лили-Шалунья. Ты классная.

Лили-Шалунья надела короткую черную юбку с черными леггинсами, черными ботфортами до середины бедра и обрезанным – да, обрезанным! – рождественским свитером: красно-зелено-золотым, с вышитым блестящим орнаментом на облегающей груди.

– Лэнгстон видел, как ты оделась? – поинтересовался Дэш, когда я скинула пальто. А сделала я это, как только он позвонил в дверной звонок.

– Тебе нравится? – Мне хотелось, чтобы это прозвучало сексуально, но вышло визгливо. (Лили-Шалунье не помешает практика в достижении сексуальных интонаций. Внутренняя Визгля пока отказывается почить с миром.)

– Я рад, что ты все-таки почувствовала дух Рождества, – ответил Дэш.

– Какой свитер надел ты?

Он распахнул пальто, показывая… заурядный зеленый свитер с выглядывающей из-под воротника белой оксфордской рубашкой.

– Это не рождественский свитер, – заметила я.

– Ты невнимательно смотришь.

Дэш вытащил ворот рубашки. Я пригляделась и увидела цитату из «Рождественской песни в прозе», выведенную рукой Дэша красными и золотыми чернилами на внутренней стороне воротника: «Начать с того, что Марли был мертв» [14].