Ларри Макмертри - Покидая Шайенн

— Ты справишься с ним лучше меня, — сказал он. — Он же твой отец.

Но я не справилась. Вошла на кухню и сказала папе, где я была. Он скрутил меня, содрал с меня штаны и высек ремнем, на котором обычно затачивал бритву.

— Если я оставляю тебя дома, — сказал он, — то хочу, чтоб ты была на месте, когда я возвращаюсь.

От оскорбления и порки было тошно, хотелось зарыться в постель, но папе было так одиноко, жалость к самому себе так переполняла его, что он заставил меня просидеть с ним до полуночи за кухонным столом, чтобы ему не было скучно. Он налил мне целый стакан неразбавленного виски и велел потихоньку, не спеша выпить до дна. Чтобы ни капли не осталось. После я блевала половину ночи.

Только однажды я пила виски по собственному почину. Эдди заявил мне, что он хочет, чтоб я выкинула ребенка, будущего Джимми. То, что я беременна от Гида, он не знал, думал, что от него. Я плакала, плакала, уговаривала его и уговаривала.

— Перестань канючить, — сказал он. — Я тебе говорил — не хочу никаких детей. Когда я рос, под ногами всегда болталась вся эта щетина, мне хватит. От них одни хлопоты. Куда ты глядела? Если не избавишься сама, я отвезу тебя к парню, который тебя прочистит.

— Кто это? — спросила я. — Откуда ты его знаешь?

— Пришлось столкнуться пару раз, — сказал он. — Каждый — за пятьдесят долларов. Это дешевле, чем растить какого-нибудь засранца. А если у тебя мозгов хватит, сэкономишь нам пятьдесят долларов. Езди верхом побольше.

— Я его хочу, Эдди, — сказала я. — Больше у меня детей не будет, но этого я хочу.

Тогда я с ума сходила по Гиду, только о нем и думала.

— Сказано тебе, — проговорил Эдди, доедая бобы. — Если не хочешь операцию, делай, как я сказал. А не то я тебя все равно туда доставлю, даже если придется волоком тащить. Поняла?

Поняла-то поняла, но уже чувствовала, как Джимми толкается у меня в животе, и весь день проплакала, не переставая. Достала бутылку из запасов Эдди и стала пить, мешая виски с водой, пока, наверное, не напилась. Казалось, что голова наполнена дымом, а все в доме вызывало смех. Решила уговорить Гида сбежать со мной, а если он не согласится, сбежать самой. Из папиных денег я накопила четырнадцать долларов, Эдди о них ничего не знал. Сяду на поезд, что идет в Амарилло. Тронулась умом, наверное. Переодевалась за день три или четыре раза, решая, что лучше надеть, когда поеду к Гиду. Одежды у меня всегда было маловато, так что некоторые платья перемерила по два раза. Эдди вернулся и застал меня на четвереньках в одной старой ситцевой сорочке. Я шарила под раковиной, пытаясь найти какой-нибудь мешок, чтобы он был вместо чемодана. Пьяна, скорее всего, была в дым. И знать не знала, что Эдди появился, пока его бедра не уткнулись в мою задницу, а руки не обхватили за талию. Руки узнала — только его руки вели себя так.

— Здорово, когда жена разгуливает полуголой, — сказал он. — Это сильно возбуждает.

Я, похоже, совсем сбрендила и не понимала, что он говорит.

— Эдди, ты мешок не видал? — спросила я. — Мне нужен большой крепкий мешок.

Он не выпускал меня из-под раковины. Голову было не поднять.

— В задницу мешок, — сказал он. — Зачем тебе мешок, цыпленочек?

Его руки шарили по мне, он стал меня целовать, а потом отпустил. Я твердо знала, что уезжаю. Даже не заметила бы, что он меня целовал, если бы вдруг он не остановился на секунду. В тот день опять много блевала. А когда проснулась, Эдди тут же сказал, что ребенка можно сохранить.

— Я сделал открытие, — сказал он. — Трахаться с беременной гораздо приятнее, чем просто так. Никогда не знал. Интересно, почему это?

Мне было так скверно, что эта радостная весть до меня никак не доходила.

— Похоже, все дело в наклоне, — размышлял он. — Сейчас наклон получился гораздо лучше. Надеюсь, он еще улучшится. Хорошо, когда есть на что надеяться.

Наверное, так с этим наклоном и получилось, потому что Джимми начал рожаться, когда я была с Эдди. Эдди было не остановить, да я и не пыталась, бесполезно. Но когда ребенок родился, он ушел и не появлялся три месяца. Гид приходил каждый день или через день, и я была счастлива. А наклоны, так полюбившиеся Эдди, сильно облегчили жизнь, когда через три года забеременела от Джонни. Иначе Эдди или забил бы меня до смерти, или бы просто ушел. Либо и то и другое. Он совершенно не умел быть терпеливым.

Папа тоже не умел. Запах виски заставил вспомнить про папу такое, чего не вспоминала уже много лет. Когда он приближался к состоянию трезвости, настроение у него делалось страшным. Только виски возвращал ему радость жизни.

У меня с папой однажды случилась жуткая история. Это когда он открывал мне и Ричарду тайны жизни. Года за четыре до этого умерла мама, значит, мне было около семнадцати. Дальше школьного двора я ничего не видела, не считая единственной поездки в город, когда была совсем маленькой. Эдди тогда еще не появлялся в наших краях, школа была окончена, и поэтому Гида и Джонни я встречала всего несколько раз в году. Изредка они останавливались возле нашего ветряка попить воды. Завести парня мне даже не приходило в голову, единственными знакомыми парнями были мои братья. И у них так же — пока они не сбежали из дому, ни у кого не было девушки. Что ж говорить о Ричарде — до той поры он ходил в школу всего два года и видел в жизни только двух девушек — меня и Мери Маргарит, с которой, как у кошки с собакой, у него не прекращалась война.

Как-то раз вечером я месила тесто для лепешек на ужин, и тут вошел папа и уселся за кухонный стол. Дело было то ли в марте, то ли в апреле, на дворе бушевала песчаная буря, и волосы у него были все в песке. Он молча чесал голову. Я спросила, не постричь ли его. До тех пор пока у меня существовала семья, я всех стригла. Только Джо однажды обкорнали в школе машинкой, и он всем хвастался, а я злилась.

Но папа стричься не хотел. Настроение у него было какое-то странное, я не стала его теребить. Уже стала мазать жиром противень, когда он вдруг позвал Ричарда. Через минуту Ричард появился, сутулясь, как обычно.

— Подожди с лепешками, — приказал мне отец. — Идем с нами.

Вытерев руки от жира, пошла за ними в папину спальню. Там, как всегда, царил невообразимый бедлам. Папа не разрешал убирать даже постель.

— Закрой дверь, — приказал он.

Потом уселся на кровать и сдвинул шляпу на затылок. Минут десять он думал, а меня все беспокоили лепешки.

— Что ты хотел, папа? — спросила я.

Мы стояли и смотрели, только Ричард не выказывал нетерпения. Он всегда был терпеливым.

— Похоже, что Ричард уже достаточно подрос, — сказал папа. — Похоже, пора ему кое-что показать.

Мы оба не понимали, о чем он говорил. Он вдруг улыбнулся Ричарду.

— Сними штаны, — сказал папа.