Ларри Макмертри - Покидая Шайенн

Ричард не удивился, наверное, подумал, что его сейчас выпорют, вот и все. Он снял комбинезон. Было еще холодно, он оказался в кальсонах.

— Бог мой, ну и грязное у тебя белье, — сказал папа. — Сними это тоже.

— Так ведь холодно, — сказал Ричард, но все равно стал расстегиваться.

Тогда мы все — я, Ричард и Мери Маргарит — спали в одной постели, только Шэп спал отдельно, я видела письку Ричарда миллион раз, и он меня не стеснялся. Я чуть-чуть смутилась, но куда больше встревожилась — уж больно странно вел себя папа. Ричард был мерзляк, на его ногах выступила гусиная кожа. Смешно.

— Ну, Молли, а теперь ты разденься, — сказал отец.

Смешок застрял в горле.

— Зачем?

Можно было бы придумать что-нибудь получше этого вопроса. Папа глянул на меня — впервые за весь вечер.

— Если еще раз спросишь «зачем», когда я что-нибудь приказываю, задам тебе жару, — сказал беззлобно, просто предупреждая.

— Что мне снять? — спросила я.

Он отрезал шмат табаку и сказал:

— Все. Пора Ричарду показать, что такое женщина, а ты тут единственная. Давай побыстрей.

Впервые в жизни ощутила неловкость в присутствии мальчика. Сняла штаны и рубашку и осталась в белье.

— Достаточно? Мне тоже холодно.

— Сейчас согрею, — сказал он. — Сказано тебе!

На мне тоже были кальсоны, только подрезанные снизу. Сняла и стояла голая, скомкав белье перед собой. Папа не смотрел, но смущалась я ужасно. Странно все было. Он глянул, выхватил мое белье и бросил его на пол. Час от часу не легче.

— Ладно. Ричард, смотри, — кивнув на меня, сказал отец. — Вот так они выглядят.

И сам внимательно оглядел меня с ног до головы.

— Молли очень красивая девушка, — сказал он. — Тебе повезло, что смотришь на такую красавицу. Она гораздо красивее, чем была ее мать.

— На что мне смотреть? — спросил Ричард. — Это Молли, я ее и так знаю.

Если бы вместо Ричарда стоял тут кто-нибудь другой, смущалась бы сильнее, но Ричард был безобидным.

Отец рассмеялся.

— Плохо смотришь, — сказал он. — Подойди ближе и присядь. Видишь, там у нее растут волосы?

Что было делать с руками? Догадывалась, что закрываться нельзя, папа не позволит. Убрала руки за спину. Ричард, в самом деле, присел передо мной на корточки и разглядывал.

— Вижу. Она этим писает, — сказал он. — А зачем столько волос? У меня они тоже есть, но поменьше.

— Чтоб туда труднее было попасть, — сказал папа. — Запомни одно — в этом самом месте делаются дети, в этой щели.

— Странно, она такая маленькая, — сказал Ричард. — Мне без штанов холодно.

— Подымись, — сказал папа. — А то совсем замерзнешь. Хиловатый ты еще парень все-таки. А ты, Молли, давай сделай, чтобы у него встал. Я должен объяснить ему, как все происходит.

Знала, или казалось, что знала, о чем он говорит, но не пошевелилась. Не могла прикоснуться к Ричарду.

— Давай, возьми его рукой, — сказал папа. — Он не знает самого главного.

— Не хочу, — сказала я. — И Ричард не хочет. Он и так все понимает, он видел, как бывает у быков.

— Ну ты, поперетчица, — сказал папа. — Делай, что говорю.

Ричардова штуковина висела прямо передо мной, на расстоянии вытянутой руки. Но я знала, что ее не коснусь, что бы там папа ни приказывал. Заплакала, и слезы потекли по груди и животу.

— Пореви у меня, пореви, — сказал отец и вышел из комнаты.

Догадалась — он отправился за ремнем, на котором точил бритву. И что делать? Стояла и плакала. Но, оказалось, стоило ему выйти, как у Ричарда встал. Мы оба удивились.

— Она тебе помогла? — спросил папа, когда вернулся.

— Нет. Он сам собой, — сказал Ричард. — Прости, я не хотел.

Он был смущен не меньше моего.

— Ну вот, это мне и было нужно, — сказал папа. — Теперь смотри — когда он становится таким, он может войти ей в щель. И от этого получается ребенок. Так что соображай получше, кому его всовывать.

— Значит, если его туда не совать, то детей не будет? Тогда почему дети все-таки рождаются?

Наука давалась Ричарду с трудом. И мне было нелегко. Никак не могла дождаться, когда же все это кончится.

— Потому что очень приятно, когда он там, — сказал папа. — Когда-нибудь узнаешь.

Ричард встрепенулся. Все, что приятно, его сильно занимало.

— Вот как, — сказал он. — А можно, я попробую с Молли прямо сейчас? Я хочу понять, как оно происходит.

Папа полоснул ему ремнем по заднице.

— Нельзя. Надень штаны и вали отсюда, — сказал он. — Я показал тебе все, что ты должен знать. Никогда не делай этого с сестрой. Никогда, слышишь? Заруби себе на носу.

Потянулась за одеждой, но папа меня оттолкнул.

— Я хочу с тобой поговорить, — сказал он, когда Ричард ушел.

— Почему ты не хотела делать то, что я тебе велел? — спросил он.

Не смогла придумать подходящий ответ. На самом деле, сама не знала — почему.

— Не знаю, папочка.

— По ремню соскучилась? — спросил он, поднимаясь.

Замотала головой, хотя и знала, что порки не избежать.

— Если я позову парня обратно и прикажу тебе снова, ты послушаешься?

Долго обдумывала его слова. Поняла, что мне остается только одно — держаться за свое. Коснуться Ричарда все равно не смогла бы.

— Нет, не послушаюсь. Ни за что не послушаюсь.

— Сейчас я научу тебя послушанию, — сказал он и выпорол меня так, как никогда в жизни. Но я все равно не сказала, что послушаюсь, и он наконец сдался. Он всегда сдавался, если долго стоять на своем. Выдюжить иногда бывало трудно, а в тот раз и того труднее.

После всего, что произошло, Ричард, конечно же, стал невыносимым. Папа так растревожил его любопытство, что он тут же позабыл, что с сестрами этого делать нельзя. Два года он меня доставал. Но опасен не был, просто надоедал. Всегда справлялась с ним легко.

Папа считал, что дети должны только слушаться и не задавать никаких вопросов. Мои неприятности случались только из-за непослушания и вопросов. Но для меня он все равно оставался замечательным папочкой, а ни Гид, ни Джонни не могли этого понять. Не нравился он им. И Эдди тоже его не любил. Все замечали только его грубость. Он никогда со мной не нежничал, но я знаю — ему нравилось, как я все делаю, как о нем забочусь. Мучилась оттого, что я единственная, кто его любит. Он не ладил с мамой и обходился с ней суровей, чем с кем-нибудь другим. Мальчики ненавидели его, потому что он загонял их работой, Мери Маргарит его просто на дух не выносила.

С Эдди они сошлись на выпивке. Папа не любил пить в одиночестве. Виски — единственное, чем он мог с кем-нибудь поделиться. А Эдди был не прочь хватануть на дармовщину. Так он и втерся папе в доверие.

И однажды папа мне сказал, что если я соберусь замуж, то лучше Эдди мне мужа не найти.

— Он не бог весть что, — сказал папа, — но, по крайней мере, будет обходиться с тобой так, как следует с женой. Сюсюкать не будет, это уж точно.