Пип Уильямс - Потерянные слова

Я кивнула, словно ничего особенного не услышала, хотя сама уже давно ждала новых обязанностей.

— Сегодня мистер Данкворт работает с нами последний день, — продолжал доктор Мюррей. — Уверен, он станет хорошим подспорьем для нашего третьего редактора. Тебе лучше всех известно, как требователен мистер Данкворт, — усы и брови доктора Мюррея поползли вверх. — Эти качества значительно ускорят процесс работы команды мистера Крейги.

Две хорошие новости за раз. Я даже растерялась и не знала, как лучше ответить.

— Ну, что скажешь? Тебя это устраивает?

— Да, доктор Мюррей. Конечно. Я постараюсь стать ему хорошей заменой.

— Твоих стараний больше чем достаточно, Эсме.

Он вернулся к своим бумагам, разложенным на столе.

Мне дали понять, что разговор закончен, но я не уходила. Я покусывала губы и заламывала пальцы, а потом неожиданно для себя обратилась к нему.

— Доктор Мюррей?

— Да? — отозвался он, не поднимая головы.

— Если я буду работать больше, отразится ли это на моем жаловании?

— Да, да, конечно. Со следующего месяца.

Мистер Данкворт наверняка предпочел бы уйти незаметно, но мистер Свитмен лишил его такого удовольствия. В конце дня он поднялся с места и стал прощаться. Другие помощники последовали его примеру, повторяя общие любезности и расхваливая его внимательность к мелочам. Никто не знал мистера Данкворта достаточно близко, чтобы сказать ему что-то особенное.

Мистер Данкворт стойко терпел наши пожелания и рукопожатия, то и дело вытирая ладонь о штанину.

— Спасибо вам, мистер Данкворт, — сказала я, кивком избавив его от необходимости пожимать мне руку. Он вздохнул с облегчением. — Я многому у вас научилась. Простите, что не всегда показывала свою благодарность.

На этот раз он выглядел смущенным.

Мистер Свитмен спрятал усмешку. Он покашлял и вернулся на свое место за сортировочным столом, следом за ним разбрелись другие помощники. Я попыталась заглянуть в глаза мистера Данкворта, но он посмотрел чуть выше моего правого плеча.

— Не за что, мисс Николл, — ответил он и вышел из Скриптория.

Вскоре после этого приехал Гарет. Он отдал гранки доктору Мюррею, которые тот ждал, поздоровался с папой и мистером Свитменом и подошел ко мне.

— Прости, что задержался, — начал Гарет. — Сегодня после обеда мистер Харт вдруг решил напомнить нам правила.

— Правила из своей брошюры?

Гарет засмеялся.

— Это всего лишь верхушка айсберга, Эс. В каждом цеху свои правила. Ты же видела их на стенах, когда приходила?

Я пожала плечами.

— Так вот, Ревизор решил, что мы не соблюдаем правила, и заставил нас читать их вслух перед тем, как уйти домой, — он улыбнулся и добавил: — Как новый начальник, я покинул цех последним.

— Новый начальник цеха? О, Гарет, поздравляю! — в порыве радости я вскочила и обняла его.

— Если бы я знал, что ты так отреагируешь, давно бы стал просить повышение, — пошутил он.

Папа и мистер Свитмен повернулись в нашу сторону, чтобы посмотреть, из-за чего поднялась суматоха, и я отстранилась от Гарета, не позволив обнять меня в ответ.

Взволнованная и возбужденная, я собрала сумку и надела шляпу. Подойдя к папе, я поцеловала его в макушку.

— Сегодня домой приду поздно. Миссис Мюррей предупредила, что собрание затянется надолго.

— Тогда я не буду тебя ждать, если ты не возражаешь, и лягу спать. Надеюсь, что Гарет позаботится о твоей безопасности, — сказал он, и улыбка на мгновение стерла следы усталости с его лица.

Когда мы шли по Банбери-роуд, я рассказала Гарету о собственном повышении.

— Ну, это не совсем рост по карьерной лестнице. Мы с Росфрит все еще находимся на нижней ступени, но это тоже поощрение.

— Вполне заслуженное, — сказал Гарет.

— Как ты думаешь, почему мужчины приходят на эти собрания? — спросила я.

— Потому что женское избирательное общество Оксфорда приглашает их.

— А еще почему?

— По разным причинам. Некоторые хотят того же, чего хотят их жены или сестры. Других попросили оказать поддержку.

— И к каким же ты относишься?

Гарет улыбнулся.

— К первым, разумеется, — его лицо стало серьезным. — У моей матери была тяжелая жизнь, Эс. Слишком тяжелая. И не было никакой возможности что-либо изменить. Я хожу на эти собрания ради нее.

Собрание закончилось глубоко за полночь. Мы молча шли по улице Обсерватории.

Я постаралась осторожно открыть калитку, но она скрипнула, встревожив притаившуюся в темноте фигуру, которую я сразу не заметила.

— Тильда, что стряслось?

Гарет взял у меня ключ и открыл дверь. Мы завели Тильду на кухню и включили свет. Выглядела она ужасно.

— Что случилось? — спросил Гарет.

— Вам лучше не знать, и я не хочу рассказывать. Но мне нужна помощь, Эсме. Я бы не пришла, но мне очень плохо.

Рукав ее платья был испачкан. Нет, даже не испачкан — он был обгоревшим. Вместо него висели почерневшие лоскутья.

— Дай посмотрю, — сказала я.

Кожа на руке была черно-красной — то ли ожог, то ли грязь, я не могла понять. От неприятных воспоминаний я почувствовала покалывание в своих пальцах.

— Почему вы не обратились к доктору? — спросил Гарет.

— Не стала рисковать.

Я поискала в шкафу мазь, но кроме пластырей и сиропа от кашля ничего не нашла. «Лили припасла бы все необходимое, — подумала я. — И знала бы, что делать».

— Гарет, ты должен привести Лиззи. Пусть захватит с собой аптечку. Нужно что-то от ожогов.

— Сейчас глубокая ночь. Она уже давно спит.

— Может быть. Дверь кухни всегда открыта. Позови ее снизу лестницы. Постарайся не напугать. Она спустится.

Когда Гарет ушел, я налила в миску холодную воду и поставила ее на кухонный стол перед Тильдой.

— Расскажешь мне, что случилось?

— Нет.

— Почему нет? Думаешь, я буду осуждать тебя?

— Не думаю, а знаю.

Я задала вопрос, ответ на который мне едва ли хотелось слышать.

— Тильда, кто-нибудь еще пострадал?

Взгляд, брошенный на меня, омрачала тень сомнения и страха.

— Если честно, я даже не знаю.

Жалость поднялась в груди, но гнев заглушил ее. Отвернувшись, я достала из ящика чистое полотенце и с грохотом его захлопнула.

— Понятия не имею, что ты натворила, но для чего все это?

Когда я снова повернулась к Тильде, в ее взгляде больше не было ни капли страха и смущения.

— Правительство не слушает красивые и разумные речи ваших местных суфражисток. Но то, что сделали мы, оно не сможет не заметить.

Я глубоко вдохнула и постаралась сосредоточиться на ее руке.

— Болит?

— Немного.

— Наверное, это хорошо. Я боль вообще не чувствовала.

Я поднесла ее кисть к миске с водой. Тильда начала сопротивляться, и я макнула ее руку в воду. Она не жаловалась. На пальцах у нее надулись огромные пузыри, кисть стала распухать. Под водой обугленная и раздраженная кожа стала еще ярче по сравнению с бледным запястьем.