Виктория Витус - И еще была любовь [litres самиздат]

– Петь, долго уговаривал? – сочувственно спрашивала я уже в машине, забирая из его рук подписанную разнарядку.

– Да нет, я только вошел и посмотрел на неё, – отмахивался тот.

– Как посмотрел?

– Так посмотрел, – строил вальяжные глазки тот, и мы дружно хохотали, довольные собой. Иногда наша пара очень напоминала знаменитых проходимцев – Бонни и Клайда.

Алексей ненавидел Петра всеми фибрами своей души, называл «наш Петюньчик» и скрипел зубами при одном упоминании его имени.

А верный друг Петька мог посадить нас с Лариской в машину и отвезти куда-нибудь в лес, на речку, короче, проветрить мозги, если видел, что мы начинаем «дымиться». Как хорошо лежать в пахучей траве и, раскинув руки, смотреть в синее-синее небо, не думая ни о чем – все невзгоды сразу становятся маленькими и отступают на второй план. Однако ходить с ним по городу было сущее наказание – женщины моментально забывали куда и зачем они шли и пялились на Петьку, уничтожая взглядом его спутницу – меня или Лариску. Несмотря на то, что был он добрым и великодушным, красивым и надежным, чего-то в нем не хватало – до сих пор не пойму – чего? Была какая-то тайна – что-то, чего он не договаривал…

Многие женщины Дворца пытались наладить с Петром более тесные отношения, но Лорка всем объяснила:

– Там, где прошла Валерия, другим делать нечего!

…Не понимаю, что она хотела этим сказать?

***

Воспоминания возникали спустя много лет, независимо от места и времени.

Вот начало сентября – радостное время.

Начало сентября – я еще молода и люблю каждый свой день рождения.

Первые дни сентября – выход из отпусков, встречи с друзьями, начало учебного года. Большой торт уже разрезан на куски, красное вино налито в бокалы, надменные бордовые – мои любимые гладиолусы застыли в белой вазе. На работе, в кругу друзей справляется мой день рождения. Звучат тосты, пожелания, рассказы о летнем отдыхе – вперемежку с планами на новый год.

Среди оживленных разговоров телефонный звонок еле слышен – беру трубку:

– Малыш, я у твоего порога, приходи скорее, рабочий день давно закончился! – торопит Алексей.

Но не так-то просто вырваться от стола, от интересных историй. Тем более ты уже ждешь меня – ну и подождешь…

Но через пять минут звонит Люська, испуганным голосом сообщает:

– Приходи скорее – Лешка собирается за тобой во Дворец – прямо в черном лётном комбинезоне.

Так, а вот этого не надо! – наскоро распрощавшись с народом, бегу домой, и что же вижу?

На ступеньках подъезда, удивляя соседей своим не всем понятным нарядом, сидит этот ненормальный летчик. Ума палата – в таком виде!

– Нельзя было переодеться? – прикидываюсь сердитой, а сама едва сдерживая радостное биение сердца.

– Некогда было, – прижимая меня к груди на виду у всего двора, улыбается Алексей, – мы все лето не виделись!

С этими словами ты увез меня на аэродром, изнывавший от летней жары и марева тихого безветренного дня. Он жил своей повседневной жизнью – одни самолеты грозными рядами стояли зачехленные на краю летного поля, их можно было потрогать рукой, на других поднимались в небо курсанты, выполняя налет часов.

Вместе с офицерами, свободными от дежурства, мы купались в реке, ловили рыбу. Она была крупной, и её было столько, что чистить и варить никому не хотелось – было жарко и сонно.

– Давайте отдадим её в столовую! – пришла спасительная идея…

…К вечеру следующего дня я возвращалась домой – ты остался на дежурстве. Дорога лежала через степи Заволжья, рейсовый автобус медленно тащился по пыльной дороге. Счастливая и умиротворенная я слушала звучавший в салоне романс, который перекликался с состоянием моей души:

– «Я ехала домой» – «домой» – лениво ворохнулось в голове,

– «Я думала о вас» – «о вас» – сладко стукнуло сердце, вспомнив твои жаркие и бесцеремонные руки…

Было душно, хотелось спать…

Счастье, теплое как парное молоко, обволакивало и переливалось через край – так его было много…

***

Поездка в Германию получилась неожиданной. Кто-то отказался от путевки, у кого-то заболел ребенок – так мы с Лариской оказались в ГДР. В небольшом немецком городке Карл-Маркс-Штате гостиница была двадцатиэтажной – вероятно, что бы русские туристы, живущие здесь, могли увидеть ее из любого конца города, ведь все остальные домики не превышали двух – трех этажей. В холле отеля пахло приятным дезодорантом (как это у них получается?), а у входа стояло световое реле и двери открывались сами – чудо, которого мы еще не видели. Группа так и ходила: туда – сюда, туда – сюда – двери открывались и закрывались, чем приводили нас в неописуемый восторг.

Особенно поражали широкие и ровные немецкие дороги, поля, расчерченные как по линейке, а также немецкий порядок во всем. Стеклянные входные двери в дома вообще вводили в шок. Окна же, с аккуратными занавесками и цветочками на подоконниках, призывали срочно помчаться домой, выбросить с окна весь хлам, наваленный детьми, повесить новые шторы, сесть и любоваться.

Список нужных вещей был заготовлен еще дома – заходя в очередной магазин, мы не слонялись по залам, а шли в нужный отдел – за детской обувью, солдатиками или куколками. Привезенного запаса детской одежды и обуви хватало года на два.

В огромном немецком магазине Лорка выбирает себе платье. Я стою рядом, а потом, подумав, что мне-то нужен другой размер, иду дальше. Она же, листая модели на вешалках, продолжает разговор:

– Лера, смотри! Вот это, кажется, маловато будет; а в этом юбка не та – здесь же какой-то бант ни к селу, ни к городу… ну не вижу того, что мне надо!

И тут она понимает, что я не отвечаю уже давненько и с воплем:

– Валерия, я с кем разговариваю, что же ты молчишь! – поворачивается назад и со всей силы толкает стоящую за ней пожилую немку в плечо, думая, что это я. Та отлетает в другой конец магазина и с неподдельным недоумением смотрит на русскую фрау. Ужасу Лорки нет предела! Прижав руки к своей роскошной груди, она только и находит, что произнести:

– Пардон, какой пардон!

В Дрезденскую картинную галерею входим всей толпой, но постепенно рассасываемся по залам. Подруга, уже бывавшая в Дрездене, увлекает меня в зал, где находится «Сикстинская мадонна». Один раз взглянув на полотно уйти уже невозможно. Можно стоять часами и не дышать, будучи очарованной ее притягательной силой. На глаза наворачиваются слезы, хочется плакать, в душе поднималось что-то возвышенное и торжественное. Зачаровывает этот непонятно откуда идущий свет, гармоничные, неяркие цвета картины.

«…Отдернут занавес и перед нами небеса. По снегу облаков неслышной поступью к нам приближается, плывет прекрасная Дева. Ее лицо печально и задумчиво, а на руках Марии охваченный ужасом младенец Христос. Перед ними будущее. Картина мученической смерти Христа во искупление грехов человечества. Внизу картины вы встретите изображения двух милых юных ангелочков, чьи образы ни одно десятилетие столь любимы художниками и дизайнерами всего мира…»