Виктория Витус - И еще была любовь [litres самиздат]

Как-то так получилось, что раньше я никогда особенно не интересовалась живописью – попав сюда, открыла для себя новый мир.

– Лариса, – поучаю подругу, – не забывай, ходим с чувством собственного достоинства! Спину прямо, голову ровно, смотришь на людей с легкой улыбкой, приветливо. Если же перед тобой интересный мужик – притягиваешь взглядом (сказать проще – строишь глазки). После обильных вечерних возлияний было тяжко, но, тем не менее, так и ходили.

Так вот, сидим в холле, ждем свою группу. Рядом какой-то стенд, а на нем – газеты. Берем одну их них. Она оказывается на немецком языке – ну и что? – мы делаем вид, что читаем. Хихикаем, обсуждая происходящее вокруг. И вдруг – о, ужас! – к стенду подходит пожилой немец, берет газету и кладет в ящичек, который мы не заметили, денежку! Вот это да – за газеты то, оказывается, надо платить! А вдруг кто-то видел, как мы – не побоюсь этого слова – по своей непроходимой совковой дремучести сперли газету – (сто лет бы она нам не нужна была!)? На ватных ногах, забыв обо всем на свете, подхожу к стенду и бросаю злосчастное издание обратно на полку. Потом несемся к лифту, задыхаясь от смеха – ни о каком «чувстве собственного достоинства» нет и речи – унести бы ноги!

Берлин, дорога домой. Всюду размеренный спокойный ритм немецкой жизни. Но нашим ребятам неймется: им доставляет несказанное удовольствие горланить во всю силу своих луженых глоток «Едут, едут по Берлину наши казаки» – всю песню от начала до конца, потом еще пару раз заново – а чтобы знали! – степенные немцы даже не оглядываются – делают вид, что не замечают.

***

Ясный весенний день подходит к концу. Сижу у открытого окна за столиком парикмахерской. Маникюр – это хоть маленькое, но все же удовольствие. Рассеяно слушая россказни мастера, смотрю на городскую площадь: куда-то едут автомобили, спешат люди, а рядом в сквере уже распустились первые цветы. Весна во всей своей красе.

Вдруг прямо под открытым окном, на тротуаре, впритык к стене дома, громко взвизгнув тормозами, останавливается машина.

– «Дзынь» – сказали щипчики, и выпали из рук маникюрши.

Через мгновение Алексей, улыбаясь, садится на низкий подоконник и кладет рядом букет свежих благоухающих роз – как всегда только с клумбы:

– Лерочка, извини, опоздал немного! – а сам пахнет аэродромной пылью, самолетами, летом и… сумасшедшей любовью – она так и льется из его зеленущих глаз. Верхняя пуговица форменной рубашки расстегнута, фуражка на затылке – Иван-царевич, блин – только лука и стрел не хватает!

Из парикмахерской выношу растопыренные ручки впереди себя – на ногтях сохнет лак. Передо мной уже открыта дверца машины. Осторожно опускаюсь на переднее сидение такой же растопыркой, рядом – мой «Иван-царевич». Весело командую:

– Поехали, «ква-ква»! – впрочем, всегда считала себя только царевной…

***

Когда умер правитель, руководящий страной много лет, всем было страшно. Не могу сказать, почему, но это чувство присутствовало везде. Во Дворце тоже был проведен траурный митинг, фотография правителя в черной рамке пару дней висела на видном месте. Потом на его место пришел новый, и, решив первым делом отучить русских людей от пьянства и прогулов, ввел в стране «сухой закон». То есть, теперь на работу выпивши – ни-ни, а прогулы стали караться намного строже.

И нам, руководителям среднего звена, сразу стало легче жить – ведь из детской спортивной школы – невиданное дело! – по статье «за пьянку» уволили двух тренеров! А что бы и другим неповадно было, информацию довели до сведения всех работников народного образования. Эффект был потрясающий – мои моделисты схватились за голову и неделю обсуждают это безобразие, но всухую – без выпивки. А то ведь доходило до того, что я по утрам стояла в дверях и обнюхивала приходящих на работу мужиков:

– Вот теперь, Пашечка, знаю, какой ты пришел! – и ехидным голосом продолжала: – Не дай бог, к обеду от тебя будет пахнуть иначе!

Бог иногда давал, иногда нет, и я не всегда могла вовремя уйти домой – у моделистов собирались посиделки местного масштаба, «умным» разговорам не было конца. Оставалось только взмолиться:

– Ребята, давайте по-быстрому, а то я в детский сад за ребенком опаздываю! – ребята «по-быстрому» допивали, и мы все разбегались по домам.

А прогулы…

В середине рабочего дня в кабинет вбегают две мои девочки – руководители кружков Мухина и Полякова. Мухина, вся в слезах, начинает объяснять, что ходили они в парикмахерскую, а там – «рояль в кустах». То есть откуда ни возьмись, появились важные мужчины в серых костюмах, сгребли всю очередь в отдельный кабинет и начали разбираться – кто пришел в рабочее время, а кто в свободное. А у моих как раз шли занятия в кружках, но детки сами вязали мохеровые шапочки и выпиливали лобзиком узоры из фанерки – пока их руководители – ну ни ума, ни фантазии, право слово! – сидели в парикмахерской.

– Теперь точно сообщат директору! – расстраивается Мухина.

– Сколько раз говорилось – не бросайте детей одних, так нет же!

– А я Лёнечку Емельянова оставила за старшего! – пытается оправдаться Полякова.

– Какого Лёнечку? Горе мое, нашли время ходить по парикмахерским! Идите к детям! – послала я их в кружки и вздохнула: – Ладно, поживем – увидим!

Обошлось – никаких сведений о прогуле моих девиц не поступило, а я их, конечно, не выдала.

***

– Лариса, что-то Лешки долго нет!

– Так давай посмотрим, где он, и что делает, – слышу в ответ.

– Как это?

– Да просто – пошли, посмотрим в его окна – это же элементарно. Знаешь, где живет?

Взяв с собой бутылку вина, мы отправились в «засаду». Сев на скамейку на пригорке перед твоим домом, достали детский бинокль, предусмотрительно прихваченный мной из дому, распечатали бутылку, закурили. Почему-то на окнах не задернуты занавески – вот ходит твоя жена, вот бегают дети. А где же ты?

На дворе стоит теплое лето, вокруг тишина. Вспоминаем недавний чудесный отдых в Теберде – пансионат на склоне горы и пушистых рыжих белок, берущих орешки прямо с руки, купания в холодной горной реке и катания на лошадях, чудесный альпийский заповедник и шумный кавказский рынок. А также очень странных коров, которые пасутся на таких крутых горах, куда и человеку-то не вскарабкаться!

В этих приятных воспоминаниях перед твоими окнами мы забыли о цели нашего появления здесь. Светили высокие звезды, стрекотали кузнечики, бутылка вина заканчивалась, нам было хорошо.

Впрочем, я старалась не искать встреч с Алексеем – это всегда делал он сам…

***

У моего друга Макса есть хобби – археология. То есть все люди как люди – в свободное время кто в лес, кто на речку, а он, видите ли, археолог.